Транс - Ричард Кесслер

Допивая кофе, Драммонд размышлял: не лучше ли оставить пока в покое больную, расстроенную психику Кигана и посмотреть, что даст ему тот материал.

Четверг.

Драммонд проснулся в семь, принял душ, надел рубашку с короткими рукавами, темно-синий костюм, который обычно надевал в дни консультаций (один из восьми костюмов синего и серого цветов, висевших в его гардеробе) и прошел на кухню. Там он приготовил завтрак – свежий апельсиновый сок, овсяную кашу, яичницу, ветчину, кофе, тосты и на задней террасе дома сервировал металлический, покрытый стеклом столик, яичницу с ветчиной поставил на небольшую тележку столика.

Теперь оставалось пригласить Кигана. Драммонд постучал к нему и открыл дверь. Киган, в джинсах и голубой рубашке, сидел на террасе, выходившей в сторону "Айронвуда". Драммонд присмотрелся к нему. В позе Кигана, выражении его лица чувствовалось беспокойство человека, перенесшего страшный психический удар, утратившего нечто столь важное для всего его существования, что он до сих пор не может поверить – неужели все это произошло именно с ним.

Драммонд приветливо окликнул его и прошел через комнату к открытой двери.

Киган обернулся. На лице его засияла улыбка, хотя он и не мог скрыть некоторую нервозность из-за непривычной для него обстановки.

– Доброе утро.

– Любуешься природой?

– Да. Я наблюдал за восходом солнца. Знаете, в Лос-Анджелесе мне ни разу не приходилось видеть восход солнца.

Драммонд улыбнулся.

– Похоже, наша пустыня преобразовывается. Вон там – видишь? – деревенский клуб "Айронвуд", за ним заповедник "Ливинг Дезерт". Есть зоопарк, можем туда сходить, если ты любишь животных. Это воистину край деревенских клубов. В долине их около дюжины. Истинный рай для игроков в гольф. Есть несколько потрясающих домов. Мы могли бы взглянуть на них, если это, конечно, тебя интересует.

Драммонд приступил к легкому прощупыванию пациента, пытаясь определить круг его интересов. Но Киган продолжал не открываясь смотреть куда-то вдаль через бесконечно широкую, плоскую долину, словно и не слышал обращенных к нему слов.

Потом он спросил:

– Что это за горы?

– Сан-Бернардино. Весь этот район называется Национальный Памятник Йошуа. Место довольно гористое. Его просто обожают туристы, приезжают сюда на автофургонах. Бывает и много других, разного рода путешественников.

– Киган обернулся к горам, возвышавшимся сразу за домом.

– А это что за горы?

– Официальное название первого горного кряжа – Национальный живописный район Санта-Роса. А самый высокий горный кряж за ним – это горы Сан-Хасинто. Ты любишь горы, Том?

Киган не отрываясь смотрел на пики, поднимающиеся на пять тысяч футов над уровнем моря, на их застывшие отвесные грани, вонзавшиеся в голубое утреннее небо. Потом кивнул:

– Да. Они такие... монолитные.

– А это имеет значение?

– Конечно. Они ведь и завтра здесь будут, верно?

Продолжая внимательно разглядывать Кигана, Драммонд кивнул.

– Да, на них можно положиться. Пошли, завтрак стынет. Надеюсь, ты проголодался, а то ведь я приготовил гору яиц и ветчины – прямо под стать нашей местности.

Киган ел много, но с каким-то безразличием, словно не замечая вкуса пищи.

Во время завтрака Драммонд пытался вовлечь Кигана в беседу, непринужденно рассказывая о долине и ее жителях, изредка подбрасывая вопросы, с помощью которых он надеялся выяснить некоторые моменты из биографии пациента, но ничего не добился.

В конце концов он решил идти напрямик.

– Мой офис находится недалеко отсюда, примерно на расстоянии мили, в Эль-Пасео. Том, сегодня утром я принимаю больных. Вернусь к обеду. А во второй половине дня я хотел бы, чтобы ты поехал со мной. И мы проведем сеанс. Не возражаешь?

Киган занервничал, дрожащей рукой вытер губы бумажной салфеткой и скатал ее в шарик.

– Конечно. Прекрасно. Хочу начать. Хочу поправиться, Пол. Эта... штука...

– Какая именно "штука", Том? Попытайся ее описать. Просто расскажи мне о ней, о себе, о своих мыслях, чувствах, снах. Мы так или иначе вернемся к этому во время гипнотического сеанса, но я хотел бы услышать это сейчас, чтобы иметь возможность сравнить. Ночью тебе что-нибудь снилось? Ты успел что-нибудь записать?

Киган кивнул.

– Мне снова снился дом...

– Снова? Он снился тебе раньше?

– Да.

– И часто?

– Много раз.

– Расскажи мне этот сон. Все, что ты записал, я потом прочитаю.

