Андрей Кожухов - Сергей Степняк-Кравчинский

- Нет, голубушка, - сказала она, целуя оживленное личико Тани, просительно поднятое к ней, - я не могу отложить этого на завтра, иначе я сама бы посидела еще с вами. Я зайду в субботу днем, - прибавила она, - а теперь я должна бежать.

Она ушла, улыбнувшись им еще раз на прощание в дверях. Казалось, что ее присутствие приподнимало на более высокий уровень все окружающее. Вид мужественно переносимого глубокого личного горя настраивает души на более возвышенный тон. Таня и Андрей почувствовали себя сближенными общим чувством симпатии к Зине.

- Вы давно знакомы с Зинаидой Петровной? - спросил Андрей.

- Я в первый раз встретилась с нею, когда она убежала из тюрьмы. Но только с тех пор, как она поселилась в Петербурге, я хорошо с ней познакомилась и поняла, какая это женщина! - восторженно сказала Таня.

- Мне нельзя будет так часто видаться с вами, Татьяна Григорьевна. Но я пришел сюда с надеждой, что уйду, если возможно, вашим другом, - сказал Андрей, доверчиво глядя ей в глаза. - Вы не обидитесь моей самоуверенностью?

- Совершенно напротив, - ответила девушка серьезно.

- Спасибо. Так давайте же прежде всего поговорим толком, - сказал Андрей.

Он оглянулся вокруг и, найдя удобный уголок, предложил ей сесть в кресло, а сам поместился на стуле около нее.

- Вы для меня далеко не чужая, - продолжал Андрей. - Могу сказать, что я был почти знаком с вами раньше, чем мы встретились. Жорж очень много говорил о вас, и очень красноречиво, уверяю вас.

Таня слегка покраснела, почувствовав досаду на себя, и рассердилась на Андрея. Ее доброе чувство к новому гостю исчезло сразу.

- Я вам отомщу за ваш комплимент, - сказала она, - потому что я слышала о вас, наверное, гораздо больше, чем вы обо мне, и от многих людей. Так что мои сведения разностороннее ваших.

- Тем лучше, - сказал Андрей, - это мне даст право требовать возмездия.

Девушку не могло смягчить такое хладнокровие собеседника. Она наморщила слегка свой чистый, гладкий лоб, на котором ни заботы, ни горе еще не наложили следов. Она привыкла встречать покорную почтительность у молодых людей и не собиралась делать исключения для человека, в сущности, совершенно чужого. Она пожалела, что с самого начала не поставила себя с ним на более официальную ногу.

- Вы недовольны собой, Татьяна Григорьевна, за свою доброту ко мне и думаете, что я злоупотребляю ею? - сказал Андрей, читая ее мысли у нее на лице. - Что ж, может быть, вы и правы, - продолжал он, не давая ей времени ответить. - Но вы должны быть снисходительны к нам. Жизнь революционера коротка, и возможность дружеской беседы редко выпадает на его долю. Нам простительно, если мы стараемся как можно полнее воспользоваться этими минутами, отбрасывая иногда условные формальности. Сегодня наши пути пересеклись на мгновение, и кто знает, встретятся ли они еще раз. Позволите ли вы мне говорить откровенно, без всяких стеснений, как бы я говорил с товарищем?

Лед был сломан. Под спокойным тоном странного гостя девушка почувствовала нечто глубоко симпатичное и грустное; оно тронуло ее отзывчивое сердце и растопило поверхностный слой ее светскости. Ей сделалось стыдно своей подозрительной сдержанности: с таким человеком она была совершенно неуместна.

- Да! - воскликнула она горячо, глядя ему в лицо. - Говорите, как хотите.

Андрей сам удивился, что ее согласие было ему так приятно. В девушке было что-то, о чем Жорж, вероятно, забыл упомянуть, но что особенно ему нравилось и привлекало его, независимо от той роли, которую она могла играть в жизни его друга.

Он стал расспрашивать ее про ее теперешние занятия, политические взгляды, сомнения и планы будущего. Его вопросы волновали и тревожили ее, но были ей вместе с тем приятны, и она не пыталась противиться странному влиянию этого человека. После первой четверти часа она почувствовала себя легко с ним; они разговаривали, как давнишние близкие знакомые.

Жорж подошел было к ним, не будучи в состоянии противиться притягательной силе Тани, но скоро оставил их опять наедине. Ему так хотелось, чтоб они подружились, что он готов был принести себя в жертву и дать им возможность поговорить толком. Он довольствовался тем, что глядел на девушку издали, быстро опуская глаза, когда встречал слегка насмешливые взгляды Андрея.

За четверть часа до двенадцати, когда начинаются особенно "беспокойные" часы, Андрей и Жорж ушли, и вся компания разошлась.

Таня ушла к себе в комнату, полная приятных впечатлений вечера. Она сняла свое элегантное платье, слишком элегантное и дорогое для девушки с ее взглядами. Жорж несколько раз горячо упрекал ее за любовь к нарядам. Сидя перед большим туалетным зеркалом, она стала заплетать свои длинные черные волосы на ночь. В общем, она была очень довольна своим новым знакомствам. Очевидно, желание такого человека, как Кожухов, сделаться ее другом льстило ее юному самолюбию.

