Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 2 - Эйдзи Микагэ

И он с недовольным видом выплюнул следующие слова.

– …п о т о м у ч т о я е г о с т а р ш и й б р а т.

— Старший брат? Э?

Я не сразу врубился в это неожиданное заявление.

— Так ты врал насчет связи между тобой и [Юхэем Исихарой]? …Э? Но… эээ…

— Юхэй Исихара — гражданский муж моей матери. Это правда.

— …Эммм, значит, Юхэй Исихара и [Юхэй Исихара] — изначально два разных человека?

— Угу. Использование имени этой сволочи все немного затруднило, но все так, как ты сказал.

— Значит, внутри меня не Юхэй Исихара, а твой младший брат…

Так что — [Юхэй Исихара] настолько важен для Миядзавы-куна, что он назвал себя [Юхэем Исихарой] просто потому что они родственники? …Нет, не могу понять этих чувств. У меня есть старшая сестра. Конечно, она дорога мне. Но я никогда не пошел бы на такое ради Рю-тян.

— Я ведь говорил уже? О моих семейных обстоятельствах.

Миядзава-кун не стал прямо отвечать на мой вопрос.

— Все, что я сказал, было правдой, я только скрыл, что я старший брат [Юхэя Исихары]. Вся моя жизнь развалилась из-за этого развода. Дети должны опираться на родителей, ведь так? Но эти родители сказали «Ты нам не нужен!» Они сказали, что я им мешаю. Что я мусор. Что я ошибка прошлого. Все было разбито вдребезги. Звучит, может, избито, но я был в абсолютном отчаянии. В то время я перестал быть человеком.

Он улыбнулся, точно насмехаясь над самим собой, и продолжил.

— Но я был не единственным, кто перестал быть человеком. Был еще один — опеку над ним взяла на себя наша мать. Этот второй нечеловек меня спас. Думаю, это была неправильная связь. Но благодаря этой связи я вновь вернулся к жизни. Он стал моим стержнем, и я не могу без него жить, как не могу жить без позвоночника.

Миядзава-кун сердито посмотрел на меня.

— Я не хочу возвращаться в то время, когда я не был человеком. Я защищу — себя.

Вот теперь я полностью осознал, что младший брат Миядзавы-куна — нечто незаменимое для него.

— …Но все-таки не пойму.

Миядзава-кун молча кивнул, приглашая продолжить.

— Каким боком все будут счастливы, когда [он] станет Кадзуки Хосино? И я не думаю, что это поможет его защитить. Мне кажется, он должен найти правильный путь, оставаясь самим собой.

— Ты прав, наверно.

Как ни странно, Миядзава-кун со мной согласился без раздумий.

— Тогда…

— Замолчи! Я знаю. Я все это знаю. Но только уже слишком поздно!

— …Э?

2 мая (суббота) 14:00

Я узнал, почему «уже слишком поздно».

Я не все понял, когда мне внезапно показали это, но я понял, что да, слишком поздно.

– Э т о т р у п ы Ю х э я И с и х а р ы и м о е й м а т е р и.

Я снова в незнакомом доме. Нормальная комната, ничего необычного.

За исключением красной жидкости, забрызгавшей все.

Мой взгляд упал на трупы.

Женщина средних лет. С раскроенным черепом. Мозги разбрызганы вокруг, голова приняла форму полумесяца.

Мужчина средних лет. Видимо, настоящий Юхэй Исихара.

Его голова размозжена, как и у женщины. Но это не все. Конечности вывернуты под немыслимыми углами, как будто их гнули, не обращая внимания на суставы. Страшное зрелище — чувствуется, кто-то безумно ненавидел этого человека.

Как бы там ни было, здесь стоит страшная вонь.

— Аа…

Эта вонь заставила меня присмотреться к трупам повнимательнее. Почему… они здесь?

— Это его атака против тебя!

Два трупа лежали, освещенные бледным светом люминесцентной лампы.

— Это убийство было совершено телом Кадзуки Хосино. Ты ведь знаешь, что это значит, да? Поскольку ты Кадзуки Хосино, тебе никогда не отмыться от греха убийства. Когда тебя поймает полиция, Кадзуки Хосино ждет наказание.

Его голос звучал где-то далеко, не достигая моей головы.

Миядзава-кун сперва смотрел на меня, потом испустил легкий вздох.

— …Таким способом мы собирались загнать тебя в угол, но давай оставим это в стороне. Как я говорил уже, отчаяние, рожденное ложью, превращается в надежду, когда раскрывается правда. Эти трупы — п р и ч и н а. Причина его желания занять твое тело.

— Причина?..

Что если убийство этих двоих послужило тем толчком, который заставил его пожелать заполучить мое тело?

Судя по словам Миядзавы-куна, похоже, [он] чувствует себя несчастным. Что бы [он] «пожелал», если бы заполучил «шкатулку» после того, как сделал такое? Вряд ли он захотел бы вернуть себе прежнюю жизнь.

Он не хотел бы самого себя. Значит — он вполне мог захотеть украсть тело кого-то другого.

— …Я понимаю, откуда у «владельца» такое «желание»! Но… не могу понять, почему ты помогаешь ему осуществить эту «Неделю в трясине». Не лучше ли было посоветовать ему уничтожить «шкатулку» и сдаться?..

— Если бы он сел в тюрьму, я не смог бы оставаться рядом с ним, ведь верно?

Разумеется. Но все-таки: сесть в тюрьму или стать другим человеком. Разве первое — не меньшее из зол?..

— Похоже, ты все еще не понимаешь. …Аа, вот оно что. Конечно, откуда тебе знать. Вот скажи, ты никогда не задавался таким вопросом: если он внутри тебя, г д е с е й ч а с е г о н а с т о я щ е е т е л о?

Вообще-то я об этом никогда не задумывался. Я всегда считал, что он исчез, раз он внутри меня.

— Я отвечу на этот вопрос! Достань свой телефон.

Этого мне хватило, чтобы понять. Я достал свой мобильник, открыл папку с данными и проверил голосовые файлы. Там был один новый.

Я запустил файл на воспроизведение.

«Мое настоящее тело? Я его уже убил!»

У меня перехватило дыхание.

Значит, [он] покончил с собой, как только убил Юхэя Исихару и свою мать? Ну почему так глупо?!!

«Разве оно не было помехой? Мне то тело больше не нужно — я уже не тот ребенок!»

…Погодите-ка! Значит, иными словами…

— Слишком поздно; дошло теперь? Я больше не могу защитить человека, которого хочу защищать.

…Да, уже слишком поздно.

Не только для Миядзавы-куна, но и для меня.

Ведь [его] изначальное тело умерло. Значит, «владелец» умер. А это значит, в свою очередь, что уничтожить «шкатулку» уже невозможно.

Короче говоря — «Н е д е л ю в т р я с и н е» у ж е н е о с т а н о в и т ь.

Слишком поздно. Мы безнадежно опоздали.

— У меня нет выхода, кроме как помочь «Неделе в трясине» осуществиться.

Он выплюнул эти слова так бесстрастно, что мне тут же стало ясно — он пытается придушить в себе эмоции. Он произнес ясно и отчетливо:

— Поэтому, Хосино — п о л а г а ю, я т е б я с о т р у.

Он медленно поднял свое бледное лицо; глаза его были — пусты.

— Я раздавлю твою волю к сопротивлению.