Нам с тобой нельзя (СИ) - Орлова Юлианна

—Не могу.

—Отпусти меня, отпусти, — вырывается, но делает хуже только себе. —Я хочу свободы! Ты мне вообще никто!

Я, черт возьми, счастлив, что мы чужие люди.

—Перетопчишься, — блокирую ноги своими. Нежный запах ванили сводит с ума. Ну что за наказание? Я никогда не дам тебе свободы. Не такой, которая может навлечь беду. Нет.

—Я все равно сбегу!

Отрывисто разворачиваю ее к себе и, цепляясь за подбородок, шиплю в полу распахнутые губы:

—Только попробуй, мать твою!

—Ненавижу тебя, ненавижу, — кричит и бьет маленькими кулачками по груди. Слезы градом льются по щекам.

—Тем более, мне терять нечего, — сдавливаю фигурку, втискивая в пространство между двумя колоннами. Глаза Светы расширяются от ужаса.

Бойся меня, правильно.

—ТЫ ВСЕ РАВНО НЕ ОН, СЛЫШИШЬ, НЕ ОН! — лучше бы ударила, честное слово.  Я и без не понимаю, что по всем пунктам проиграю ее замухрыжнику, особенно в том, где числится яркий такой пунктик. Он не убийца, которому не положено иметь слабости, а я да.

—Чем же он так хорош, Света? — в груди словно дыра образовывается. Засасывает.

Света смотрит на меня злобно, взгляд метает искры. Сожги уже меня.

—А чем плох? Коней на переправе не меняет, меня ценит и…полностью удовлетворяет. Ну ты понимаешь, — игриво подмигивает, а у меня лицо застывает в одном выражении. Эмоции сползают вниз. Словно что-то перемыкает в сознании, отрубает к чертям собачьим.

—Что ты…сказала? —шепчу, вглядываясь в голубую бездну перед собой.

Он тронул ее? Что? Когда, мать твою, я круглосуточно знал о том, где она, там все время охрана на хвосте была. КОГДА? Перед глазами медленно расползаются красные пятна боли, она такая реальная, что можно потрогать. Воздух вязкими обрывками заполняет легкие, все словно в вакууме.

—Ты что, правда думал, что я хорошая девочка, которая будет просто так гулять за ручку? Нет, Кирилл мастерски доводит меня до пика наслаждения, мастерски. Ты и в подметки не…

Это срывает мне башку окончательно, я вдавливаю ее тело в себя, вырывая из глотки рваный стон, и вгрызаюсь в губы, больно жаля, заставляя забыть все то, что было до. Во мне больше не работает разум, больше не слышу и не вижу ничего, кроме губ, которые хочется кусать, груди, которую хочется сжимать в руках, нащупывая острые горошинки, тонкой шеи, на которой хочется оставлять следы. Чтобы все знали...она моя.

Девочка, которая довела меня до агонии.

Мое безумие.

Видит Бог, я пытался.

15

СВЕТА

Я не соображаю больше ничего, после слов, кинутых мне в лицо, как шавке подзаборной, меня несет, да так, что я молочу абсолютную ересь, все подряд, лишь бы заставить его чувствовать хоть сотую долю того, что пришлось пережить мне. Хоть капельку той боли, что он целенаправленно причиняет мне, совсем не заботясь о том, что это может убивать. Что меня это убивает уже сейчас, приносит немыслимые муки и заставляет беззвучно кричать в толпе.

Я вижу, как смотрит, вижу, что хочет прикоснуться, но что говорит в тебе? Похоть или нечто другое? Перепалка доводит обоих до пика, это предел, я мысленно отрезаю себе путь к возврату, потому что мы только что на полной скорости пересекли черту, за которой…больше не будет так, как раньше.

Он хватает меня и вжимает в себя, я по глазам читаю, что сказанные мною последние слова сносят планку, вижу по реакции, что это все, а дальше, дальше хоть потоп, потому что есть предел всему, и моему терпению тоже. Есть грани, за которые заходить нельзя, а он зашел и растоптал все, что там было.

Меня медленно разрывает на части, когда сильные руки сжимают в не совсем нежных объятиях, они скорее обреченные, словно он так пытается выдавить из меня остатки любви и нежности. Поднимаю заплаканный взгляд, чтобы столкнуться с чистой яростью, брови сведены на переносице, от него веет алкоголем и сигаретами, противными и гадкими сигаретами, которые он обещал не курить.

