Падение Камелота - Коллектив авторов

«Это честное предложение, — сказал Бедивер. — У меня нет столько мужества, сколько у Ланселота, чтобы умереть».

Верховный король кивнул. Но Гавейн посмотрел на посланницу пустыми и тусклыми глазами помешанного. По его седеющим усам потекла слюна, руки с набухшими венами задрожали. Он обратился к королю: «Как ты поступишь, мой господин, мой дядя? — спросил он. — Повернешь назад, и пусть весь свет кричит о подлости и позоре, после того как ты проделал такой длинный путь?»

«Да, — медленно произнес Артур, — я проделал долгий путь». Он помолчал, погрузившись в печальные размышления. Потом он сказал: «Я сделаю так, как ты советуешь, Гавейн, поскольку этого требует честь. Но я сделаю это против своего желания, ты можешь об этом заявить».

И тогда сын Лота грубо и раздраженно сказал посланнице: «Леди, скажи сэру Ланселоту, что он попусту тратит слова, обращаясь теперь к Верховному королю, моему дяде. И скажи ему, что я, сэр Гавейн, обещаю отомстить ему за смерть моих братьев. И я не уеду отсюда, пока один из нас не убьет другого».

Рыцари, стоявшие вокруг Верховного короля, заворчали, посланница покинула лагерь. А ночью войско Артура готовилось к сражению, подтягивая лестницы к стенам Бенвика и выстраиваясь в сомкнутые ряды. Когда все было готово, Гавейн дал знать маршалам, чтобы они держали войско в готовности, и один поскакал к воротам замка. Его фигура в боевых доспехах казалась огромной и угрожающей. Он выкрикнул имя Ланселота. Над его головой солдат посторонился, чтобы Ланселот смог увидеть своего старого товарища. Рядом с Ланселотом стояли его родичи.

«Где же ты, лживый предатель, что ты прячешься в дырах в стене, словно трус? Иди сюда, и я отплачу тебе за смерть моих братьев!» Так сэр Гавейн прокричал свой вызов. Родичи французского рыцаря над его головой стояли в мрачном ожидании. По закону рыцарской чести у Ланселота не было другого выбора, как только принять вызов. Отказаться от поединка после обвинений Гавейна означало признать себя виновным и лишиться чести. Ланселот это понимал. Он сказал своим товарищам, что сожалеет о словах Гавейна. Он сказал им, что теперь он вынужден сражаться с другом своей юности.

Он возвысил голос, чтобы его враги могли слышать его. «Господин мой Артур, благородный король, посвятивший меня в рыцари! — закричал он. — Мне жаль, что ты вступаешь в борьбу со мной. Я слишком долго терпел, у меня нет больше сил терпеть. Сэр Гавейн назвал меня трусом и предателем. Против своего желания я должен сражаться с твоим родственником. Но я, как загнанный зверь, вынужден пойти на это».

«Кончай свою болтовню! — зарычал Гавейн. — Выходи, и давай отведем душу!»

Последовала пауза, во время которой Гавейн отъехал от ворот на поляну внизу. Солдаты расчистили поле для сражения, в разные стороны поскакали герольды, чтобы огласить условия поединка: ни один воин не должен приближаться к сражающимся для нападения или защиты, войска не должны вступить в бой, пока либо Гавейн, либо Ланселот не умрет или не попросит пощады.

Затем защитники Бенвика вышли за пределы крепости. Это было могучее войско. Ланселот и в самом деле проявлял долготерпение. Его войско было таким же сильным, как войско Артура. Они заняли позицию на одной стороне поля, которое расчистили солдаты Артура, и сидели на своих конях неподвижно, как статуи, напротив выстроившихся в ряд рыцарей Артура. Их разделяло огромное пустое пространство. Гавейн занял свое место на одном конце поля. Ланселот Озерный, верхом на белом боевом коне в серебряной сбруе, рысью поскакал на другой конец поля. В наступившей тишине герольды возвестили о начале поединка, и оба воина взяли свои копья наперевес.

Когда они сшиблись, копья ударили в щиты и раскололись, не нанеся рыцарям вреда. Однако удар был настолько сильным, что кони упали на землю. С фырканьем и ржанием они освободились от своих седоков и ускакали с поля. Оба рыцаря тотчас вскочили на ноги и выхватили свои мечи, держа щиты на плече.

