Реабилитация - Владимир А. Киеня

а в 1939 году тоже арестованного – прим. автора) его показания о личности наиболее авторитетной – «эмиссара японской разведки на Урале» Бочкарева В. Н. – и обнажим истоки и истинную цену всех «признательных» показаний, механизм получения которых у всех подследственных той поры похож, как две капли воды.

Вот выписка из протокола допроса от 17 апреля 1939 года арестованного Вайнштейна Петра Эдуардовича.[18]

– Какие преступные действия были совершены Вами в оперативно-следственной работе в органах НКВД?

– В начале июля 1937 года я прибыл на работу в УНКВД в гор. Свердловск, где был назначен на должность начальника отделения (Восточного 3 отдела). Через некоторое время я был вызван к замначальника отдела Кричману, который предложил мне подготовить в ближайшие дни для доклада по делу имевшиеся материалы на «харбинцев», так как «харбинцы» на основе имеющихся показаний должны быть арестованы. Я ознакомился с делами и через несколько дней доложил их Кричману. Кричман по некоторым разработкам «Маньчжурский транспорт», «Хинганские тоннели» дал мне указания составить справки и подготовить постановления на арест лиц, проходивших по указанным разработкам…

Вот еще выдержки из показаний арестованного П. Вайнштейна:

«…В числе арестованных «харбинцев» был Бочкарев-Мокин, который продолжительное время проживал в Маньчжурии… Служил в КВЖД и, кажется, в Харбинском агентстве Совторгфлота…

Через несколько дней меня вызвал к себе Кричман и предложил мне допросить Бочкарева… Получив установку Кричмана, я вызвал на допрос Бочкарева, но он мне заявил, что никогда резидентом японской разведки не был. О результатах допроса я доложил Кричману, и тот мне заявил: «Бочкарев – резидент японской разведки на Урале, и такие показания он должен дать».

В процессе допроса Бочкарев назвал лиц, проживающих в городе Свердловске и других городах Урала, как своих знакомых, и только. На следующий день я опять доложил Кричману результаты допроса Бочкарева. Кричман сказал, что эти лица, которых Бочкарев называет как своих знакомых, безусловно, являются участниками японской резидентуры, и предложил мне в таком духе составить протокол допроса. Я это преступное распоряжение Кричмана выполнил…

Этот протокол допроса был коренным образом переделан Кричманом и затем перепечатан начисто. Этот вымышленный протокол Бочкарев подписать отказался, но Кричман в моем присутствии заставил его подписать… Лица, в действительности названные Бочкаревым только как его знакомые, но путем фальсификации записанные в протокол допроса Бочкарева как участники японской резидентуры, были впоследствии по распоряжению Кричмана арестованы…»

Газета 30-х годов. Фото из открытых источников

Одновременно с Татьяной Петровной Малиновской велись интенсивные допросы А.Б. Субботовского. Принадлежность к японской разведке он категорически отрицал. Следователи сменили требовательность на «доброжелательность», попросили рассказать о харбинских знакомых, прибывших в СССР. Видимо, Абрам не разгадал коварства и дал сведения на 65 человек, проживавших в четырнадцати городах страны. При этом ни о ком из них он ничего компрометирующего не сказал. Последнее было не главным, обвинение можно придумать. Однако, как ни старались подручные Ежова получить «царицу доказательств» – признание обвиняемого, что «вместе с женой Малиновской принадлежал к контрреволюционной, террористической группе на Урале, и занимался шпионажем в пользу Японии», как ни ухищрялись, Субботовский не подписал лживых протоколов.

После паузы в допросах снова последовала психологическая атака на заключенного, но Абрам Борисович был тверд до конца. Не подписал сам никакой лжи и клеветы и вовремя предостерег на этот счет любимую женщину…

Вот сообщение из городской тюрьмы: «23.Х.37 года Субботовский Абрам в камере через окно переговаривался с женой во время прогулки и кричал, чтобы «держалась», то есть не подписалась к заявлению о признании. Сам о себе ничего не говорит…»

Так до конца и стояла молодая чета.

Татьяна Петровна и Абрам Борисович были расстреляны в городе Свердловске соответственно 29 октября и 10 ноября 1937 года по решению Комиссии НКВД СССР и Прокуратуры СССР.

За этим непонятным и страшным названием скрывалась так называемая «двойка», в которую входили нарком внутренних дел, генеральный комиссар госбезопасности, секретарь ЦК ВКП(б) и председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Николай Иванович Ежов и прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский.

Ежов меньше, чем через год пройдет тем же путем смертника, но через мрачно знаменитый «Сухановский застенок» – секретную особорежимную тюрьму НКВД – и через его нового руководителя Л.П. Берию. «Сухановский застенок» располагался на станции Расторгуево вблизи Москвы и был оборудован в помещениях бывшего православного монастыря Екатерининская пустошь, где имелось все, начиная от «черных воронов», закамуфлированных под обычные продуктовые грузовики с надписью «Хлеб», «Молоко», и вплоть до миниатюрного крематория. Ежов испытает то, на что очно и заочно обрекал сотни тысяч соотечественников.

Из дела Т.П. Малиновской. Фото из архива автора

Прах второго палача Вышинского спокойно и торжественно хранится в Кремлевской стене. Много десятилетий подряд здесь по праздничным дням ликующие колонны демонстрантов приветствовали очередных руководителей большевистской партии и Советского государства и невольно отдавали незаслуженную дань уважения автору «царицы доказательств», любителю слова «расстрел» и другим организаторам и исполнителям массовых репрессий против собственного народа, похороненным здесь же на площади под названием Красная…

Судьба была безжалостна и к другим палачам молодых супругов.

«…Изуверская метода сваливать все «на перегибы на местах», «головокружение от успехов» сказалась и здесь: подписав весной 1937 года решение о применении пыток к подследственным и развязав самые низменные, зверские инстинкты у тех, кому предписывалось любыми средствами добиться нужных следствию показаний, Сталин и его присные недрогнувшей рукой подписывали через два года тысячи смертных приговоров палачам, ставших нежданно для них самих такими же жертвами»[19].

31 мая 1939 года Военная коллегия Верховного Суда СССР «за необоснованные аресты граждан и фальсификацию следственных дел» осудила Вайнштейна П. Э. к пятнадцати годам лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях НКВД и Кричмана С.А. – к двадцати годам ИТЛ. Кроме того, четырнадцать карьеристов-фальсификаторов бывшего УНКВД по Свердловской области по решениям судебных органов было расстреляно, в т. ч. Дмитриев Дмитрий Матвеевич (псевдоним; настоящее имя Плоткин Меер Менделевич. – прим. автора), начальник Свердловского УНКВД, в декабре 1937 года награжденный орденом Ленина, комиссар госбезопасности III ранга (в 1931 году был следователем по делу «союзного бюро меньшевиков», а в 1934 году – помощником начальника следственной бригады по делу об убийстве С. М. Кирова – прим. автора) и его заместитель Боярский Наум Яковлевич. Палачи высшего ранга убирали лишних свидетелей их преступлений…

Раскопки на местах расстрелов. Фото из открытых источников

В чем причина стойкого и мужественного поведения Татьяны