Топор гуманиста - Александр Тюрин

Я ловил ее руку, руку матери и просил прощения. Лицо матери нахально сменялось физиономией Хелен, мордой медведицы, кустом сирени, обглоданным черепом, сухим пнем.

— Поэтому мы тебя выбрали, а не прикончили, — донесся трескучий даже искрящийся голос Хелен. — Ты живешь с нами в одном лесу. Ты составляешь вместе с нами один лес, оттого твои идеи нам очень помогли. Придумав «Секту», ты как бы дал нам план действий…

В следующее просветление я нашел в своей комнате всю сектантскую шатию-братию, включая Пеку и Оксану. На этот раз их физиономии мне показались симпатичными, даже родными.

— Ну вы пришли вовремя. Надеюсь, я стал относиться к вам лучше не из-за микрочипа, а потому что вы умылись и причесались.

Мы уселись на ковре в кружок, взялись за руки и сразу все понеслось. Никто не приставал с заданиями, не лез с наставлениями; я знал, что делать. Ковер пророс цветами, стебельки и травинки щекотали голые ноги. Потолок стал подниматься, а мы начали опускаться. Я видел, что из ковра-лужайки торчат только головы, какой-то цветок щекотнул мне нос, я чихнул, а затем настала мгла. Мы были уже под землей. Иногда легкие всполохи позволяли увидеть чернозем, белесые корешки, червяков и куколок, кротовьи ходы. Следом наступили гранитные немного мерцающие толщи, дальше базальтовые, глянцево-черные. Потом была тьма, слегка подмазанная багровым излучением, в ней принялись мелькать лица и тела, они теснились все кучнее, быстро утончались, делались струйками, голоса превращалась в назойливое жужжание.

И наконец остались только вихри, искрящиеся разрядами вихри. А еще ниже стихли и вихри, была только потрескивающая пустота, впрочем присутствовали какие-то скрытые и мощные течения.

Потом я перестал их чувствовать, и сразу в меня вошла вся мощь и многомерье вихрей, и миллиарды лиц и тел, и хлопотливая жизнь корешков, червяков, бабочек, мышек, птичек. Я сразу оценил их убогое житие: еда, выделение, размножение. Но то были всего лишь вектора, по которым напирала жизнь. Стали ясны клавиши, на которых играли Создатели. И сейчас мы могли подвинуть этих Великих и занять их места. Мы сделаем так, что миллиарды клеточек-особей, в которые вливается жизнь, заощущают себя частицами целого и будут сознательно служить общим целям.

Потом словно на лифте я проехался вспять, в исходную комнату. Все члены нашей команды поднялись на ноги, выдохнули и отправились в подвал. Там нас стало уже двадцать. Мы начали брать из ящиков оружие. Я подхватил автомат «Интерармс» 7,62 — это что-то вроде Калашникова — с лазерным целеуказателем и подствольным гранатометом. Люблю увесистое оружие. Скрепил клейкой лентой три магазина. Пека взял автоматический гранатомет, крупногабаритная Оксана — крупнокалиберное помповое ружье. Потом мы принялись переодеваться. Одни напялили белые халаты медработников, другие — синие спецовки техперсонала. Негры и желтолицые натянули на головы черные маски. Я облачился в спецовку и вместе с еще шестью товарищами уселся в фургончик с надписью на борту «муниципалитет Питтстауна». При этом я чувствовал почти физически, что меня как стакан наполняет новая сила и новая воля. Я ощущал себя кровеносным сосудом большого и умного организма.

Мы двинулись от клиники к центру города и остановились возле старого и приметного конторского здания на Кингсроуд. Построили его еще в сороковых годах, здесь обосновались филиалы и даже штаб-квартиры известных и крупных компаний.

Кстати, когда мы подъезжали, я заметил, что с четырех сторон у дцадцатиэтажного дома пустое пространство: площадь, автостоянка, еще одна автостоянка, небольшой скверик.

Мы остановились не с фасадной стороны. И вошли через служебную дверь, пронося оружие в ящиках для инструментов и под мешковатой одеждой. Сонный охранник ни одним усом не шевельнул. Дальше мы разделились. Я вместе с Пекой переместился в сортир последнего этажа, где мы достали оружие, я свой «Интерармс», он — коротенький пистолет-пулемет «Беретта 951Р» и автоматический гранатомет. В кармашки моей куртки легли гранаты. Еще надели мы и пояса с самохватами. К ним полагался моток тоненького, но крепкого тросика с якорем на конце. Напялили очки переменной прозрачности, наушники с микрофонами, прицепили цифровые кодирующие приемники-передатчики.