Гавейн сражался яростно, но у него в запасе было еще кое-что. Ему была присуща одна особенность — это был дар какого-то из старых богов. Его силы возрастали в первой половине дня и убывали во второй. Его натиск был таким сильным, его выпады такими стремительными, его удары такими жестокими, что к нему нельзя было подступиться. Ланселот, искусный воин, вел оборонительный бой. Хроники писали, что он «отступал и отражал удары», прикрываясь щитом и сберегая силы. Он заставлял Гавейна тратить силы на каждый удар. Но вскоре после полудня, когда солнце начало медленно клониться к горизонту, сила Гавейна стала иссякать. Он дрогнул, и Ланселот перешел в наступление.

«Ну, сэр! — закричал Ланселот, и его крик показался грубым шепотом из-за решетки забрала. — Я долго терпел, и я тебе отомщу». Он взмахнул мечом. Клинок отскочил от щита Гавейна. Ланселот снова взмахнул мечом и опустил его на шлем Гавейна. Гавейн упал. Он лежал, кашляя кровью, и был легкой добычей для своего противника. Ланселот опустил свой меч и отошел к краю поля.

«Почему ты уходишь? — закричал Гавейн. — Вернись и убей меня. Если я сумею оправиться, ты погибнешь от моей руки!»

«Я буду драться с тобой, Гавейн, — ответил Ланселот. — Но я не ударю тебя, когда ты лежишь в пыли». И он, прихрамывая, направился к своему войску, где стояли оруженосцы, державшие его коня. На поле выбежали солдаты и отнесли Гавейна в палатку Верховного короля.

Целых три недели соблюдалось шаткое перемирие — целых три долгие недели, в течение которых как в крепости, так и в лагере, рыцари и солдаты бездельничали и ссорились между собой без особого усердия. Три недели врачи залечивали рану Гавейна. То, что Ланселот отступил и унизил этим свою доблесть, но в то же время проявил милосердие, не оказало никакого впечатления на решимость шотландского рыцаря. Как только он был в состоянии сесть на коня, он снова стоял перед воротами Бенвика и вызывал Ланселота на бой. Снова Ланселот встретился с ним. Снова оба великих паладина съехались на поле. Конец копья французского рыцаря застрял в латах Гавейна. Сила удара была такова, что Гавейн вместе с конем зависли на копье в воздухе, а потом упали на землю. Гавейн вскочил на ноги, изрыгая проклятия, и Ланселот спешился, чтобы сразиться с ним на мечах.

Снова они сражались все утро, кружась в медленном и жестоком танце. И снова, когда солнце достигло зенита и стало склоняться к закату, Гавейн пошатнулся, и Ланселот ударил его и сбил шлем набок. Старая рана открылась, Гавейн потерял сознание и тяжело рухнул на землю.

Ланселот ждал, тяжело дыша и опираясь на свой меч. Через несколько мгновений Гавейн зашевелился, его ноги и руки задергались. «Предатель, я еще жив. Иди же сюда, и закончим бой!» — закричал он.

Однако Ланселот не двинулся с места. Он смотрел на своего противника. Когда он заговорил, его голос был спокоен. «Я не сделаю более того, что я уже сделал, — сказал он. — Когда я увижу тебя на ногах, Гавейн, я буду драться с тобой до тех пор, пока ног и будут тебя держать». Он покинул поле боя, а слабый голос Гавейна выкрикивал проклятия ему в спину.

Итак, осада продолжалась.

Ланселот засел в своей цитадели, и о нем ничего не было слышно. Как и в первый раз, Гавейн лежал в палатке Артура, залечивая раны. Когда он стал в состоянии сидеть, он начал говорить о новой схватке с Ланселотом. Но однажды в палатку пришел посланец, и его сообщение прервало все разговоры о поединке.

Посланец оказался маленьким, худым человечком, покрытым дорожной пылью и пропахшим лошадиным потом. Он приветствовал Артура и вручил ему сложенное письмо, запечатанное личной печатью Верховного короля. Потом он жадно выпил эль, который ему принесли, пока Артур читал письмо, а Гавейн дремал. Прочитав письмо, король сказал посланцу: «Это правда, что здесь написано? Что еще ты можешь рассказать?» Его голос был ровен и спокоен, но Гавейн насторожился.

«Государь, это правда. Мордред обратился к народу и к своим рыцарям и поклялся, что у него есть письмо, в котором говорится, будто ты умер и провозгласил его королем. Король, он коварный человек. Я поверил ему, хотя твоя супруга сказала, что он лжет и послала меня к тебе».

«А что же королева?»

«Государь, по последним сведениям она была в безопасности. Сэр Мордред заявил, что она должна выйти за него замуж, потому что она королева, и он не может править без нее. И он сказал солдатам, что она ему нужна. Она согласилась со всем, что он говорил, а потом убежала в Лондон и заперлась там в башне. Господин, она не сможет долго сопротивляться. Мордред и все его войско поскакали в Лондон, когда я уезжал. Это было семь дней назад».