По делам их - Надежда Попова

— Да? — с подозрением уточнил Бруно; он кивнул:

— А как ты думал. Конгрегация затратила на мое воспитание, содержание и обучение силы и средства; десять лет после окончания академии я не имею права оставить службу — могу выбрать между должностью следователя, служителя архива или еще какой, но уйти права не имею. И даже спустя этот срок Особая Сессия примет постановление, заслужил ли я быть отпущенным на волю. Но до этого надо еще дожить, что, сам понимаешь, задача не из простых. Посему — я тебя действительно понимаю и вполне сочувствую… Тебе стало легче?

— А то, — с нескрываемым удовлетворением отозвался тот, и Курт улыбнулся снова:

— Отлично. Тогда давай работать. Работу мы начнем с такого вопроса: действительно ли ты столь многих знаешь, и как тебя принимают в их обществе?

— Нет, — все еще с некоторой холодцей возразил Бруно. — Работу мы начнем с одной маленькой поправки, которую попрошу иметь в виду. Я по-прежнему не желаю иметь с вами ничего общего. Как я уже говорил, лично тебя я всегда считал парнем неплохим, однако Инквизиция мне как не нравилась, так и не нравится, понял меня? И помогать тебе я буду лишь до той поры, пока будет оставаться подозрение на убийство, в чем ты меня почитай убедил; опять же, ежели я заподозрю, что ты гонишь к столбу того, кто явным образом не имеет к этому касательства — можешь меня ставить рядом с ним, но помогать тебе в этом я не стану…

— Ты ведь знаешь меня, — тихо перебил его Курт. — Неужели когда-либо из моих действий можно было сделать заключение, что я на такое способен?

— Нет, — ни на мгновение не задумавшись, отозвался тот. — Даже напротив — твоя добросовестность по временам ни в какие ворота не лезла; потому я и говорю, что помогать тебе все-таки буду, но только как человеку, расследующему возможное убийство. Это, — передразнил он с усмешкой, — понятно?

— Да не то слово. Яснее некуда. А теперь возвратимся к моим вопросам: насколько близко ты всех их знаешь и насколько близко они тебя принимают?

— Средне. — Бруно медленно прошагал к столу и уселся на табурет, где до того восседал секретарь университета. — Кое-кого я знаю близко, кое-кого лишь по имени, некоторых вовсе лишь в лицо. Вот с этим бедолагой был знаком мельком — он как-то влез с поправками в наш разговор… уже не помню, о чем; нас представили. Свести с ним более тесное знакомство не было времени; вообще, не было времени разобраться, хочется ли нам обоим этого. От себя могу добавить, что он мне показался рассеянным и нервозным. Однако мне могло это и впрямь лишь показаться — вернее тебе скажут те, кто знал его дольше.

— Например, его сосед.

— Да, скажем, он. Фельсбау, Герман. Теперь твой второй вопрос. В трактире, где они обычно собираются перетереть косточки всему городу и обсудить лекции, меня знают многие и принимают близко. Я, конечно, не душа компании, однако со мной многие общаются и… Да, можно сказать, что я у них в доверии.

— В этом не сомневаюсь, — вновь не удержался он. — В доверие ты входишь быстро, этого у тебя не отнимешь.

На этот раз тот выслушал его колкость с каменным лицом и, когда продолжил, голос остался таким спокойным, что Курт вновь попрекнул себя за неуместную насмешку.

— На твоем месте я бы не жаловался хотя бы на это — hoc casu[34] тебе это лишь на пользу.

— Нахватался. 'Hoc casu'… Хорошо, — перебил Курт самого себя, чтобы не погрязнуть в распре, что кончалось обычно острым желанием втянуть своего подопечного в драку с членовредительством; сейчас было не время предаваться воспоминаниям о старых обидах — это мешало работе. — Раз так — стало быть, будешь теперь при мне, с утра и до вечера, твои знакомства могут мне помочь избежать длительных представлений и предварительных бесед.

— Полагаешь, если я тебя представлю, они забудут, с кем говорят?

— Полагаю — там будет видно. Поднимайся, — распорядился он, наподдав Бруно кулаком в плечо, с трудом воздержавшись от того, чтобы двинуть всерьез. — Идем по соседям.

Германа Фельсбау на месте не оказалось, да и иных соседей отыскалось лишь двое; чтобы сэкономить время, Курт собрал обоих в одной комнате, прогнав их по основному списку вопросов, уже заданных секретарю.

