Записки наводчика СУ-76. Освободители Польши - Станислав Горский

Вдруг в нижнем свинарнике послышался поросячий визг. Ребята из стрелкового взвода, что расположились вблизи этого строения, пошли посмотреть, что там происходит. Оказалась, пока шла стрельба, свиньи молчали и не подавали признаков своего присутствия. Но когда все поутихло, а время кормления прошло и ничего им подано не было, они заявили о своем существовании.

Ребята обрадовались, что такой трофей достался. Какой-то старшина сразу же наложил табу на них и выставил охрану. Не прошло и получаса, как начались артиллерийские налеты.

Немцы, конечно, подготовили данные для стрельбы, и снаряды падали в самом центре заводской территории. Согласиться с потерей такого места, как эта высота, немцы не могли и, вероятно, старались ее вернуть или хотя бы напоминать о себе артобстрелами.

Высота была удобная – город как на ладони виден, а если с нее вести огонь по городу, то лучшего и желать не надо. Мы пришли к выводу, что спокойно нам здесь жить не дадут. Действительно, заскрипел «ишак», и мы услышали пронзительный вой приближающихся мин. Экипажи были в машинах. Только наш командир вышел и направился было к пехотному начальнику, но, услыхав вой, бросился назад, вскочил в машину, чтобы переждать.

Разрывы пришлись впереди нас возле свинарников, один снаряд угодил в крышу. Благо там никого не было: ребята, которые кормили поросят в нижнем сарае, выскочили и залегли за кучей навоза. Мне было хорошо видно, как их накрыло этим дерьмом. Вскочив на ноги, они побежали к свинарнику, чертыхаясь на разные лады и стряхивая с себя навоз. Наши артиллеристы засекли огневые позиции, откуда прилетели к нам «гостинцы», и открыли ответный огонь.

Наступило относительное затишье. Но надолго ли? Мы выбрались из машины, чтобы поразмяться и получше замаскировать позиции. Примерно с час было относительно тихо, если не считать прилетавших отдельных снарядов, но они были уже не в счет. Вдруг среди всего этого шума, как из-под земли, появился наш старшина Смола. Закопченное лицо, вымазанные в саже руки. Он похож был на паровозного кочегара. Мы его за то любили и уважали, что в самый трудный и невероятно сложный момент он появлялся с кухней. Есть хотелось всем, и его появление было встречено с восторгом. В такой обстановке даже кружка кипятка кажется царским блюдом. Но когда пропустишь еще и наваристой гречневой каши с тушенкой, то это было верхом блаженства.

Изрядно наевшись, захотелось отдохнуть. Ребята разошлись по своим самоходкам и стали искать способы отдохнуть. Снова начали чаще падать вражеские снаряды, становилось небезопасно. Командир приказал находиться в машине и не отлучаться. Неожиданно в промежутке между серией разрывов мы услыхали голоса. Речь была явно русская, с крепкими выражениями.

«Что бы это могло быть?» – сказал Николай Иванович и пошел в направлении громкого «разговора». Вскоре он явился в сопровождении Семена, который стоял и потирал щеку, однако оправдываться не пытался.

Командир сказал, что еще легко отделался, могли и кокнуть. А произошло вот что. Когда мы окончили завтрак, ему захотелось посмотреть на окружающую местность с крыши трехэтажного здания. Забравшись на третий этаж, заглянул в одну из комнат и увидел на вешалке шинель и фуражку немецкого офицера, оставшуюся от бывших хозяев. Семен был парень долговязый и к тому же очень любопытный. Осмотрев вещи, он захотел их еще и примерить. Шинель пришлась ему по росту. Надел и фуражку. И только хотел посмотреться в зеркало, как был застигнут нашими пехотинцами. Те, конечно, посчитали его за немца. Продолжая играть, он только навредил делу.

«Ах ты, фашистская сволочь!» – закричал один солдат и набросился на него. Семен понял, что дело получает совсем не тот оборот, на который он рассчитывал. Начал объяснять им, что он свой, русский, а те только еще сильней угощали его тумаками, приговаривая: «А, да ты еще и по-русски говорить умеешь! Мы тебе покажем! Свой! Нашелся родственничек!» Схватили и поволокли по лестничной клетке, а тот орет, как может. Он вырывается, но не на таких напал – ребята попались крепкие, так до первого этажа и волокли, пока не подоспел Николай Иванович: «И чего ты эту грязь на себя напялил? Мало всыпали, я бы еще тебе дал, чтоб проучить как должно».

Семен стоял и молчал, понимал, что виноват по самые уши. Этот урок был ему кстати. Он и раньше надевал на себя разные жилетки, а когда пыжевали пушки, всякий раз снимал и наматывал на пыж, ведь не всегда под рукой находилась нужная тряпка. До этого случая это ему сходило с рук. Старший лейтенант Тимаков не делал ему раньше замечаний за то, что он нарушал форму одежды. То наденет поверх гимнастерки жилетку, а затем комбинезон. Конечно, заметно теплее. Когда сидишь за рычагами машины, то в люк сильно тянет встречный воздух и становится холодновато, вот он и искал способ утепления. Но этот случай стал ему хорошим уроком, и он больше никогда не пытался даже и жилетки надевать.

Вдоволь насмеявшись над Семеном, разошлись по экипажам, продолжая быть в полной готовности отразить контратаку немцев.

По дороге из города просматривалось движение наших частей. И вот, наблюдая за местностью, я в бинокль увидел колонну, состоявшую из нескольких артиллерийских расчетов, идущих в нашу сторону. Значит, командование решило основательно закрепиться здесь, и по этой причине поближе к пехоте, которая закреплялась на скатах, обращенных к северу, на огневые позиции выдвигается артиллерия.

Время шло к полудню. Несмотря на то что наша артиллерия из глубины наших войск наносила удары по немецким позициям, заставить окончательно замолчать немецкие батареи не удалось. Налеты противника продолжали наносить нам урон.

Один такой налет накрыл и нашу самоходку. Снаряды упали в непосредственной близости. Нас забросало отходами, которые были в кучах, а мы как раз между этих куч и замаскировались. Один крупный осколок влетел в радиатор, да так и остался торчать между трубок. Антифриз растекался по днищу машины. В боевое отделение набросало этой грязи, да такой вонючей, что просто невозможно было дышать. Мы едва успели укрыться под противовесом пушки. Я упал на днище, на меня Иван, а уж вся масса навоза – ему на спину. Пока поднялись, разобрались, надышались этой вони, начертыхались вдоволь и увидели, что с нами произошло, прошло минуты три. Командир был в это время у комбата. После налета примчался, запыхавшись, и когда узнал, что все живы и здоровы, то рассмеялся так, что нам показалось просто несерьезным так смеяться над тем, что мы только что пережили. Но когда он, достав свое зеркало, показал каждому из нас его обличье, то тут и мы не могли удержаться от смеха, настолько был забавен наш вид.