Свидание с развратным фавном - Маргарита Южина

– Заскочим, – пообещал Шишов. – А теперь давай, заступай на пост. Эх, Семафора, мы с тобой сегодня самый поток упустили! Придется наверстывать…

После того как Шишову была доверена тайна, у Серафимы будто гора с плеч упала. Конечно, надо было еще работать и работать, чтобы доказать свою непричастность, но все-таки теперь она была не одна. И отчего-то за маленькой, но крепкой спиной Шишова она чувствовала себя в безопасности.

– Граждане! Передавайте на билет без напоминания! – весело кричала Серафима. – Давайте любить друг друга!

– В таком-то переполненном автобусе самое время, – поддел какой-то пошляк.

– А с вас, гражданин, двойная плата! За нецензурные намеки! – следила за нравственным порядком Кукуева. – Дедушка, что у вас болит? Чего стонете? Граждане! У кого есть корвалол? Старичок тут мучается… Ах, это он не мучается, а песню поет? Дедушка, не пойте так громко, а то остальным корвалол понадобится.

Серафима сегодня работала живо, споро, пассажиры попались легкие на оплату. Она даже не заметила, как подошел к концу рабочий день.

– Ну чего, я пошла? – зависла она на подножке.

– Здра-а-асте! – откинулся на спинку Сеня Шишов. – А аптека? Сама говорила – тебе к Костеренко этой надо! Ох, и ленивая ты, Семафора! Эдак за твой счет полгорода по больницам лежать будет. Садись давай, поехали.

Серафима только выпучила глаза.

– Да я… я сама хотела, чего ж тебя гонять, и так весь день ведь за рулем…

– Ой уж мне эти бабы! Ну что ты сама, что сама?! Ты же даже не знаешь, с какого боку к расследованию приступать! – ухватил бразды правления в свои руки Шишов. – Садись, Кукуева. Так что, ты говоришь, мы узнавать едем?

– Почем валерьянка! – буркнула Сима и принципиально отвернулась к окну.

Аптека работала, но посетителей в зале не было. В такое пустое время работницы с большим удовольствием предавались беседам, разгадыванию кроссвордов и даже чтению. Завидев вошедших, худенькая женщина в голубом фирменном халате весело крикнула куда-то в другую комнату:

– Танюша!! Папа пришел! Да не один, с женщиной!

– Я это… – заблеял Шишов. – Это со мной вовсе не женщина… а коллега, товарищ по работе…

Серафима более уверенно чувствовала себя среди женщин.

– Девочки, скажите, а что, Алиса Гавриловна уже ушла?

– Конечно, ушла, времени-то сколько! Она и так весь день работала, не ночевать же ей здесь.

Кукуева оглядела аптеку. Аптека как аптека, не хуже других. Все блестит, сверкает, на окнах цветов полно, каждый по тысяче, наверное, стоит. Да и сами окна – здоровенные, новомодные. Двери опять же…

– Татьяна! – испуганно звал Шишов.

В компании малознакомых дам он тушевался. Зато Серафима прочно подсела к худенькой женщине и с интересом спросила:

– А это точно, что Алиса Гавриловна здесь хозяйка?

Та уверенно мотнула голубенькой косынкой.

– Точно. Ну, во всяком случае, у нас по всем документам она числится. А чего?

– Да просто… А получаете вы здесь сколько? Мало, наверное?

– Чего ж мало? Вон, на Песочной, там и правда крохи платят. Мне подружка говорила. И темень там, и район неспокойный, а зарплата, как у бича пенсия. Нет, Алиса Гавриловна нас не обижает. А вы устроиться сюда хотели, что ли?

Серафима замахала руками:

– Зачем же! Вам же Семен Николаевич сказал – я у него работаю и уходить не собираюсь.

Шишов в это время о чем-то говорил с Татьяной, но лицо его было зверски перекошено – видимо, старательно подслушивал Серафиму, потому что на последней фразе покраснел, взъерошил чуб и принялся выбивать такт ногой.

– Я вот только думаю: если вас Алиса Гавриловна не обижает, чего ж она саму себя так обделяет? Была я у нее, очень скромно живет ваша хозяйка, очень. Видимо, все на вас тянется?

– На сына она тянется, а не на нас, – вздохнула женщина. – Если в семье завелся наркоман, так начнешь жить скромно.

Наркоман?! У Серафимы дыхание застряло где-то в ребрах. Шишов тоже подскочил к работнице, потом притворно зевнул и спросил с фальшивым равнодушием:

– А вы… ой, не высыпаюсь, прям весь рот порвал… А вы откуда знаете? Сами решили или сказал кто?

– А чего говорить? Вы на его руки взгляните! – удивилась женщина.

– Пап, у него же все руки исколоты! – незаметно подошла Таня. – А потом… Зинаида Ильинична, помните, мы еще его как-то в подъезде видели – взгляд никакой, зрачки как горох, смеется, как клоун. Кирилл наркоман, это у нас все знают. Да и Алиса Гавриловна не сильно скрывает. Одно время она даже устраивала лечить его, а он вышел, и все по новой… Пап, ты покажи Симку и Фимку, а? Смотрите, Зинаида Ильинична! Это наши такие. Порода – корнишоны!

