Вчерашний скандал - Лоретта Чейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оливия шагнула ближе.
Перегрин уловил её аромат и вспомнил ощущение её тела в своих руках, когда он выносил девушку из гостиницы.
Факты. Он сосредоточился на деталях кровати. Среди резных арок две панели изображали городские пейзажи, включая их прославленных лебедей. Он легко провёл указательным пальцем по выложенному мозаикой лесу.
Этому предмету не хватало грации египетского искусства. Но к удивлению самого Лайла, он находил его интересным.
— Они как окна, видишь? — продолжил он. — Служили для развлечения. Будучи новыми, они привлекали ещё больше внимания. Повсюду можно видеть остатки краски. В своё время фигуры, должно быть, были довольно красочными, как египетские храмы и могильники. И, так же как в Египте, посетители оставили здесь свои отметки.
Он обвёл ряд инициалов.
— А также печати.
Лайл снова позволил себе взглянуть Оливии в лицо. Сейчас изумление переполняло её. Гнев прошёл, буря улеглась, потому что она была зачарована. Будучи натурой искушённой и лукавой, она никогда не была наивной. Но её воображение не знает границ, и Оливию можно завлечь, как ребёнка.
— Странно, что ты не видела её раньше, — проговорил Перегрин.
Оливия осмотрела голову льва с красным клеймом на носу.
— Вовсе не странно, — сказала она. — Поскольку мы всегда направляемся в Дербишир или Чешир, то никогда не ездим этой дорогой. А когда я уезжаю из Лондона, то обычно потому, что я опозорилась, и это означает необходимость ехать так быстро и так далеко, насколько это возможно. Нет времени на осмотр достопримечательностей.
Он отвёл глаза от её лица. Ещё немного, и он превратится в полного дурачка. Граф осмотрел одного из сатиров, украшающего резной столбик.
— Хлестнуть того пьяницу перчаткой и обозвать его трусом было не самым разумным поступком.
— Зато чрезвычайно приятным.
— Ты вышла из себя, — сказал Лайл. Когда она давала волю характеру, он не мог полагаться на её мозги или инстинкты. И не мог надеяться на то, что она позаботится о себе.
Перегрин отошёл от столбика и заложил руки за спину.
— Что твоя мать говорила тебе об умении держать себя в руках? — произнёс он тем же терпеливым тоном, который, как он слышал, использовала её мама в тот день, когда он познакомился с Оливией.
Девушка прищурилась.
— Я должна сосчитать до двадцати.
— Думаю, ты не считала до двадцати.
— Настроения не было, — ответила она.
— Я удивляюсь, что ты не применила к нему одно из своих извинений, — приложив руку к сердцу, Лайл заговорил фальцетом. — «О, сэр, я нижайше и смиренно прошу вашего прощения». Потом ты могла бы похлопать ресницами и упасть перед ним на колени.
Она проделала такое в самый первый раз, когда они встретились, и это зрелище поразило его до глубины души.
— К тому времени, когда ты закончила бы, — продолжил Лайл, — все бы уже рыдали, или у них закружилась бы голова. Включая пьяницу. А ты могла бы незаметно улизнуть.
— Теперь мне жаль, что я так не сделала, — сказала Оливия. — Это уберегло бы меня от грубого обращения при выходе из гостиницы.
И предотвратило бы ощущение её податливого тела в его руках.
— Не понимаю, почему ты не вытащил его наружу, во двор, и не засунул его голову под струю воды, — продолжала Оливия. — Вот что следовало сделать с самого начала. Но все его боялись. Не включая тебя, как я полагаю — но ты решил применить всё своё мужество и власть ко мне.
— Вытаскивать тебя наружу гораздо забавнее, — ответил Перегрин.
Девушка подошла ближе и вгляделась в его глаз.
Её запах окружил его, и сердце забилось чаще.
— Ах, этот Бельдер, — проговорила Оливия, качая головой. — Почему он не ударил тебя сильнее?
Она выбежала из комнаты.
День был прохладным и серым, дождь смыл всю пыль. Дамам захотелось свежего воздуха, как они заявили. Езда в тёмной и душной карете не входит в их представление о приятном путешествии.
Оливия подозревала, что причина, по которой они хотели открыть зашторенные оконца, заключалась в желании полюбоваться видом на мужчину по ту сторону стекла.
Это было прекрасное зрелище, и она сама не могла не наслаждаться им, несмотря на то, что Лайл оказался Трагическим Разочарованием.
Он ехал верхом рядом, практически возле её плеча, не отставая от экипажа, вместо того, чтобы ехать впереди, как она ожидала. Скорость кареты, с учётом хрупких костей леди, была медленнее, чем могло нравиться Лайлу. И, разумеется, это было медленнее, чем любила Оливия. Ей бы тоже хотелось ехать верхом, но не подумала об этом и не подготовилась.
Её седло упаковали в одну из повозок с остальными вещами, и упаковали глубоко. Она не думала, что оно ей понадобится до того, как они достигнут цели своего путешествия. В то время как лошадей можно нанять в придорожной гостинице, и она фактически могла ездить на любом коне без всяких трудностей, седло было совершенно иной вещью. Женское седло — вещь столь же личная, как и корсет, оно изготовлялось точно по её меркам.
Не то чтобы Оливия нуждалась в седле. Она, в конце концов, дочь Джека Уингейта, и чувствовала себя на спине лошади свободно, как цыганка.
Но никто не должен знать, что она всё ещё занимается этими вещами. Никто не должен знать о мужской одежде, которую Бэйли ушила, чтобы она подошла Оливии, и которая была аккуратно сложена в коробку среди остальных пожитков.
Оливия вспомнила, как шокирован был Лайл, когда впервые увидел её в мальчишеской одежде. Она вспоминала тот момент — как могла она забыть это комичное выражение на его лице? — когда карета остановилась.
Экипаж слегка качнулся, когда лакеи спрыгнули с запяток. Она увидела, как один из них поспешил вперёд, чтобы удержать лошадей.
— Что там такое? — спросила леди Купер.
— Лайл заметил, что что-то не так с одним из колёс, осмелюсь предположить, — проговорила леди Вискоут.
Дверь открылась, и лакей опустил ступеньку. Лайл ожидал позади него.
— Нет необходимости беспокоиться, леди, — проговорил Лайл. — Мне нужна только Оливия.
— Ему нужна только ты, — сказала леди Купер.
— Он говорил, что оставит меня у дороги, — ответила Оливия.
— Не будь глупышкой, — вмешалась леди Вискоут. — Он ничего такого не сделает.
Он поступит ещё ужаснее, подумалось Оливии. У него было время переварить мучительный удар, который она нанесла его гордости. Теперь он, вероятно, приготовил неимоверно скучную и вызывающую раздражение лекцию.
— Мы не собирались останавливаться, — сказала она Лайлу. — До самого…
Девушка заглянула в томик Паттерсона.