- Как смешно он смотрел на меня, прося позволения обращаться со мной как с товарищем! - воскликнула она и громко рассмеялась, показывая в зеркале два блестящих ряда маленьких белых зубов и пару сверкающих черных глаз.

Но когда она стала припоминать подробности их необычайного разговора, ее чувства приняли другое направление. Кожухов был первый выдающийся революционер, с которым она встретилась. Жорж был, в сущности, крупнее его, но он был исключительной личностью, и к нему нельзя применять обычную мерку. Почему же Кожухов так заинтересовался ею? Лично для него она ничего не значила; но он был конспиратор и хотел убедиться, стоит ли привлекать ее в партию? Она была для него возможною полезностью, и он пришел оценивать ее. Вот и все! Эта мысль огорчила Таню и возбудила досаду на самое себя. Она не могла себе простить, что сама помогла его расследованиям. Он застал ее врасплох; в другой раз она проучит его. Образ Жоржа пробудил в ее сердце раскаяние и нежность. Она начала ценить его горячую привязанность и деликатную заботливость по сравнению с этим Кожуховым.

Едва закрылась дверь дома Репина за выходившими приятелями, как Жорж схватил Андрея под руку и взволнованным голосом спросил:

- Ну, скажи, как тебе понравилась Татьяна Григорьевна?

- Ничего, понравилась, - последовал спокойный ответ.

Жорж опустил руку друга и отвернул голову с молчаливой досадой. И это было наградой за его самопожертвование в течение целого вечера! Он был разочарован и даже обижен. Ну можно ли быть таким увальнем? Досада Жоржа, однако, скоро улеглась, и он стал находить оправдания своему другу. Нельзя же требовать от человека, чтобы он изучил характер после часового разговора! Но так как сам Андрей, очевидно, не собирался беседовать о девушке, то Жорж, чтоб утешиться, взял эту задачу на себя. Ресурсы его были велики, и он мог внести приятное разнообразие в сюжет.

Андрей был очень хорошим слушателем, понимая с полуслова и возражая мало. Это обстоятельство было одной из первых причин их дружбы. Теперь он слушал Жоржа с обычной внимательностью, однако ни в чем не соглашался с ним.

- Сила характера! - прервал он Жоржа. - Я сомневаюсь, есть ли у нее характер, - конечно, в том смысле, как ты это понимаешь.

Жорж улыбнулся такой грубой ошибке своего друга.

- Я вижу, ты совсем не знаешь ее! - сказал он.

- Возможно, хотя мне кажется, что знаю, - ответил Андрей.

- Тебя, вероятно, обманула мягкость манер, свойственная ей как светской барышне.

- Ты считаешь ее светской барышней? Мне она показалась, напротив, очень простой и естественной - настоящая русская девушка, и больше ничего!

- Больше ничего! Значит, она тебе совсем не понравилась? А ты сказал, что понравилась.

Андрей засмеялся.

- Ты ошибаешься, мой друг, - сказал он веселым голосом. - И чтобы доказать тебе, что она мне в самом деле нравится, я теперь же заявляю тебе, что если она так же полюбит тебя, как ты ее, я без колебания даю вам отеческое благословение.

Андрей в первый раз так прямо заговорил с Жоржем о его сердечных делах. Ему нужно было видеть его с Таней вместе, чтобы убедиться кое в чем. Он знал, что часто "эти глупости", как он называл любовь вообще, могут раздуться в нечто серьезное благодаря доброжелательному вмешательству и поощрению со стороны. Но теперь, после того как он видел их вместе, всякое сомнение исчезло и не к чему было воздерживаться от откровенного разговора.

Молодой философ не подозревал, что "глупость" пустила корни в его собственном сердце и что единственным средством для него уберечься от ее губительного яда было бы никогда больше не видать тех черных сверкающих глаз, чистого лба и обворожительной улыбки.

Но так как некому было дать этот совет и в сердце его царило удивительное спокойствие, то Андрей и не собирался бежать от искушения. Он даже перестал думать о Тане, потому что в ту минуту его внимание отвлеклось в совершенно другую сторону.

В течение некоторого времени он слышал за собою неотступные подозрительные шаги. Они всегда раздавались на одинаковом расстоянии и были неровные, то слишком смелые, то слишком осторожные, как измена. По всей вероятности, за ними следом шел шпион. Андрей ничего не сказал о своем подозрении Жоржу, опасаясь, что тот, как человек впечатлительный, повернет сейчас же голову и испортит этим все дело. Взявши друга под руку, Андрей ускорил шаги, как бы в пылу оживленного разговора. Человек, следовавший за ними, зашагал быстрее. Андрей повторил опыт, пошел медленнее, и результат оказался тот же. Несомненно, что за ними шел шпион, да вдобавок еще глупый. Андрей был уверен, что он пристал, когда они уже далеко отошли от дома Репиных. Это был, вероятно, бесцельно шатающийся шпион, привлеченный какими-нибудь подозрительными словами, сказанными слишком громко, когда они проходили мимо него. Дело было несерьезное, но все-таки следовало отделаться от неприятеля, тем более что они приближались теперь к квартире Жоржа.