Танцы с медведями - Майкл Суэнвик

Евлогия и Евфросинья крепко обняли Этери. Поскольку они являлись абсолютными близнецами во всех отношениях (за исключением того, что у одной кожа отливала аспидно-черным, а у другой была белой, как снег), зрелище получилось отвлекающе прекрасным.

— Как романтично! — воскликнула Евлогия.

— О, да! — согласилась Евфросинья.

Этери поднесла запястье к потрясенному лицу. Затем прикоснулась губами к тому месту, где губы Аркадия оставили несмываемый след.

— Увы! Мой глупый Аркаша! — воскликнула она и сомлела с такой изысканной грацией, что у Довеска дух захватило.

Жемчужины сгрудились вокруг ее упавшего тела, растирая ей руки, обмахивая свою подругу и оказывая ей прочие аналогичные услуги. У экрана задержалась только Зоесофья.

— Он, разумеется, написал прощальную записку? — прошептала она еле слышно.

— Естественно. Я скопирую ее и пошлю Этери утром.

— Не беспокойтесь, я позабочусь обо всем. Вы не знаете, что говорить.

И, царственно вскинув голову, Зоесофья горделиво выпрямилась. Чувствуя себя одновременно отчитанным и, однако, гораздо лучше, чем за минуту до инцидента, Довесок вернулся к празднеству. Утром Жемчужины выдвинут новый набор жалоб — а ведь они и так непрестанно требуют немедленно представить их князю! Но у Довеска еще есть время. На данный момент все хорошо.

Хортенко не стал садиться в карету после приема. Он считал, что ходьба помогает сосредоточиться. Ученые гномы, не задумываясь, шагали по бокам от него. Пешеходы, завидев Хортенко, торопливо отступали на проезжую часть, дабы убраться с дороги.

Наконец он обратился к тому из двоих, кто был чуть повыше:

— Разве не странно, Макс, что Византийская империя прислала в качестве посла американца… являющегося, если называть вещи своими именами, собакой?

— Византий был основан мегарцами и аргивянами под водительством Византа в 667 году до нашей эры. Халиф является четырнадцатым в линии клонов Абдуллы Политически Неуязвимого. Расстояние между Москвой и Византией по прямой составляет 1098,901 мили, то есть 1544,192 версты. У посла акцент уроженца Земель Западного Вермонта — одной из небольших республик в Подканадской Северной Америке. Америку открыли дамасские моряки в правление Абдул-Рахмана III. Моряки сексуально невоздержанны. Генетические аномалии политическая элита Византиума вроде бы не одобряет, хотя в гражданском кодексе не содержится на этот счет никаких указаний. Ни один индивид, чей геном являлся человеческим менее чем на 97 процентов, никогда не получал полного гражданства в Халифате.

— Хм. Интересно. Что же, черт побери, скрывает посол?

С абсолютной и непритворной серьезностью второй ученый произнес:

— Все, что угодно.

— Да, Игорек, но мне кажется, он также хотел дать нам понять, что он себе на уме. Достопочтенный сэр Блэкторп Рэйвенскаирн де Плю Пресьё ведет с нами серьезную игру. — Хортенко сцепил руки за спиной и хмуро уставился на землю. Его саванты сохраняли безмятежность. Вскоре он произнес: — Мы знаем, чего боятся люди. Но как насчет собак?

Карлики открыли рты, но он жестами велел им молчать.

— Скажи мне, Макс. От какой породы, по твоему мнению, происходит наш добрый друг посол?

— Две характеристики отличают собаку от других псовых: ее повсеместное распространение в тесном соседстве с людьми и огромное число подвидовых вариаций. У собак нет зубов мудрости. Мудрость есть культурный артефакт. Порода есть культурный артефакт. Посол — либо полукровка, либо генетическая химера. Бабуины были замечены за тем, что воровали щенков диких собак и выращивали их для охраны своей стаи. Химера — мифическое чудище, описанное Гомером как «творение бессмертных, а не человека, лев спереди и змея сзади, посередине козел». Источник генома посла, похоже, происходит в основном от американского фоксхаунда.

— Серьезно?

Идти до дома Хортенко было недалеко. Добравшись туда, он позвонил дежурному помощнику.

— Накормите и помойте Игоря и Максима, затем усадите их читать сегодняшние отчеты. Мне нужно, чтобы вы расширили псарни в подвале и купили для них собак… восьми хватит. Американских фоксхаундов, если можно, хотя сгодятся и любые близкие к ним. Давайте выясним, что причиняет им боль и чего они боятся. Просто на тот случай, если нам придется подвергнуть посла допросу.

5

Москва была городом скрытых проходов и удивительных глубин. Там имелись пешеходные дорожки, которые проходили под всеми крупными проспектами. Вдоль улиц — уже на открытом воздухе — выстроились мелкие магазинчики и лавчонки. Здания освещали биолюминесцентные лишайники, растущие под стрехами крыш. Подвалы вели в обширные подземные галереи. Нелегальный бизнес вытекал из не отмеченных на карте складов, вырезанных в материковой породе в те времена, когда город был еще молод. Военные установки ушедших эпох и бункеры, созданные для защиты древних тиранов от любых врагов, были глубоко встроены в трехмерную сеть транспортных и служебных туннелей. К слову сказать, некоторые до сих пор функционировали, а в других содержались руины инфраструктуры торопливо растерзанных после бунта электронных рабов человечества. Длинные коридоры соединяли более не существующие здания.

— Водки, барышня?

— За каким еще дьяволом я могу торчать в этой вонючей дыре?

Кто угодно запутался бы в подземных извилистых путях… но к Ане Пепсиколовой данное утверждение не относилось. Для горожан она была лучшим проводником, какого только можно было нанять за деньги, — ведь Пепсиколова раскрывала тайны Москвы. Молодая женщина аристократического происхождения уже давно болталась в криминальном подполье, а поскольку никто не знал ее покровителя, то ее можно было запросто обжулить или обсчитать. Для тайной полиции она превратилась в безжалостного и полезного агента под прикрытием, хотя лояльности стражи порядка к ней не питали. Для Сергея Хортенко она была наивной и гениальной девочкой, сунувшей нос в чужие дела и вследствие этого сломившейся под его волей. Ну а для чудищ, воображавших себя настоящими правителями Нижнего Города, она являлась удобным средством шпионажа за Верхним Городом. Планы тварей наливались, вызревали, и с каждой минутой приближался тот великий день, когда все в Москве — и она в первую очередь — умрут.

Ей порой бывало нелегко держать в узде своих мнимых хозяев — а еще труднее решить, кого из них она ненавидит больше остальных. Единственное реальное удовольствие она испытывала лишь в те моменты, когда ее нанимал кто-нибудь достаточно слабый. Вот тогда-то она и осмеливалась скормить его, живого и вопящего, одному из угнетателей.