Жертва любви - Джорджетт Хейер

– Приношу мои извинения. – Герцог слегка склонил голову. – Вы не должны забывать о моих преклонных годах, в силу которых мне трудно иногда объективно оценить поведение современных молодых людей. В дни моей молодости, даже будучи навеселе, мы не стрелялись в игорных домах…

– Произошла ошибка, сэр, и я выражаю сожаление.

Герцог с саркастической улыбкой произнес:

– Меня не интересуют ваши чувства, Вайдел. Но то обстоятельство, что вы своим дерзким поведением заставляете волноваться вашу мать, затрагивает меня несомненно. Этого я вам не прощаю. Вы покинете Англию. И немедленно.

Вайдел был очень бледен, у него подергивался уголок рта.

– Я останусь и понесу наказание. Герцог поднял к глазам монокль и посмотрел сквозь его стеклышко на сына.

– Вы покинете Англию не затем, чтобы спасти свою шею, и не потому, что я так хочу. Вы уедете, чтобы избавить свою мать от дальнейшего беспокойства за вашу судьбу. Надеюсь, я понятно выразился?

Вайдел нетерпеливо прошагал к окну и обратно, потом дерзко взглянул на отца:

– Вполне. А если я не поеду, что тогда?

– Не хотелось бы прибегать к этому без необходимости, но предупреждаю – вы будете отправлены против вашей воли.

У маркиза вырвался короткий смешок.

– Ей-богу, я верю, что вы так и сделаете! Хорошо, я поеду.

– Вам следует сейчас же зайти попрощаться с матерью, – посоветовал герцог, – потому что еще сегодня вечером вы доберетесь до побережья.

– Как скажете, сэр, – равнодушно ответил Вайдел. Он взял со стола перчатки и шляпу. – Вы хотите еще что-нибудь сказать мне, сэр?

– Совсем немного. Ваше самообладание меня восхищает, мысленно я аплодирую вам.

– Я считал, что именно его отсутствие задевает ваше самолюбие, милорд. Но до вас, разумеется, мне далеко.

Эйвон улыбнулся:

– Не надо считать меня безмозглым, мой мальчик. Я прекрасно знал, что вы захотите бросить мне в лицо упрек в моем небезупречном прошлом.

– Признаюсь, сэр, я нахожу вашу нотацию немного смешной.

– Забавно, не правда ли? Я вполне разделяю ваши чувства. Но я никогда не хотел, чтобы мой сын выбрал ту дорогу, по которой шел я. Согласитесь, мой богатый жизненный опыт известного волокиты дает мне право судить. – Герцог встал и подошел к камину. – Теперь о более насущных проблемах. Вы можете брать деньги в банке у Фоли в Париже, разумеется.

– Благодарю вас, сэр. У меня достаточно денег для моих нужд, – ответил маркиз сдержанно.

– Поздравляю. Вы первый из Алайстеров, когда-либо произносивший такие слова. Вы найдете свою мать наверху.

– Тогда я покидаю вас, сэр. Примите мои извинения за те неудобства, что я причинил вам. – Вайдел резко повернулся на каблуках, и, когда уже взялся за дверную ручку, герцог Эйвон вдруг сказал:

– Кстати, Вайдел, мой рекорд устоял?

– Ваш рекорд, сэр? – обернувшись, недоуменно нахмурился сын.

– Три часа сорок семь минут, – пояснил его светлость спокойно.

Вайдел невольно рассмеялся.

– Нет, сэр, ваш рекорд побит.

– Могу я узнать новый?

– Три часа сорок четыре минуты. Но двуколка была специальной конструкции.

– Моя тоже. Я рад, что вы улучшили мое время. Если бы я был лет на двадцать моложе…

– Умоляю вас не предпринимать таких шагов, сэр, – быстро сказал Вайдел. Он колебался, лицо его теряло жесткое и злое выражение, взгляд смягчился.

Оставив ручку двери, он снова подошел к герцогу.

– Простите меня, сэр. – Он взял худую руку отца в свою и поднес ее к губам. – Adieu, mon реrе[21].

– Лучше скажем, au revoir[22], – ответил герцог Эйвон. – Не благословляю вас, поскольку это не принесет вам ни малейшей пользы.

Достигнув наконец взаимопонимания, отец с сыном расстались.

Свидание с матерью длилось гораздо дольше и проходило еще тяжелее. Хотя она не упрекала сына ни в чем, но была так огорчена, что маркизу стало больно – он не мог видеть свою мать несчастной.

– Простите меня, это все мой проклятый характер, —виновато твердил он. Она кивнула:

– Я знаю. Это и делает меня столь несчастной. Хотя люди говорят, что ты дьявол, как все Алайстеры, я-то знаю, что ты унаследовал мой темперамент, mon pauvre[23]. Часть моей дурной крови течет в твоих жилах. – Она горестно покачала головой. – Мсье де Сент-Вир – мой отец – был совершенно невыносимого, отвратительного нрава. Горяч, бешено вспыльчив, мстителен и жесток. Знаешь, он застрелился, что было для такого человека вполне логичным концом. У него были рыжие волосы, как у меня.

– У меня этот признак отсутствует, – улыбнулся маркиз.

– Да, но ты очень похож на меня, и, когда впадаешь в бешенство, поступки твои становятся настолько неразумными, что ты можешь убить человека. Признаюсь, в юности мне даже нравилось, когда стрелялись, – разве это не страшно? И хотя сама я никого не застрелила, но очень часто мне хотелось это сделать. Очень часто! Однажды я хотела выстрелить в отца, что навсегда шокировало Руперта; но тут появился Джастин и не позволил мне выстрелить. Видишь, Доминик, я вовсе не респектабельная особа, и ты такой же, весь в меня. Поверь, я очень хочу, чтобы ты стал всеми уважаемым достойным человеком, и не желаю, чтобы они звали тебя дьявольским отродьем.

– Простите, maman, но как же я могу стать таким, если мои предки с обеих сторон были столь кровожадны?

– Нет. Алайстеры – совсем другое дело, – быстро сказала Леони. – Пойми, в свете никогда не осудят, если ты имеешь много. affaires[24]. Конечно, тебя назовут распутником и даже дьяволом, но распутство и игра вполне в духе времени, и это никого и никогда не лишало уважения. Но если твои поступки непонятны другим и сопровождаются бесконечными громкими скандалами, тебя больше не уважают, и общество может от тебя отвернуться.

Он смотрел на нее, улыбаясь.

– Но что же делать, maman? Я могу пообещать вам стать порядочным и респектабельным, чтобы только успокоить вас, но ведь от этого ничего не изменится, и я вскоре нарушу данное обещание.

Она взяла его за руку.

– Послушай, Доминик, я долго думала и решила, что единственный для тебя выход – это влюбиться и жениться, – с таинственным видом сказала Леони. – Ведь Джастин до женитьбы на мне был тоже большим повесой. A vrai dire[25], у него была самая дурная репутация. Его звали Сатаной. Он сделал меня своим пажом, потом стал моим опекуном, это было нехорошо, но он хотел отомстить графу де Сент-Виру. А потом герцог влюбился и женился на мне. И знаешь, с тех пор он перестал быть повесой, и я не могу припомнить ни одного ужасного поступка с его стороны.

– Но мне никогда не найти такой женщины, как вы, maman. Если же найду – обещаю: я женюсь.