– Будто я нахожусь в этом самом доме. Дом старый. Точнее, часть дома старая, а часть новая. Это какое-то очень таинственное место. Новое снаружи, старое, обваливающееся изнутри. Я нахожусь в здании, иду вниз по лестнице. На чердаке начинается пожар. Весь верхний этаж превращается в кромешный ад. Я знаю, что мне надо бежать, но не могу этого сделать. Я в ловушке. И чувствую, что пламя скоро охватит меня, я умру, но никак не могу найти ключ от двери.

– А дальше?

Киган пожал плечами.

– Дальше я просыпаюсь. Во сне пламя не доходит до меня. Оно там, наверху, но огонь охватывает и лестницу. Это ужасно. В этом есть какой-нибудь смысл, Пол, или это просто сон сумасшедшего?

– Думаю, в нем очень большой смысл, но об этом поговорим позже. Прежде всего, Том, мне хотелось узнать нынешние пределы твоей памяти. Я полагаю, она у тебя постепенно нормализуется. В полицейском участке Лос-Анджелеса и у себя в квартире ты говорил, что ничего не помнишь. Я думаю, ты имел в виду, что ничего не помнишь до того, как очнулся в госпитале?

– Да. С того момента я все помню.

– И в то же время ты сейчас сказал мне, что сон о пожаре снился тебе много раз. Значит, и до того, как ты очнулся в госпитале. Верно?

Киган уставился на него.

– О да. Мне... мне он не снился с тех пор... значит, он снился мне и раньше.

– Очень хорошо. Просто здорово! Ты уже кое-что вспомнил. Я же говорил, память начнет к тебе возвращаться, едва ты окажешься в привычном месте. И теперь я хочу, чтобы ты привык к этому месту, чувствовал себя здесь как дома и в безопасности. Просто расслабься, Том, наслаждайся солнцем, видом на горы, а мы сделаем так, чтобы ты сумел все вспомнить. Обещаю тебе.

Внутренняя растерянность и беспокойство Кигана наконец вырвались наружу.

– Это так, будто стараешься вспомнить чье-то имя... чье-то, кого ты очень хорошо знаешь... и даже смешно, что оно вылетело у тебя из головы. Знаешь, как зовут человека, а вспомнить, черт возьми, не можешь. Вот так и у меня в отношении всей моей жизни – до того как я очнулся в госпитале. Ничего не могу вспомнить, Пол... вся моя прошлая жизнь как огромная черная дыра. Я не помню, кто я... что я делал... была ли у меня семья...

– Том, послушай меня. Иногда действительно не удается вспомнить имя хорошо знакомого человека. Или номер телефона. Или сон. Что мы обычно делаем в таких случаях? Усиленно стараемся припомнить. Да? Но чем больше мы об этом думаем, тем труднее нам вспомнить. Если же перестать напрягать память, расслабиться, тут же появляется подсказка из подсознания. Всегда доверяй своему подсознанию. Его цель и назначение – служить тебе. Не пытайся усиленно думать, Том. Таким способом ты загоняешь свою память. Расслабься, и через какое-то время, без особых усилий, внезапно вспомнишь, что происходило с тобой до госпиталя. Раз это случилось один раз, то непременно произойдет и в следующий. Итак, дай этому свершиться. Просто жди.

На лице Кигана засияла улыбка.

– Хорошо. Спасибо, Пол.

Драммонд взглянул на часы.

– Мне пора. Можешь вымыть посуду. Дом в твоем распоряжении, делай все, что хочешь. Я вернусь к часу.

По дороге в офис Драммонд думал о сне Кигана. Психоаналитику необходимо достаточно осторожно подходить к сновидениям пациента. Все сновидения представляются в сознании человека в виде символов. Их толкование, естественно, является субъективным, однако в психиатрии и психологии некоторые символы считаются общепризнанными. Драммонд испытывал особую гордость за то, что ему оказалась открытой символика снов Кигана.

Сновидение о доме – это сновидение о самом себе. Любой рисунок дома, сделанный, например, рукой ребенка, принимает характер антропоморфной символики[6], где окна – это глаза, дверь – рот, дорожка к дому – язык. Дом, приснившийся Кигану, был новым снаружи и обветшалым изнутри. Вот так воспринимал себя и Киган: внешне молодой, физически сильный, а внутри дряхлый, изношенный человек.

В его сне пламенем был объят чердак, верхний этаж. Под чердаком следует подразумевать голову, мозг. Разум. Разум Кигана был объят пламенем и не поддавался контролю, угрожая всей его жизни. Киган знал это и пытался убежать, но не смог... никак не мог найти ключ, потому что не знал, что с ним происходит.

Но для Драммонда гораздо большее значение имел не классический вариант интерпретации сна, а то обстоятельство, что это случилось с Киганом до момента его госпитализации, до получения травмы головы от удара грабителей в Map-Виста. Иными словами, умственная нестабильность Кигана и, возможно, потеря памяти были вызваны какими-то предшествующими событиями. А в момент похищения, видимо, произошло обострение.