Невинность палачей - Барбара Абель

Алин снова берет пистолет и сжимает пальцами рукоять.

– Вы трое! – Она указывает на бухгалтера, рецепционистку и молодую мать. – Быстро встаете и следуете за нами!

– Что вы сделали с кассиром? – спрашивает Тома Пессен испуганно и подозрительно.

– Скоро узнаете, – холодно отвечает Алин.

Леа Фронсак заходится рыданиями.

– Отпустите меня домой, умоляю! – стонет она, окутывая Алин молящим взглядом. – Вы – мать, вы можете меня понять! Моему сыночку всего три, он остался один дома, и ему очень страшно! Умоляю! Я ничего не скажу, клянусь! Я вернусь домой и все забуду! Вы должны мне верить!

Мольбы не оставляют Алин равнодушной. Она отлично представляет, какие муки сейчас испытывает Леа. Страх, чувство вины, предположения одно другого хуже, ведь с мальчиком могло случиться что угодно… И тягостное ощущение беспомощности. Пожалуй, это единственное, что отличает их друг от друга. Алин испытывает тот же страх, то же чувство вины и так же мучается неизвестностью относительно будущего Тео. Но, по меньшей мере, она может еще попытаться ему помочь. И, чтобы защитить сына, ей нельзя рисковать. А освободить сейчас Леа – это риск.

– Да, я тоже мать, – хлестко отвечает она. – И, как мать, я бы никогда не оставила своего трехлетнего сына одного дома. Даже на пять минут.

Этот неистовой силы упрек обрушивается на Леа с жестокостью, присущей одной лишь правде. Опустошенная, молодая мать проваливается в протяжный стон отчаяния и тоски.

– Встать! – приказывает Алин, повышая тон, чтобы противостоять впечатлению, которое производит страдание Леа на ее материнское сердце, и чтобы заглушить ее стенания. – Тео, помоги этим троим подняться!

С ловкостью, которую еще пять минут назад в нем трудно было заподозрить, Тео помогает заложникам встать на ноги, после чего под угрозой пистолета Алин уводит их вглубь магазина. Подросток остается с Жермен.

Звук открывающейся двери… Потом она снова захлопывается.

Тишина. И снова те же звуки. Тревожно… Загадочно… Невыносимо.

Жермен Дэтти наблюдает за мальчиком, а тот, со своей стороны, не мигая смотрит на нее.

– Тебе, наверное, больно, – говорит она, вкладывая в голос все сочувствие, на какое только способна.

Выходит, надо признать, не слишком убедительно.

Тео не реагирует. Просто смотрит на старуху, не выказывая ни малейших эмоций. «Теперь-то он делает все, что говорит мать, – проносится в голове у пожилой дамы. – Жаль, что не послушался, когда она требовала отдать пистолет…»

– Ты в порядке? – предпринимает она новую попытку.

Никакого ответа.

– Ну, как хочешь, – вздыхает Жермен Дэтти.

Секунды утекают в напряженной тишине, и впервые с момента появления в мини-маркете грабителя Жермен посещает дурное предчувствие – это необъяснимое ощущение, которое отдается внутри как аварийный сигнал, раздражающий и настойчивый, и его нельзя отключить… Почему они увели остальных, а ее – нет? Где остальные и что с ними стало? Что такого могло случиться с ее инвалидной коляской? Что они с ней хотят сделать? Вопросы вертятся в голове, и ни на один она не находит хотя бы приблизительного ответа.

После паузы, которая кажется несоразмерно долгой, она наконец слышит шум в глубине магазина. Появляется Алин, лицо у нее озабоченное.

– Так, с этими управились, – заявляет она, и видно, что нервы у нее на пределе. – Мы уезжаем!

– Как будем выбираться? – с волнением спрашивает у нее Тео. – Через заднюю же дверь нельзя!

– Выбора нет. Поднимем жалюзи и выйдем прямо к машине.

– Это риск…

Алин отметает все сомнения. Они излишни.

– Другого решения я не вижу. Помоги посадить ее в кресло! – И она указывает на Жермен Дэтти, которая не упускает из этого диалога ни слова.

– Оставьте меня в покое! – возражает старуха. – Зачем я вам? Где остальные?

Алин и Тео хватают ее за руки и одним согласованным движением усаживают в инвалидную коляску.

– Могу я узнать, что происходит, или это слишком трудный для вас вопрос? – вопрошает она уже без своего обычного равнодушного сарказма.

– Приятно видеть, что некоторые вещи вас все-таки волнуют, – иронично откликается Алин, но ответа на вопрос не дает.

