Набор фамильной жести - Ирина Алпатова

Однажды Артем посадил их троих: маман и сестер в такой же, как и он, видавший виды джип и повез в студию к «одной дизайнерше». Вообще Паша не поняла, зачем ей тащиться в эту самую студию, ведь в тряпках она все равно ничего не смыслит. Но маман сказала, что Марию нужно «сопровождать» обязательно, не одной же ей ездить, и Паша подчинилась.

Она подозревала, что они приедут в какое-то очень пафосное место, где расхаживают высокомерные модели с ногами от ушей. И сама дизайнерша наверняка та еще штучка.

Да, студия была – несколько просторных и очень светлых комнат, но никакого пафоса не наблюдалось. Девушка, которая их встретила, тоже была, между прочим, в джинсах, и у Паши немного отлегло от сердца. Стыдно признаться, но она и в самом деле как-то засуетилась. И вот, когда Паша стала успокаиваться, появилась хозяйка студии, к которой они и ехали.

Ну, начинается, подумала Паша. Брюнетка была очень смуглой, очень высокой и двигалась как на пружинках. Негустые, но ухоженные блестящие волосы лежали на аккуратной головке плотно, точно каска – вылитый воин, снявший на время доспехи. Дизайнерша повернулась в профиль и стала похожа на египетскую жрицу – еще лучше. Тем не менее девица прямо излучала шарм или что там еще излучают такие, как она. Даже длинноватый острый нос ее совершенно не портил.

Между прочим, в какой-то момент дизайнерша повела этим своим носом в сторону Артема и прищурилась, едва заметно, но Паша обратила внимание, и он тоже. Потому что вопреки своим привычкам душа компании моментально задвинулся куда-то на задний план, подальше от дизайнерского носа, и затаился. Вот это Паше очень понравилось.

Говорила Лена, так звали девицу, особенно – точно пела, то есть у человека праздник, и он ликует и радуется. Ненормальная какая-то.

Дылда стала показывать Машке и маман свои авторские вещи, и сестрица прямо на глазах похорошела – стала не просто розовой, а розово-золотистой и перебирала плечики с видом лунатика. Маман что-то говорила своим прекрасным особым голосом, а дылда ей подпевала.

Паша ничего перебирать и трогать не стала, а тихонько отступила в узкий коридорчик, куда выходили все открытые двери.

Она осторожно заглянула в ближайшее помещение: несколько женщин что-то строчили на швейных машинах и не обратили на нее никакого внимания. В следующем та, в джинсиках, на пару с каким-то лохматым расправляли на длинном столе кусок ткани, прикладывали к нему листы бумаги и переговаривались: здесь надо так, но тогда здесь не пройдет, а смотри, как можно, сейчас Лене покажем… Лохматый что-то откинул и смял и гордо посмотрел на свое творение. А потом они рассмеялись.

Люди получали удовольствие от своего занятия, вот что. И египтянка, и эти двое. Все они ловили кайф, он был прямо разлит в воздухе, и Паша даже принюхалась, чтобы запомнить, как это пахнет.

– Прасковья, в чем дело, сколько можно звать! Прасковья! – Парочка дружно повернула головы к двери, а Паша вздрогнула и ринулась на зов.

– В чем дело, я не понимаю. Кажется, мы сюда не развлекаться пришли… хотя я не вижу, что бы могли здесь подобрать. Конечно, артист может позволить себе быть иногда эксцентричным, но не в приличном обществе, – голос маман был очень холоден. – У меня есть просто великолепная портниха, проверенная, но она, к сожалению, стала неважно видеть.

И Паша в ту же секунду поняла, что мать недовольна. Недовольна всем: и платьями, и этой «портнихой», и духом мастерской. Ну и само собой, ею, Пашей.

Паша в смятении взглянула на дылду. Презрительный тон матери никого не мог обмануть – она делала выговор. То, что предлагала «эта портниха», не годилось , было ерундой, и Машка вон стояла с разочарованным видом, золотистый румянец погас, она снова превратилась в себя прежнюю и ждала, когда ее отсюда уведут.

Паша судорожно сглотнула, нельзя было отвлекаться, а теперь все в гневе: и маман, и Машка, и «портниха». Девица и в самом деле прищурила глаза и…

– Да, вы правы, у нас одевается несколько другая публика, которая предпочитает … – И тут египтянка посмотрела на Пашу и не стала продолжать. Она вдруг улыбнулась и пожала плечами.

– Мы, как вы понимаете, ничего у вас ни покупать, ни шить не будем. – Маман с Машкой царственной походкой пошли к выходу, даже не попрощавшись. Паша, готовая умереть со стыда, поплелась следом.

– Ваша протеже, Артем, совершенно не представляет, что такое артистическая среда, – выговорила маман Артему, сев в машину. – В этом, может быть, хорошо… ну я не знаю, до булочной дойти, но артист так выглядеть не может, не имеет права. Причем даже вне сцены.

Артем, видимо, все еще загипнотизированный презрительным взглядом дизайнерши, только молча посмотрел на маман. И отвернулся. Паше даже показалось, что слова маман его задели. Но такого быть не могло, потому что Артем с его толстой шкурой был абсолютно непробиваемым. Это же видно.

Паша была расстроена совершенно определенно, – из-за дизайнерши, как панибратски назвал ее Артем, и которую маман поставила на место, а главное, потому, что ей самой не нравилась Манина манера одеваться. Конечно, не Паше об этом судить, но тем не менее. Машка была твердо уверена в том, что ей идет все яркое, броское, пышное и сверкающее. Она обожала цвет золота, так и говорила: «…золото на красном, это шикарно».

Может быть, эта самая жрица и была Маниным шансом, а сестра его упустила.

Маман все-таки отвела ее к своей проверенной портнихе. Пашу в эту экспедицию не взяли, и она не знала, как там все прошло, но маман вернулась довольная. Трудно сказать, осталась ли довольна Машка, но по настроению маман было ясно, что без пяти минут звезда оказалась в надежных руках.

На то выступление их «закинул» Артем. Корпоративная вечеринка. Ну, Маня, покажи себя.

Паша только-только приступила к своим новым обязанностям и теперь несла в поднятой вверх руке, как стяг, огромный мешок с Маниным платьем. У нее сводило живот и подгибались колени, зато Маня внешне была абсолютно спокойна, только щеки горели ярче обычного. Или это грим?

Когда Паша услышала про вечеринку, ее сердце ухнуло вниз. Так она и знала, чего еще можно было ожидать от этого тупого типа? Он сосватал Машку какой-то конторе. Ну и что, что Паша должна была лишь «освоиться» и «присмотреться». Ей стало страшно в ожидании позора.

А все потому, что Паша тут же вспомнила другую корпоративную вечеринку, первую и единственную в своей жизни. Ее бывшая фирма отмечала какой-то юбилей, для чего арендовала небольшое кафе неподалеку от офиса, и со слов начальника Паша поняла, что это было их величайшей стратегической победой – так все было сложно. Примерно за неделю до события в конторе началось тихое брожение, причем Паша заметила это не сразу, все-таки сидела она в приемной и была оторвана от народа. Может, поэтому идти на мероприятие Паша не собиралась.