Я повторяю по слогам слова, после которых в глазах Никиты загорается нечто абсолютно незнакомое мне, пугающее своей новизной, заставляющее кровь в жилах вскипать.

—Что ты сказала? — приближается вплотную, ожидая ответа, и я лепечу нечто, за что хочется самой себе надавать оплеух, но они дают свой результат, от которого меня с силой прижимают к стене, выбивая весь воздух из легких, не заботясь о том, что мне может быть больно или неприятно. Нет. Он больше не думает, и я больше не думаю. Потому что ощущаю крепкий захват и вгрызающийся в меня поцелуй, горячий, с привкусом алкоголя и боли, разливающейся по венам яркими переливами.

Цепляюсь за шею, пытаясь удержаться, потому что Никита подхватывает меня за бедра, насаживая на себя, мы полностью соприкасаемся телами. Прохладный воздух касается раскаленных от внутреннего жара бедер, ногами на высоченных каблуках упираюсь в накаченные ягодицы мужчины, сильнее всаживая в него каблук. В носу плотно обосновывается его запах, запах, не похожий ни на что другое. Жадно веду носом по слегка влажной от пота коже, понимая, что, возможно, после этого взрыва опять наступит отрицание. Наше принятие краткосрочное, как вспышка, а откат затем долгий, вязкий и соткан из сожаления.

Сильные пальцы вжимаются в бедра, принося боль. Я пытаюсь отвечать на это безумие, но на деле, лишь полностью подчиняюсь напору. Язык грубо вторгается в меня, одновременно с этим слышится треск ткани, платье плавно оседает на талии, оголяя грудь. Никита лишь на секунду отрывается от меня, чтобы опалить взглядом, полным вожделения и нетерпения. Затем такими же одержимыми поцелуями он покрывает шею, пальцами пробираясь к самому сокровенному, я выгибаюсь как кошка, сдавленно постанывая на каждое новое касание.

Это настолько приятно, что теперь хочется плакать от счастья. Я сама впиваюсь пальцами в взлохмаченную шевелюру, тяну на себя, прижимая сильнее, чтобы ощущать острее и больнее. Пальцы нетерпеливо погружаются в меня, одновременно с этим Никита обхватывает сосок, прикусывая последний, чем вырывает из горла сдавленный писк. Прикрываю глаза, не в силах больше терпеть, это все похоже на нереальность, сон, как мне кажется. Вновь и вновь меня откидывает на какую-то горку, а затем я с высоты падаю вниз, раскалываясь на миллион осколков.

—Пожалуйста, — откидываю голову назад и больно бьюсь затылком, когда слышится возня, тяжелая пряжка ремня отскакивает и прижимается к бедру, мурашки мгновенно покрывают тело, волосы электризуется, я вся как оголенный провод. Никита резко толкает меня на себя, секунду смотрит в глаза, сдвигает трусики, а затем грубо вторгается в меня горячим членом, одновременно вгрызаясь в рот.

Секундная боль пронзает тело, я громко кричу, не готовая к такому напору, это слишком больно, так больно, что снова плачу, прикусывая губу Никиты. Жмурюсь и только спустя целую вечность открываю глаза, сталкиваясь с ошарашенным взглядом, наполненным теперь уже не столько яростью, желанием, сколько шоком, граничащим с паникой. Он за секунду понимает все и утробно рычит.

—Что ты…? — осматривает меня, потом переводит взгляд вниз, пытается все отстраниться, пока я снова прижимаюсь к нему, не давай выйти. Нет.

—Блядь, Света, — Никита громко ругается и стонет, а затем ударяется лбом о стенку рядом со мной. Надсадно дышит. —Почему с тобой так сложно?! Почему, блядь?!

Я бегло стираю слезы с щек, щепчу на ухо:

— Не дай мне запомнить свой первый раз таким, — обвиваю его шею и оставляю нежный поцелуй на подбородке.

Захват на талии ослабляется. И мужчина мучительно медленно выходит из меня, чувство пустоты плотным кольцом окучивает подрагивающее тело.

Он поворачивается ко мне, цепляет за подбородок и целует. Уже не так, словно это последний раз, уже не так, словно крадет. Нет, все плавно, нежно, я веду пальчиками по лицу, нащупывая мельчайшие шрамы, проводя по ним бережно, нежно. Никита осторожно ведет ладонями по спине, обхватывает ягодицы, чуть сжимает и отпускает, несет меня куда-то. Я в себя прихожу только тогда, когда ощущаю под собой прохладную постель.