– Ой, надо же! А я ведь где-то слышала про такую породу… Только сейчас не припомню, где, но я потом обязательно вспомню, вы знаете, какая у меня память! – похвасталась Зинаида Ильинична и увлеклась фотографиями.

Серафима уныло отвела взгляд. Может, все-таки Шишову втолковать, что корнишоны – это просто маленькие огурчики? Или уж пусть так гордится?

По дороге домой Серафима рассказывала, отчего ее так встревожило сообщение о наркомане Кирилле.

– Понимаешь, у Милы друг тоже наркоман был. А потом она погибла. Так я думаю, может, это Кирилл с папашей девчонку не поделили, да и все? Парень в наркотическом опьянении сел за руль…

– Ты же говорила, что у них нет машины, у Костеренков? – напомнил Шишов.

– Нет, ну вдруг он у друга попросил, тот дал, и…

– Машину дал? Парню в наркотическом опьянении? Ерунда. Я бы никому не дал.

Серафима призадумалась только на минуточку.

– Хорошо, тогда так: Кирилл просто угнал машину, задавил Милу, а потом… а потом убил отца.

– Для коллекции, да? – издевательски скривился Шишов и тут же осерчал. – Ты, Кукуева, свою фантазию для внуков прибереги, будешь им потом сказки рассказывать. Здесь нужны только голые факты! Голые! Все! А твои эти «может», «а вдруг» или «тогда так!» можешь с Лилькой обсуждать. Сегодня дома дурью не майся, а приди и аккуратненько в тетрадочку запиши: что нам известно, какие данные надо еще вызнать, с кем… Нет, Кукуева, не пиши, я сам дома накропаю, на тебя надеяться…

Серафима даже не стала отвечать. Вот стоит только мужика до власти допустить, он из тебя одной дивизию кроить начнет! Шишов понял, что перегнул палку, и смущенно закряхтел. Извиняться перед Серафимой он не умел, да и не хотел такого позора, но и ссориться сейчас было не время.

– Слышь чего, Серафима, – вдруг поделился он сокровенным, – а мы с Татьяной нашу Ирку решили в ветеринарный техникум отдавать.

– А чего, у вас болеет кто? – напружинилась Кукуева.

– Да пока еще все живы-здоровы. Но мы так пораскинули мозгами: Ирке нашей все равно, где учиться, она и не работает нигде, и не учится, а так гляди – во-первых, при профессии будет, во-вторых, хоть чего-то ей в башку втемяшат, а в-третьих, у наших кошат свой личный доктор будет. Здорово ведь?

Серафима вспомнила Ирку Шишову с вечно открытым ртом и недобро уставилась на Семена.

– А ты ее спросил, хочет она ветеринаром?

– Так я же говорю – ей все равно! Говоришь ей чего, а она слушает всегда брюхом, а не ухом! – снова начал подпрыгивать от злости Сеня.

Серафима тоже перешла на форте:

– Вот и плохо, что ей все равно! По-твоему, если животные сказать не могут, так им любого коновала можно подсунуть? Там нужен человек с душой, а не такой, которому что гроб колотить, что дитя баюкать!

Шишов медленно запрокидывал голову в тихом гневе:

– Так, значит, ты предлагаешь моей дочери гробы колотить, да? Н-ну, спасибо! Не ожидал. Да я… свою кровинушку… знаешь, куда устрою? Она у меня… мясо продавать пойдет, вот! Ага, мясо… – Шишову самому понравилась эта шальная мысль. – Точно! Чего ж я раньше-то не допетрил? И Симка с Фимкой сыты будут! А то, я читал, им столько надо всякого мяса, прям хоть по миру иди! А ведь если пишут, значит, вынь да подай…

Серафима хрюкнула и по-матерински вздохнула:

– Ой, Сеня, женить тебя надо. У тебя доброты – прямо тазами мерить можно. И все кошкам под хвост…

Следующий рабочий день тоже пролетел птахой. Перед выходными автобусники загрузили себя работой по самые уши. Даже домой уехали позже обычного. Уже расставаясь, Сеня скуксился и зацокал языком:

– Вот черт! Два дня теперь самому с этим расследованием… Слышь, Сима, ты, если что, сразу же звони. Сразу же, поняла? Я прибегу, а то как же ты одна-то… Сдуру такого наворотишь… Эх, Серафима, глупая ты женщина, и чего ты мне сразу не сказала, что не ты мужика завалила? Мне бы раньше все рассмотреть, всех допросить, ко всем приглядеться… А теперь ведь не пойдешь по второму кругу… Да и кто пустит-то? А дело темное, хоть костры разжигай!

Серафима успокоила:

– Ты, Сеня, глупый уродился. Если хочешь приглядеться, завтра самое оно – у Костеренко Анатолия девять дней. А на такие даты никого не приглашают, кто хочет помянуть покойного, сам приходит. И уж не выгоняют никого. Так что мы с тобой можем смело…