Грета Гарбо и ее возлюбленные - Хьюго Виккерс

В письме к Марлен Мерседес пыталась объяснить противоречивые чувства, клокотавшие в ее душе.

«Постараться объяснить, какие чувства я испытываю к Грете, было бы просто невозможно, поскольку подчас я не понимаю самое себя. Мне известно одно — в моей душе зародилось чувство к несуществующему человеку. Мой разум видит реальность — человека, девчонку-служанку из Швеции, с лицом, которого с любовью коснулся творец, заинтересованную исключительно в деньгах, собственном здоровье, сексе, пищи и сне. И все же это лицо обманчиво, и моя душа пытается воплотить ее образ в нечто такое, чего не приемлет мой разум. Да, я люблю ее, но я люблю созданный мною образ, а не конкретного человека из плоти и крови…»

Далее Мерседес подчеркивает, что в последнее время перенесла свои пылкие чувства с Дузе на Гарбо и что, однако, ее любовь к кинодиве не мешала ей любить других. Позднее Мерседес выражала свою любовь к Марлен в одном, на ее взгляд весьма практичном, предложении: «Я приведу к тебе в постель, кого ты пожелаешь! И вовсе не потому, что я недостаточно люблю тебя, а потому, что люблю всей душой! О, Моя Прекраснейшая!»

Почти не обращая внимания на раздвоенность чувств Мерседес, Гарбо приступила к работе над фильмом «Королева Христина». Этот проект предложила Залька Фиртель, близкая подруга Гарбо и та самая женщина, которая представила ей Мерседес «за чаем» в 1931 году. Однажды вечером они встретились в доме Эрнста Любича, который давал прием в честь какой-то знаменитости из Германии. То была типично голливудская вечеринка.

В одном углу сгрудились хорошенькие женщины, в то время как в другом мужчины обсуждали свои дела. Бельгийский кинорежиссер Жак Фейдер (именно он в 1929 году поставил фильм «Поцелуй» с участием Гарбо) предпочитал общество дам. Он подвел Зальку к кушетке, на которой расположилась не только почетная гостья из Германии в пышных юбках, но и одинокая фигура Гарбо. В отличие от остальных гостей, она нарядилась в «строгий черный костюм». А так как для всех места на кушетке не хватило. Фейдер повел дам на веранду. Там они то и дело наполняли бокалы и вели оживленную беседу. По мнению Зальки Фиртель, Гарбо была в равной степени прекрасна и остроумна.

«В красоте ее лица подчас проявляется нечто неожиданное. Может показаться, будто вы вообще видите его впервые… Она принялась расспрашивать меня о моей работе в театре. Она оказалась приятной собеседницей, держалась приветливо и непринужденно, подшучивая над своим ломаным немецким и английским, хотя, надо заметить, говорила довольно правильно».

Новая дружба получила дальнейшее развитие, когда на следующий день Гарбо появилась в доме Фиртелей, чтобы продолжить беседу. «Просто одетая, в брюках, без вычурных украшений и какой-либо косметики, за исключением ее знаменитых длинных ресниц, которые она густо красила черной тушью».

Позднее Фиртели обменялись между собой произведенным ею впечатлением.

«Больше всего нас подкупила в ней ее удивительная вежливость и внимание к собеседнику. Она показалась нам наделенной какой-то особой чувствительностью, хотя в ней и было что-то от упругости стали. Ее замечания в адрес разных людей отличались справедливостью, объективностью, хотя и были довольно резки. «Возможно, эта ее слава не позволяет ей жить настоящей жизнью», — сказала я».

Эта новая дружба послужила Гарбо отличной поддержкой в оставшиеся годы ее кинокарьеры. Они легко общались друг с другом, и если Зальке в голову приходила какая-нибудь идея, Гарбо всегда была готова ее выслушать. По мнению Зальки, Гарбо просто была создана для роли королевы Христины, и Гарбо, которая досконально изучила жизнь королевы, соглашалась с ней.

Залька Фиртель так описывает королеву:

— Она была эксцентрична и блистательна, это избалованное дитя мужественного Густава Адольфа. Полученное ею «мужское» образование и неоднозначная сексуальность делают ее в некотором роде нашей современницей. Ее стремление к свободе, ее настойчивое желание вырваться за пределы пуританской, протестантской Швеции, к которой она, словно цепями, была прикована короной, — все это зачаровывало меня.

Подруги надеялись, что съемки состоятся в Европе, но, по мнению Тальберта, куда проще было снимать в одном из павильонов Голливуда. В результате постепенно начал вырисовываться типичный голливудский фильм, чего Гарбо всей душой стремилась избежать.

Возвращение Гарбо никак не способствовало избавлению Мерседес от извечной депрессии. Однажды, во время особенно невыносимого приступа, де Акоста отправилась прокатиться в машине с одной из своих горничных, заметив при этом:

— Господи, ну хоть бы какая-нибудь машина сбила меня насмерть!

Ее довольно глупое желание едва не исполнилось — почти в тот же момент она стала жертвой серьезного столкновения. От удара ее выбросило из машины, и она с силой ударилась головой о дорогу. В результате Мерседес оказалась в госпитале в Санта-Монике и лишь чудом не осталась калекой. Марлен позвонила ей из Парижа и даже предложила взять на себя все расходы по лечению, а впоследствии интересовалась, как заживают швы.

Мерседес скоро поправилась после несчастного случая, хотя ей и пришлось перенести несколько пластических операций, из-за которых нередко была вынуждена ходить с забинтованным лицом. Ее депрессия давала о себе знать с новой силой.

Вот что писала об этом она сама:

«Грета снималась в «Королеве Христине» и все дни проводила в студии. К вечеру она валилась с ног от усталости и ей было не до меня. Марлен все еще оставалась в Европе, откуда продолжала слать мне жалостливые письма».

Марлен писала, что и представить не могла, что будет чувствовать себя столь одиноко. Она обнаружила, что Европа больше не является для нее родным домом, и поэтому терзалась вопросом, a не выбрать ли ей в качестве такового Голливуд. Она благодарила судьбу, что у нее есть Голливуд и Мерседес, которая так прекрасно понимает ее боль.

В конечном итоге некая приятельница отослала Мерседес к Шри Мехер Баба, индийскому спириту, давшему обет молчания. Он убедил ее, написав на доске, что самоубийство является величайшим злом и что она должна искать спасение в «Воплощении Бога». Этот случай послужил толчком к ее длительному интересу к индийской философии и спиритизму.

Зимой 1933/34 года Мерседес вместе с Гарбо совершили вылазку в Йосемитский национальный парк, где едва не заблудились в густом непроходимом лесу. Вскоре после этого происшествия на экраны вышел фильм о Распутине, и князь Юсупов, как и обещал, подал на «МГМ» в суд. Мерседес снова получила работу. Она принялась уговаривать Тальберга, чтобы тот снял фильм о Жанне Д'Арк с Гарбо в главной роли. Режиссер поручил ей написать сценарий. Мерседес настолько прониклась этой идеей, что начала видеть в Гарбо спасительницу Франции.