Наследие мертвых - Энтони Варенберг

— Спи, любимый, — говорила Дара, целуя его, как ребенка, в покрытый испариной лоб. — Так ты не сможешь помешать мне сделать то, что я должна.

Пока он пребывал в таком непонятном состоянии, Дара успела навестить "дорогую подругу". Увидев ее, Араминта на миг застыла, а потом бросилась к решетке, до боли вцепилась в толстые железные прутья побелевшими пальцами.

— Дара?

— Здравствуй, — холодно сказала та, оглядывая ее. — Тюрьма тебя что-то не красит.

— Я никого не убивала… твой отец…

— Ты убивала лишь меня, Минта, я знаю. И никак не пойму, за что, — на застывшем лице Дары двигались только губы. — Имея все, ты захотела еще и его. Зря, моя дорогая. Не стоило тебе идти на такую подлость.

Араминта все поняла.

— Так это твоих рук дело? Неужели ты решилась…

— Ты этого никогда никому не докажешь.

— Дара, если я скажу о своей связи с Тариэлем, то потяну его за собой… ты должна мне помочь, иначе…

— Не докажешь, — Дара усмехнулась. — Раньше ты себе язык вырвешь. Потому что ты беременна, и мне это известно. Так вот, до родов тебя не казнят и даже не подвергнут обязательным в таких случаях пыткам. А потом я обещаю, что позабочусь о ребенке Тариэля как о наших с ним детях. Но стоит тебе хоть раз, в бреду или во сне, упомянуть имя моего мужа, клянусь, твоя смерть будет настолько чудовищной, что все демоны преисподней содрогнутся. Ты поняла меня, Араминта?

— Дара, мы были как сестры…

— И ты расплатилась за это со мною сполна. Но только напрасно полагала, что я не сумею защитить свою семью. Ты не оставила мне выбора, Минта.

…Араминта провела пять лун в заключении, до тех пор, пока на свет не появился ее с Тариэлем сын. Дара сдержала слово, немедленно взяв его к себе в дом и наняв лучшую кормилицу. Она никогда не делала различия между ним и собственными детьми, не только не выказывая малейшей неприязни к Элаю, но, напротив, готовая так же безоглядно любить его, как Конгура и Джахель. Доналу Огу она объяснила, что это ее долг перед Араминтой.

— Мы были подругами. А дитя вообще ни в чем не виновато и не заслуживает страданий.

Тариэль, оправившись от своей "болезни", стал ценить Дару еще больше, чем прежде. И самому себе не смел признаться в том, что мертвая Араминта унесла с собою частицу его души. Только вспышки непонятного гнева сменялись у него, как погода, столь же неясной тоской и унынием. Тогда Тариэль шел и напивался до скотского состояния, чтобы ни о чем не думать и ничего не чувствовать.

Трудно поверить, будто Донал Ог оставался в неведении относительно связи Тариэля с Араминтой.

Тем более что маленький Элай был похож на своего отца даже больше, чем Конгур и Джахель. Он не унаследовал от вендийки ни единой внешней черточки, оставаясь точной уменьшенной копией Тариэля. Но Донал Ог предпочитал не вмешиваться в семейные дела дочери. Дара с самого начала дала ему понять, что не допустит этого. Здесь власть всесильного Донала Ога заканчивалась.

Жизнь входила в обычную колею, если сбросить со счетов то прискорбное обстоятельство, что Тариэль подчас делался невероятно агрессивным и устраивал безобразные драки, пуская в ход кулаки по поводу и без повода.

Высокий титул тут вряд ли мог служить достаточной защитой от закона, равно как и наличие влиятельного родственника.

Несколько раз городская стража вынуждена была унимать впавшего в буйство графа и препровождать его в камеру, что отнюдь не улучшало характер Тариэля. Обычно все благополучно заканчивалось выплатой суммы в казну, но Тариэль знал и о возможности куда более неприятных последствий, которых справедливо опасался, однако все равно не мог умерить свой пыл.

Донал Ог пытался образумить его, даже угрожал, предупреждал, что не станет вмешиваться и пытаться как-то исправить положение.

— Ты позоришь меня, — сказал он. — Становишься притчей во языцех у всего Бельверуса, и это приводит в отчаяние Дару. Если тебя вышвырнут из города…

— Если меня вышвырнут, Дара пойдет со мной, — уверенно заявил в ответ Тариэль, — и разделит мое изгнание. Или ты в этом сомневаешься?

Донал Ог не сомневался. Как ни прискорбно, слова Тариэля были чистой правдой. Дара слишком сильно, безоглядно и беззаветно его любила.

— Хорошо, — Донал Ог вздохнул. — Наверное, тут есть и моя вина. Праздные руки — оружие демонов. Не стоило мне отстранять тебя от службы. Но эту ошибку еще не поздно исправить. Я предлагаю тебе вернутся и найти своим силам более достойное применение. Что скажешь?

Ах, если бы эти слова прозвучали раньше!..

— Нет, — твердо возразил Тариэль. — Я не вернусь и не стану служить в тайной охране. Прежде всего, я не собака, которую в любую секунду можно прогнать прочь, а потом стоит только свистнуть, и она прибежит назад, радостно виляя хвостом и готовая на все ради хозяина. Но главное, то, что ты делаешь, способно кого угодно заставить содрогнуться. Я понимаю, насколько опасны маги, но ты караешь всех подряд, правых так же, как и виноватых, не желая ни в чем разбираться. Дурную траву с поля вон, и все! Ты не служишь никому из известных божеств, но жертвы приносишь, многочисленные и страшные, настоящие человеческие гекатомбы… жертвы собственной одержимости, Донал Ог. Раньше я этого не понимал и не видел, я слишком тобой восхищался, а теперь на многое смотрю иначе и участвовать в этом не стану.

— Вот, значит, как ты заговорил… В таком случае запомни, Тариэль: на меня можешь не рассчитывать ни в чем. Даже ради дочери я палец о палец не ударю, что бы с тобой не случилось. Ты превращаешься в бешеного пса, готового вцепиться в руку, которая тебя кормит, а таких принято убивать.

Подобная угроза, звучавшая из уст разгневанного Донала Ога, была равносильна смертному приговору, и Тариэль это отличие;, знал. С момента их разговора он все время ждал расплаты за свою дерзость. И то, что время идет, а он все еще жив и на свободе, его не сильно обнадеживало. Донал Ог никогда ничего не прощал и не забывал. В любой момент его карающий меч мог обрушиться на беспутную непокорную голову Тариэля. Каждый новый день мог стать для него последним. Но он становился только все более неуправляемым, словно человек, которому все равно терять уже нечего.

Таково было положение дел на тот момент, когда Конан появился в Бельверусе и встретился со своим давним приятелем.

— Да, граф, ты здорово запутался, — протянул Конан, дослушав до конца. — Как бы твое нынешнее приключение не обошлось тебе дороже, чем хотелось бы.

— Пока меня защищает титул, по закону мне мало что реально угрожает. Денег у меня все равно больше, чем я в силах потратить, и если речь только о том, чтобы заплатить Эйвоиу и его брату, то я справлюсь с этим легко. Однако если мое дело будет разбираться на совете старейшин при дворе, и Донал Ог окажется против меня, а так оно и будет, я почти уверен, что титула я лишусь в два счета. После чего меня объявят вне закона, а дальше станут судить уже как простолюдина, и…