Потом открыли чердачную дверку и поднялись еще выше. В смысле, оказались на крыше. Я подошел к самому ее краю и понял, что не испытываю никакого дрейфежа. Я, конечно, никогда не паниковал насчет высоты, но относился к удалению от почвы с достаточным уважением. А сейчас ничего такого, никакой слабости в мошонке, словно я был ростом до самой земли. Я даже немного наклонился и плюнул вниз.

Зацепили мы с Пекой тросики за печные трубы и стали спускаться на двенадцатый этаж. Когда наши ребята с первого этажа пошли в атаку на ближайший пост охраны, двинулись и мы. Сперва в намеченное окно влетела ослепляющая граната из моего подствольника. Следом ввалились и мы с Пекой. За окном была комната, где располагался второй пост охраны и наблюдения.

Там было четверо, из них двое в штатском. Они, естественно, крепко зажмурились. Тех, что в форме, мы сняли сразу. Они и испугаться не успели. Когда человек в штатском прикиде потащил ствол из своего пиджака, я засадил в него очередь. Он еще не упал, но во лбу уже появилась дырочка, другое отверстие, что под кадыком, вытолкнуло первую порцию крови. Пека, не колеблясь, прострочил последнего обитателя комнаты. Я проверил — оружия при нем не было.

А еще я заметил, что не совершил ни одного неточного движения, значит не было ни сомнений, ни размышлений.

Пека выскочил за дверь и через несколько секунд сообщил мне, что я могу выдвигаться на следующую позицию.

Кто-то стрелял из другого конца коридора, из подсобки. Я не смог точно прицелиться и жвахнул туда из подствольника. Бубухнула граната, кому-то заплохело и стрельба прекратилась. Мы с Пекой предложили быстренько залечь всем оказавшимся в коридоре. Впрочем, они сами действовали так оперативно, будто им жилы подрезали. Я перестал ощущать в ближайшем пространстве какую-либо агрессивность, кроме той, что источали мы с Пекой. Одна за другой мы открыли пяток дверей, за ними были большие конторские помещения, перегороженные невысокими ширмочками. Я чувствовал то же, наверное, что и китобои, которые наткнулись на стадо китов. Передо мной ничего, кроме беззащитного заложничьего мяса. Они могут закричать, могут испортить воздух и обмочиться, но не более того. Даже скучно стало, охота ведь еще порезвиться и поразмяться.

Но пора чистить и подметать следующий этаж.

— Дуб, Дуб, вызывает Вяз, — сказал я в микрофон человеку, который был нашей «ветвью». (А мы соответственно являлись его «листьями».) — Первая часть маршрута пройдена. Ликвидировано от четырех до пяти «заноз». Ущерб заложникам минимальный.

— Спасибо, Вяз. Продолжайте. В правом крыле на четырнадцатом этаже внешним наблюдением зафиксировано пять «заноз». Воспользуйтесь шахтой грузового подъемника.

«Дуб» — это Эминов. Работает нью-йоркский представитель. Его мозг быстр и точен. Он чувствует реальность и внереальность гораздо острее меня. Он гораздо проще воспринимает волны и импульсы, которые должны породить пока еще маловероятные события.

Я сковырнул панельку вызова лифта и отключил подачу сигналов. Нам конкуренты не нужны. Теперь отжать дверки и вверх по тросу.

Влезать на этаж будем не возле пола, а в районе потолка, так неожиданнее. Тем более, что меня окатила волна чьей-то сосредоточенной «деловой» злобы. Пека резко отжал створки двери, я шмальнул из автомата, а затем уже спрыгнул на пол.

И действительно нас ждали. Только потому, что я разместился кверху от проема, не схлопотал пару очередей в пузо. Потом Пека швырнул гранату. В этом коридоре хватало людей и помимо охранников. Через пять секунд на полу лежало семь трупов, заляпанных красным, — двое охранников и пятеро клерков, в том числе девушка. Через десять секунд до меня дошло, что можно было поступить и иначе: мне задержаться возле потолка, а Пеке швырнуть пару дымовых шашек. В этом случае я бы скорее разглядел противников, чем они меня. Допустили мы ошибочку — впрочем, моего напарника это не слишком обеспокоило.

Я бежал по коридору, по стенам которого жались перепуганные полусумасшедшие полуотключившиеся заложники. Они словно сопли были размазаны, такие же противные.

За стенами располагались компьютерные залы — я полоснул бронебойными очередями направо и налево, поверх голов, и услышал как там все попадали со страха, увлекая за собой на пол клавиатуры и мониторы. Это мне, наконец, понравилось. Похоже, я люблю ощущать запах бздения.

В конце коридора возле дверей пассажирских лифтов мы остановились. Наступил перерыв. В здании никто нам больше не сопротивлялся. Прежде чем Дуб-Эминов сообщил это, все стало ясно по потоку радости, испускаемому всей нашей группой.