Край, где Кончается радуга - Николай Полунин

– Дьявольщина, – приговаривал Вест, вытряхивая из ушей рабочую скороговорку Литейщиков, – вот дьявольщина.

– Убедился теперь? – сказал Пэл. – Пойдем посидим… э, да тут занято.

У стены, под самым выходом труб, росли худосочные кусты с будто рубленными листьями, покрытыми копотью. Они окружали вытоптанную площадку, а вдоль стены были выстроены ящики, и на них сидело пятеро или шестеро вокеров, все в серых робах, один в куртке поприличней. В троих Вест сразу узнал Литейщиков, остальные – неопределенные. Побелка была стерта с бетона до уровня плеч. Один из Литейщиков был пьян. Они все были хорошо, но этот особенно.

– Да я чтоб ребятам своим пожалел, да когда это было, – сказала синяя куртка. Вест сейчас же подумал, что где-то этого типа уже видел. – Чтоб я один там чего-то где-то… верно, мужики?

– Вер-рна, – соглашались двое, которых он приобнял за плечи.

– Свои ребята, ну.

Вест точно его уже видел. Он придержал Пэла, вознамерившегося, по обыкновению своему, устранить помеху кулаками. Пэл пренебрежительно хмыкнул, но остался на месте. Куртка бубнил:

– Ща идем еще, у меня там есть, два дня гуляем, три дня гуляем. За папаню моего. – Он вдруг зарыдал. – Новопреставленного…

– Ланно-ланно-ланно, – зачастил Литейщик, что справа, – будет, будет, господин старшой, будет…

Куртка утерся, мызганул лапой по лицу.

– Я, мужики, завсегда с вами, с народом то есть, – заявил он. – И то: папаня тут, папанин папаня, корень, понимаешь, нашенский отсюда, – он постучал по ящику, – отсюдова, вот…

– Эта… труба, значит, так? – встрял пьяный. – Тут, эта, конус, понял? Труба ид… идет на конус, налезает, так? Диаметр уве… увеличивается, а толщина стенок, – он хлопнул кулаком о ладонь, – не меняется! Это как тебе, а?

Все посмотрели на него. Вест тоже посмотрел на него.

– Чего? – спросил Куртка.

– Be… увеличивается, – сказал пьяный, – а толщина стенок… не меняется!

– Трубы?

– Не… не меняется! – сказал пьяный и уронил голову. Куртка некоторое время ждал продолжения, а потом завел свое:

– А скажи, теперь что? Теперь, понимаешь, чуть чего, кто решает? Во-о! У кого то, понимаешь, у того, там… Нет, и правильно, правильно! (Праль-на! – вняли остальные). И вы мужики, давай сразу, если чего, не стесняйтесь! – он примолк. – Щас пойдем, – сказал он после паузы, – щас. – У меня там… Но уж работу ты мне изволь! – завопил он, будто ему воткнули шило. – Уж изволь!

– Да, это уж да, – невозмутимо соглашалась аудитория. Пьяный опять проснулся.

– На конус, понял? На расширение. А толщина стенок…

Вест глянул на Пэла. У того было такое выражение, будто у него болят все зубы сразу.

– Ты чего? – спросил Вест.

– Жду.

– Чего ждешь?

– Когда ты поумнеешь.

– А, – сказал Вест, но все-таки обиделся.

– На кой тебе эта мразь, – взъярился Пэл, – целоваться с ними ты будешь?

– Не буду, – сказал Вест обиженно. – Но вот того, в куртке, я уже где-то видел, только не вспомню никак.

– Которого-которого? – Пэл хищно выставил нос поверх куста, присмотрелся: – Ерунда, сказал он убежденно, – подумаешь, видел.

Вест пожал плечами. От ящиков доносилось:

– Из третьих подручных, из третьих! На откатке стоял, лопаткой греб. Как папаня, бывало…

– Не… ни… не уменьшается! По-ял?

– Короче, так, – сказал Пэл, – если через…

Но тут компания как-то разом поднялась и, обнявшись, пошла вдоль стены, ища, где та заканчивается. Они и пьяного взяли с собой, он спотыкался следом, бормоча и время от времени чуть не падая. Пэл с Вестом наконец уселись.

– Уф! – Вест вытянул ноги.

– Извиняюсь, господа хорошие, – продребезжал сбоку голосок. Они повернулись.

Под самым кустом сидел на отдельном ящике дедок – зеленобородый и гаденький. Под носом у дедка висела сопля, он, видно, только проснулся, потому его и не было слышно. Дедок проморгался и оживел.

– Извиняюсь, господа хорошие, – повторил он, – брикетика не отыщется завалящего?

– Откуда ты, дед? – спросил Пэл.

– А отсюда, сынок, отсюда, тут я, живу я тут.

В глубине кустов Вест увидел нору, свитую в пуке непонятно как взявшегося здесь сена.

– А сколько тебе, дедуля, годков? – продолжал спрашивать Пэл.

– А и не считаю, сыночек, не считаю. Чего их считать-то? – Дедок опасливо забегал глазенками и съежился. – Может, требуется чего? Посудки там, бумажки расстелить?

