Наследие мертвых - Энтони Варенберг

Но настал день, когда он призвал Тариэля к себе и сказал:

— Довольно, мой мальчик. Ты сделал больше, чем под силу кому бы то ни было. Даже я не знаю, каким образом тебе это удалось, и могу только восхищаться твоей решительностью, мужеством и ловкостью. Теперь же я полагаю, что нельзя до бесконечности испытывать судьбу, и дальше буду действовать сам.

— Ты хочешь отстранить меня от дел? — Тариэль был не в силах поверить услышанному. — Но это невозможно! Неужели я где-то допустил ошибку, которая разочаровала тебя и заставила усомниться во мне?

— Ни одной, — возразил Донал Ог. — Ни разу я не пожалел о том, что доверился тебе.

— Тогда в чем же дело?

— В том, что у меня есть дочь и внуки, и это единственное уязвимое место, куда мне можно нанести смертельный удар. Пока я знаю, что они в безопасности, я непобедим. Береги свою семью, Тариэль, и себя самого, вот все, что мне нужно. Это мое последнее слово.

Тариэль понял, что спорить бесполезно. Он подчинился приказу Донала Ога, но в глубине души затаил жестокую обиду. Неужели он не годен больше ни на что, кроме как состоять на должности цепного пса при Даре? Он, который в одиночку уничтожил практически всю "верхушку" бельверусских предсказателей, не остановившись перед каким угодно риском? Он чувствовал себя несправедливо оскорбленным и словно выброшенным из настоящей, полной опасностей жизни. Праздная жизнь безмерно угнетала Тариэля, он был оглушен и страшно разочарован. Главное же, ему казалось, что Дона Ог предал его. Ведь Тариэль не требовал от него ни награды, ни какой-либо платы, довольствуясь тем, что ощущал себя нужным человеку, ставшему для него родным. Если же от него никакого толку, то чем он лучше бродячего пса в горах или наемника, служащего ради денег?.. Тариэль не знал, куда себя деть. Горькая несправедливая обида жгла его душу, отравляя существование. Он стал подозрительным и нервным. Если прежде Тариэль не задумывался о таких вещах, как неожиданно полученный им, а вернее купленный для него Доналом Огом графский титул, то теперь ему начало казаться, что у Дары, аристократки по крови, есть все основания считать себя выше него. И что многие знатные господа на балах и приемах смотрят на него со скрытым презрением. Дара видела, что ему не по себе, но не знала, чем может помочь. Чем внимательнее и нежнее она относилась к Тариэлю, тем чаще он платил ей отчуждением и холодностью. В их отношениях возникла трещина, поначалу еле заметная, но грозящая превратиться в настоящую пропасть. Вдруг выяснилось, что Тариэль безумно ревнив, беспочвенно и болезненно. Стоило кому-то из мужчин приблизиться к Даре, он приходил в настоящую ярость, готовый ненавидеть весь мир. Устав от его бесконечных придирок и капризов, Дара однажды воскликнула:

— Что же тебе нужно?! Иногда я просто не знаю, что с тобой делать!

Перед этим Тариэль позволил себе намеки на то, будто бы она как-то по-особенному смотрела на одного из королевских вельмож.

— А что делать таким как Загран, ты лучше знаешь? — язвительно спросил Тариэль. — Я не твоего полета птица, верно?

— Боги, это просто смешно, — возмутилась Дара, — ты забываешься. Неужели ты позволишь давно забытым предрассудкам встать между нами? Я не виновата, что не родилась под забором, дорогой. Тебе лучше успокоиться и перестать городить всякую чепуху. И главное, Тариэль, мне никогда, никто, кроме тебя, не будет нужен. Ты мой муж, отец наших детей, я люблю тебя, никаких иных мужчин для меня не существует.

В тот раз ей удалось погасить готовую вот-вот вспыхнуть ссору. Тариэль опомнился и устыдился своих несправедливых слов. Он ведь тоже любил Дару и не хотел тягостных семейных сцен. Но прошло совсем немного времени, и скандал все-таки разразился. Его невольным виновником стал Конгур.

Тариэль души не чаял в своих детях и сам, играя с ними, превращался в мальчишку, втроем они весь дом переворачивали с ног на голову. Дара в этих случаях только смеялась, с удовольствием присоединяясь к ним и радуясь подобной идиллии. Тариэль был безупречным отцом, Конгур и Джахель его обожали не меньше, чем мать. Но в тот день… Дети затеяли возню за столом, придумав обстреливать друг друга оливками и не обращая внимания на попытки Дары прекратить эти неуместные шалости. Неожиданно Тариэль вмешался, остановив на сыне тяжелый взгляд.

— Что ты делаешь?!

— Извини, па, — хихикнул мальчик, — она первая начала! — и с этими словами запихнул сестрице за шиворот кусок холодной дыни. Джахель пронзительно взвизгнула.

— Дрянь! — Тариэль вскочил и, словно обезумев, наотмашь ударил Конгура по лицу, разбив ребенку нос и губы. — Как ты смеешь так обращаться с едой?! Да я не всегда имел возможность вдоволь есть даже простого хлеба, а ты, щенок, которому все достается даром…

От ужаса и потрясения Конгур не мог даже плакать. Кровь крупными каплями падала на белоснежную скатерть, расплываясь сплошным пятном.

— О боги, — Дара бросилась к сыну, подхватив его на руки. — Тариэль, как ты мог?!

Тот уже и сам понял, что совершил, в отчаянии переводя взгляд с собственной руки, впервые поднявшейся на ребенка, на Конгура. Дара бегом унесла ребенка, и Джахель бросилась за ними.

Тариэль закрыл лицо руками, не в силах сдержать глухие рыдания. Раскаяние рвало душу на части, но в то же время он подумал — они, они все никогда его не поймут. Он взбесился из-за ничего не значащего пустяка, глупой детской шалости, дошел до такой низости, как ударить шестилетнее дитя, и теперь они видят в нем сумасшедшего мерзавца, которому нет ни прощения, ни оправдания.

Поздно вечером Дара нашла его стоящим перед камином. Тариэль, глубоко задумавшись, поставив ногу в высоком сапоге на решетку, мрачно глядел в огонь.

— Что на тебя нашло? — спросила Дара. — Мне едва удалось успокоить Конгура. Ты напугал его едва ли не до судорог. Как ты…

— Как я мог, да? — он резко обернулся. — Пришла сказать, какой я подонок? Ну давай, говори, выскажи мне все! Чего стесняться бывшего слуги? — Тариэль рванул на себе словно вдруг ставший тесным ворот рубашки и направился к двери.

— Куда ты? — тихо сказала Дара, впрочем не делая попыток удержать и остановить его.

— К Баграту, — бросил Тариэль. — Надоело все.

С Багратом, мужем Араминты, он приятельствовал уже давно. Их семьи дружили, и Тариэль не в первый раз в одиночестве отправлялся к своему знакомому слегка выпить и поиграть в кости. Иногда мужчины вместе охотились, в то время как Дара проводила время в обществе подруги детства, Минты. Так что ничего странного в словах и действиях Тариэля не было, и однако Дара ощутила неясный укол тревоги.