Оба косились на Бруно, с коим были знакомы, пускай и весьма шапочно, как на предателя, однако с господином следователем говорили вежливо, мирно и без запинки; покойный, по их словам, действительно в последние месяцы был несколько странным — рассеянным и малообщительным, чего ранее за ним не замечалось. Парнем он всегда был пусть не веселым, однако жизнерадостным, временами до легкомысленности, каковая, впрочем, имела и свои пределы — к примеру, греху излишнего увлечения игрой не предавался; если, бывало, начинал проигрывать, игру оставлял и на увещевания продолжить не поддавался.

Перемены случились в нем чуть менее полугода назад — сперва он стал рассеянным и унылым, а однажды 'засветился'.

— Засветился, — уточнил Курт, — это в каком смысле?

— В прямом, — откликнулся один из соседей. — Как будто наследство получил или с ангелом повстречался в переулке.

'Словно просто вошел через распахнутое окно ангел во всей силе и славе и унес душу спящего человека прочь, и человек в предельный миг жизни успел открыть глаза и узреть ангела' — припомнил он собственные мысли всего полчаса назад…

— Вы не пытались узнать у него, в чем дело, что с ним происходит? — никак не ответив на услышанное, спросил он. — Не поверю, если скажете, что вас не одолевало любопытство.

— И справедливо не поверите, одолевало. Только он ничего не говорил, или отмалчивался, или отшучивался, или прямо посылал к чер… в том смысле — отвечал, что это не нашего ума дело.

— У него была любовница? — продолжил он и разъяснил: — Симптомы, так сказать, весьма схожи с поначалу тайным, а после удовлетворенным увлечением, согласитесь.

— Похоже, вы снова правы, майстер Гессе, — кивнул другой студент и развел руками, вздохнув: — Но мы никого с ним не замечали. Знаете, обыкновенно, если что-то ведомо хотя бы двум студентам — полагайте, что через сутки это станет известным всему Кельну; ergo, касаемо его увлечения, is, si quis esset, aut si etiam unquam fuisset, aut vero si esse posset[35], то никто из его знакомых о таковом не знал. Ну, может, кто-то один, причем умеющий сохранять тайны…

— Герман Фельсбау, к примеру?

— Я такого не говорил, — насторожился тот. — Просто хотел сказать, что о его любовных похождениях ничего не было известно, вот и все. Не передергивайте.

— Не напрягайся, — встрял Бруно, сидящий на подоконнике отворенного окна молча почти все время беседы. — Никто не намеревается вешать на него обвинение.

— Ну, если ты так говоришь… — с сарказмом раскланялся студент, и Курт, поморщившись, оборвал его:

— Он был должен за комнату, за два месяца. Вы знаете об этом?

— Да все знают. Они с Хюсселем так бранятся по этому поводу, что не услышать их просто-напросто невозможно. Вчера, кстати сказать, они повздорили снова — мы при этом присутствовали; Шлаг нес какую-то превыспреннюю чушь и платить не так, чтоб отрекался (попробуй он!), а как-то весьма смутно выражался о сроках. Хюссель наорал на него… Уверен, если б парень не преставился — он его бы выдворил в конце месяца.

— Есть предположения, почему человек на такой должности испытывал подобные затруднения? — поинтересовался Курт, и студент округлил глаза с плохо исполненным изумлением:

— На какой 'такой'? Стипендиум секретаря не так уж чтоб сильно скрашивает жизнь…

— Да брось, — оборвал он, и тот умолк, отклонив взгляд в сторону, исхитряясь при этом укоряюще коситься на Бруно. — И не жги его взглядом — и без него я превосходно знаю, какие дела творятся в университетских сообществах, не вчера родился. Не будем терять время, обсуждая доказанность коррупции в студенческом союзе и прочие прегрешения вашей братии, просто прими как факт, что я понимаю, о чем говорю. Стало быть — я повторяю свой вопрос: есть предположения, отчего он при такой должности был столь стеснен в средствах?

Тот метнул быстрый взгляд на своего притихшего приятеля и вяло пожал плечами, понизив голос:

— Никаких. Играть, как я уже говорил, не играл — не так, чтоб заигрываться, пить не пил — не спивался, по крайней мере. Дорогих одежд не приобретал. Не знаю.

— И никаких новых увлеченностей у него не появилось вместе со всеми этими странностями? — не отставал Курт, не обращая внимания на откровенно недовольные лица соседей. — Ничего, что не бывало замечено за ним ранее?