– Ну не мразь ли, – сказал Пэл, обращаясь к Весту. – Ведь вот так вот он здесь и подъедается. – Вест дернул головой, не мешай, мол.

– Дед, – спросил он, – ты этих, что только ушли, знаешь?

– Я, сынок, всех знаю, – дедок утерся, – всех наших, комбинатских. Кто с цеха с каждого, все-ех… Забывать маленько начал, а так знаю, да…

– В синем, старшой, он кто?

– А Григги это, старший рабочий. Пога-аный, одно слово. Как пацаном поганым был, так и вырос, и в старшие выбился, а все единое поганый. Песня его вечная – я, я всем вам брат родной! А сам, слыш-ка, дома морду всякими припарками мажет, он ить по “приличным местам”, – передразнил дедок, – шастает, по бабам, ему, вишь, зазорно, что его рожу все моментом распознают. Пога-аный. Слыхали, про папаню пел? Что преставился, сердешный? Ить тоже врет! Помню я era батюшку, тот еще на формовке бы был, пить бы ему в меру, а ить так что? Под крюк и попал… Да тому уж годков пять, а то поболе.

Совсем дедок оживел, и видно было, что тема ему приятна, и он готов развивать дальше. А Вест вспомнил. Этого типа с лицом, как подметка, он видел в памятную ночь у Абрахэма Кудесника. Одет был тип не так, и говорил совершенно не так, но Вест его вспомнил. Ну-ну, подумал он, Литейщик в третьем поколении…

Он откинулся и коснулся затылком бетона. Что же здесь так воняет? В дополнение ко всем бедам еще и воздух пропитан отвратительной вонью. Весту пришло в голову, что запах – это запах тех веществ, того, скажем, газа, который и есть то самое воздействие. То, что вызвало невероятные изменения у Наума, внешние, как их, фенотипические, он же с Той стороны, а теперь Ткач и Ткач, не отличишь. Или сам воздух такой в этом чертовом Городе, будь он тысячу раз проклят. Чушь собачья, тут же подумал Вест. Просто Комбинат. Здесь, на территории, особенно хорошо чувствуется, на Десятых – там вообще не пахнет. Нет, это было бы слишком просто, если дело только в воздухе.

Отдохнув, они пошли за ограду. Пэл указал куда, и Вест подчинился. Мразь не мразь, а делать тут решительно нечего. Не здесь надо искать. А где? Одно “где” теперь есть: Наум, Он, и то знание, которое я получил от него. Но этого мало, и поэтому я ищу второе “где”, но это второе мне скажет Пэл, и, значит, его тоже мало. И, я надеюсь, что есть еще третье “где”. что я найду его сам, очень надеюсь… А пока – Пэл. Вот идет. Пэл, дружище, как бы мне хотелось не думать всего этого, а идти весело и чувствовать рядом друга. И только. Оказывается, так не бывает нигде, нигде не может быть, чтобы “и только”, разве что в детстве. Ничего, как-нибудь. Устал я просто, а так ничего. Как это он сказал: хочу ли я увидеть живой плод вопиющей глупости кое-кого в Страже? То есть? – спросил я. Из-за этого… м-м… заведения, сказал Пэл, Стражу трясет двадцать лет. Как там что держится, не пойму, сказал Пэл, все вроде бы против, а ему хоть бы чих. Кому – ему? – спросил я. Чему, а не кому, поправил меня Пэл и сказал: а вот увидишь. Сегодня же ночью, хочешь? И я сказал: хочу. Глупости власть предержащих всегда были пищей для мятежных костров. Правда, тем временем можно вконец развалить страну, но это уже детали…

А на выходе из дыры в заборе к Весту подошли четверо. Один, бритоголовый, с абсолютно оловянными глазами, спокойно приблизился вплотную и стал выворачивать Весту карманы. Это было до того нагло и неожиданно, что Вест оторопел. Трое стояли немного позади, а оловянноглазый молодчик методично работал. Пэла не было. Он как раз отстал – задержался у норы с дедком – и сказал, чтобы Вест шел потихонечку, он догонит. Половинка оранжевого брикета в упаковке, миниатюрные клещи, прихваченные им в одной из мастерских, всякая мелочь – все исчезло в мешочке, привешенном к поясу оловянноглазого. Вест очнулся. Он сделал маленький шаг вперед, прочно наступил молодчику на ногу и одновременно толкнул его в грудь обеими руками. Молодчик рухнул, и Вест с удовлетворением отметил хруст рвущихся связок. Потом он увернулся от двоих, воткнул прямые пальцы одному в горло, но третий его достал, и он больно ударился затылком и копчиком о забор и землю. Оставшиеся двое замолотили ногами, он закрывался и закрывался, пока не понял что его больше не бьют, а наверху раздается рык и какие-то взвизги.

…– Ну, вставай, вставай, – приговаривал Пэл. Вест увидел себя все еще на земле, но чуть поодаль. Все четверо остались на месте и совсем не двигались. – Вставай давай, пора уж.

– Ох, – сказал Вест, – ну я и… Здорово они…

– Еще как, – сказал Пэл.

– А как? – Вест прищурил незаплывший глаз. Средние суставы пальцев на левой руке уже начинали пухнуть. Вест был левша.