Записки наводчика СУ-76. Освободители Польши - Станислав Горский

Перво-наперво, конечно, пришлось немного себя привести в порядок, а потом разобраться, что вышло из строя. Радиостанция. Сильно поврежден приемник. Радиатор своими силами не восстановишь, надо менять. Разбило панораму. Хорошо хоть была запасная. Делать нечего, командир батареи приказал оттянуть машины в глубину двора и сам связался с командиром дивизиона, запросив ремонтную летучку. Часа через два летучка приехала. Старший лейтенант Маргулис тоже приехал.

Самоходку после осмотра мастерами было решено отбуксировать в город, где уже развернулись наши ремонтники. Главное, надо было поменять то, что уже не подлежало ремонту. Необходимо было заменить радиатор, а запасного не было, значит, надо снимать поврежденный и паять. Времени на это уйдет немало – часа три.

Вблизи от железнодорожной станции, во дворе трехэтажного дома, расположились наши ремонтники, или, как мы их называли, «волшебники». Оно и правда что волшебники. Порой почти из безвыходного положения находили такое решение, что мы только руками разводили. Да, фронтовым мастерам было не на кого надеяться. Только удивительное мастерство их золотых рук не раз возвращало в строй наши саушки, как мы их любовно называли.

Дом стоял так, что со стороны противника двор закрыт стеной, и на случай артобстрела было очень удобно. Снаряды падали за стеной, а во дворе, где развернулись летучки, было безопасно. Работы велись беспрерывно, только отрывались поесть или сменялись ребята, которые устали и уходили спать в свободные машины.

Но прежде чем приступить к работе, ремонтники запротестовали и наотрез отказались влезать в машину. Зловоние, конечно, было серьезным препятствием, и мы решили хорошенько все промыть. Но воды поблизости не было. Водопровод в доме бездействовал, а колонки и колодца вблизи не было. Вода оказалась возле железной дороги. Носить ведрами далековато, а отбуксировать самоходку поближе к воде небезопасно. Немцы то и дело обстреливали станцию. Остановились на самом простом варианте: носить по два ведра вдвоем, а один будет мыть.

Возились больше часа, пока наконец-то можно было сказать – в машине чисто. Закончив эту неприятную работу, облегченно вздохнули. Наконец и ремонтники приступили к своей работе.

В разгар работы пришел секретарь нашей комсомольской организации Саша Верхоланцев и передал мне, что сегодня меня вызывают в политотдел дивизии, для того чтобы вручить кандидатскую карточку. Еще на Наревском плацдарме я подал заявление о вступлении в партию, а незадолго до наступления у нас состоялось партийное собрание, на котором меня приняли в кандидаты в члены ВКП(б). И вот теперь меня вызывают для того, чтобы вручить документ, свидетельствующий о том, что я коммунист.

Договорившись со мной обо всем, он ушел, а я разволновался и не знал, что мне надо делать. Действительно, видок у нашего экипажа был необычный. Надо было пойти и как следует отмыться – грязи хоть скребком скреби. Подшить свежий подворотничок. Ну, одним словом – принять бравый вид. Иван принес мне ведро воды и поливал, приговаривая: «Давай-давай мойся, грязнуля, ишь как вывалялся!» Его причитания напомнили мне причитания матери в детстве. Я рассмеялся, а он в недоумении на меня посмотрел и спросил: «Чего это ты ржешь, как лошадь?»

Я не стал ему ничего отвечать, а только посмотрел на него с улыбкой и похлопал его по плечу: «Спасибо, Ваня».

Для того чтобы подшить свежий подворотничок на видавшую виды гимнастерку, мне понадобилась тряпка, хоть чуть-чуть белая. В доме жителей не было, и я пошел посмотреть в комнатах в надежде найти подходящую тряпицу.

В первую же попавшуюся квартирку войти не удалось. Дверь была разбита, а упавшая стена завалила проход. Поднялся на второй этаж. В комнатах было все просто: видимо, жили люди малого достатка, те, кто при фашистах хозяйничали, влачили жалкое существование, сводили концы с концами кое-как. Мебель самая простая, старая. На вешалках висели куртки, вид которых говорил, что их хозяин имеет отношение к железной дороге. В комнатах все просто, никаких излишеств. То, что я искал, на глаза не попадалось, а рыться по шкафам мне не хотелось.

Возвращаясь к машине, я увидел, как из подвала дома выглянула женщина. «А, – подумал я, – значит, есть здесь живая душа, сейчас попробуем разрешить проблему». Мешая польские и русские слова, мы нашли общий язык. Она меня поняла и вскоре вынесла мне довольно большой лоскут белой тряпки. Иголка и нитка у меня были, и дело пошло на лад. К назначенному сроку я был готов и сидел, начищенный и отмытый, как новый гривенник, поджидая, когда за мной зайдет Верхоланцев, который ходил еще и в другие подразделения, выполняя поручение замполита. Он должен был отвести нас всех, кого сегодня приглашают в политотдел, к месту, где расположились его машины. Там же находилась и наша походная редакционная фотолаборатория, потому что нам предстояло еще и фотографироваться, а потом ждать, пока приготовят билеты.

В это время немцы начали обстрел города из дальнобойных орудий. Один снаряд разорвался в соседнем дворе, обрушил крышу и угол дома на третьем этаже. Падающие кирпичи подняли пыль, в домах что-то начало гореть. Находившиеся поблизости от того дома наши бойцы бросились тушить пожар. Мы с Иваном Староверовым побежали тоже помогать. Новый разрыв забросал нас штукатуркой и камнями. Одним камнем мне угодило по спине. Моя начищенная гимнастерка превратилась в спецодежду каменщика, хоть на мне была еще и куртка.

Да, в таком виде являться в политотдел было некрасиво. Кое-как Иван меня отчистил и предложил идти к самоходке. В это время подошли и другие ребята, которым тоже предстояло вместе со мной идти в политотдел. Одного из них – Владимира Голубева – я знал. Он был наводчиком во второй батарее и слыл отличным стрелком.

Было около четырех часов дня, когда мы пришли к дому, в котором расположился политотдел. Встретил нас наш замполит майор Зайцев. Поздоровавшись с каждым за руку, он спросил о делах и предложил нам пойти фотографироваться. Фотографировались в соседнем доме. Там было разрушенное фотоателье, но солдат-фотограф сумел приспособить оставшееся оборудование. На стену повесили простыню. Он усаживал нас сразу по два человека. Так быстрее, объяснил он нам. Потом он сфотографировал нас всех вместе – на память – и обещал фотографии вручить сегодня. Эта фотография у меня сохранилась и поныне. Теперь, когда я смотрю на это старое фронтовое фото, мне даже не верится, что мы были такими юными, а решали подчас нелегкие задачи, которые и опытным-то воинам были трудны.

Да, война на многое способна. Она способна пробудить в людях такие скрытые внутренние человеческие способности и придать столько силы, что в другой обстановке вряд ли человек смог бы это сделать. А ведь нам было многим по 18 лет.