– А мне приятно видеть, что вы еще не совсем оглохли! – изрекает Жермен Дэтти, которая на этот раз сдержаться уже не может.

Она в своей коляске, но руки связаны за спиной и сидеть очень неудобно, на что она начинает громко жаловаться.

– Если вы вострите лыжи, было бы большой любезностью сперва меня развязать! Чем я могу вам навредить, в моем-то состоянии?

– Поэтому мы и заберем вас с собой! – сообщает ей Алин.

Алин Верду

Услышав, что мать и сын твердо намерены прихватить ее с собой, Жермен Дэтти разражается потоком протестов. Алин не обращает на язвительные ремарки пожилой дамы внимания. Она знаком дает Тео понять, что ей требуется помощь, чтобы переместить трупы, до сих пор лежащие на полу в центральном проходе, в боковой проход.

Начинают с Мишель Бурдье – хватают каждый за руку и тащат ее, тяжелую, к двери в подсобку. Труп еще не успел окоченеть и напоминает груду чего-то белесого и рыхлого. Кажется, что ее широко открытые глаза смотрят прямо на них, и не нужно иметь большую фантазию, чтобы разглядеть в пустых зрачках и упреки, и обвинения. Голова ее, болтаясь в ритме шагов, обвиняет не менее красноречиво.

– Не смотри на нее! – советует Тео мать, видя, что подросток не может оторвать глаз от этого жуткого зрелища.

Тео кивает и старается не смотреть. Через несколько мгновений они с чувством облегчения оставляют свою ношу возле входа в комнату для персонала.

На обратном пути Алин сворачивает в отдел моющих средств и прихватывает несколько половых тряпок и адсорбирующих салфеток, а еще – перчатки для мытья посуды, которые спешит натянуть.

– Найди на полке мусорные пакеты, – просит она Тео.

Подросток бегом бросается в правый проход и исчезает из виду. По телу Алин пробегает дрожь. Ей хочется снова испытать ощущение власти над происходящим, которое обычно приходит, стоит ей оказаться припертой к стенке; вновь обрести способность постепенно вычленять из массы проблем самые насущные и решать их. Оказаться в стрессовом состоянии для нее – не в новинку. Когда первые мгновения ошеломления проходят, обычно ей удается без потерь выбраться из критической ситуации. Но не сегодня. Нагромождение ссор и забот перевернуло ей жизнь, возобладало над хладнокровием. Впервые она съехала с катушек и не может вернуться в нормальное состояние.

И с Тео было так же.

До настоящего момента он был единственным существом в мире, способным спровоцировать ее на вспышку гнева максимальной интенсивности. Вызвать в ней чувства диаметрально противоположные – чистейшую нежность и жесточайшую враждебность – в ничтожно малый промежуток времени. Заставить ее разразиться яростью за долю секунды или испытать предельный страх, погрузиться в черную меланхолию или пережить счастливейшее в жизни мгновение.

Наблюдая за сыном, погруженным в обожаемые компьютерные игры, Алин привыкла сравнивать свои с ним отношения с такой же игрой. На начальном этапе все просто: задания относительно легкие, справляешься на два счета. Но по мере прохождения игра усложняется. Преграды преодолеть становится труднее, враги, которых нужно сразить, – сильнее, битвы, которые приходится давать, – все разрушительнее. Подняться на следующий уровень – уже настоящий вызов. Иногда ей кажется, что она застряла на одном уровне и не находит выхода: это периоды, когда напряжение не спадает и любой безобидный контакт невозможен. Малейшее замечание превращается в повод для бесконечных дискуссий, самая незначительная просьба порождает противостояние, вытягивающее все соки, и добиться от него хотя бы «Привет!», когда он возвращается из школы, – уже чудо. В эти моменты у Алин чувство, что она бегает по кругу, – пленница уровня, который изучила во всех деталях, вот только выхода найти не может, и приходится постоянно повторять одно и то же, проходить снова и снова через одни и те же игровые локации. И вдруг – неожиданно и не понятно, по какой причине, – открывается выход. Напряжение спадает, и на несколько дней Тео снова превращается в очаровательнейшего подростка.

Переход на следующий уровень…

И она очень быстро понимает, что этот намного труднее, чем предыдущий.

И вот, когда над душой нависает уныние, когда отчаяние следует по пятам, она цепляется за идею, что подростковый возраст – это всего лишь испытание, которое нужно преодолеть, перевалить через него, как через гору, и однажды настанет день, когда они – вместе! – перейдут на последний уровень.

Ее сын. Ее мальчик. Она его любит, это так же очевидно, как и неизбежно. Он – самое дорогое, что у нее есть. И количество неприятностей, которое он ей доставляет, пропорционально этой любви…