Блуждающий разум - Алексей Калугин

– По всей видимости.

– Книги надо читать, – сказала как отрезала Юлия. – И желательно с листа, а не с экрана.

– Ну, хорошо… Спасибо.

– Это все?

– Да, вроде…

– Когда теперь снова позвонишь? Когда будешь встречаться со знатоком фэн‑шуй?

Шарков вдруг понял, что ему очень хочется увидеть Юлию. Хотя бы только затем, чтобы восстановить в памяти ее образ. Но кто бы мог точно сказать, когда у него будет на это время?

– Я позвоню.

Это было все, что он мог сказать, не теряя связи с реальностью.

– Посмотрим.

Юлия сказала это так, что Игорь не понял, что же на самом деле имела она в виду? Была ли это ирония или насмешка? А может быть, скрытое желание?

Не зная, что ответить, Шарков молча держал телефон возле уха. До тех пор пока Юлия сама не нажала кнопку отбоя.

Глава 8Доктор Карцев

В отличие от города в пансионате было красиво. Снега и здесь было не много, зато мусора так и вовсе не было. Деревья торчали не из асфальта, как на окраинах, и не из гранитных кубов, как в центре, а, как и полагается, из земли. Ель, которую Мастер спалил при встрече с Бапиковым, уже заменили новой, такой же высокой, разлапистой и пушистой, что и прежде. Ель стояла себе, присыпанная снегом, будто ничего и не случилось.

Помимо Мастера и состоящих при нем Дживза с Арчи, в пансионате постоянно находился еще один человек, о котором ни в коей мере нельзя было забывать, – доктор Виктор Карцев. Творением рук Карцева можно было бы назвать того, кем ныне стал Алексей Муромский, если бы не опасение, что самому Мастеру это не понравится. Восемь месяцев тому назад доктор Карцев был назначен главным врачом в пансионат номер сорок пять. Тогда‑то он и решил попробовать отработать простенькую систему управления поведением альтера. У него не было никаких далеко идущих планов, он хотел всего лишь свести к минимуму роль охранников, которые своей звериной тупостью и наглостью вызывали у Карцева раздражение. Он полагал, что охранников, выполняющих, по сути, обязанности надзирателей, следовало выставить за пределы пансионата и заменить на обычных санитаров. Но прежде следовало убедиться в том, что альтеры в пансионатах, находящиеся под воздействием сильнодействующих транквилизаторов, не представляют собой никакой угрозы, их поведение легко предсказуемо и им можно управлять.

И надо ж было такому случиться, что выбор Карцева пал на Алексея Муромского. Альтер с изломанной душой, проведший большую часть своей жизни в крошечной комнатке без окон, за все это время ни разу даже на улицу не выходивший, оказался настолько податлив, что спустя пару месяцев Карцев пришел к выводу, что может не только контролировать его поведение, но и программировать его с помощью вводимых под легким гипнозом ментальных блоков. Ну а потом уже Шаркову пришла в голову идея использовать Муромского для того, чтобы отыскать лагерь вольных альтеров.

Затея удалась. Сбежав из пансионата вместе с другими альтерами, Муромский побывал в лагере вольных, который на деле оказался и не лагерем вовсе, а большим, благоустроенным поселком, и вернулся назад. Вот только теперь не Карцев, а он сам контролировал ситуацию. И получалось у него это, надо сказать, значительно лучше, чем у доктора. Мастер обладал более изощренной техникой воздействия на разум окружающих, методы его были куда как совершеннее, и к тому же он сам был не в пример увереннее и жестче.

Шарков надеялся на то, что Карцев сможет дать ответы хотя бы на некоторые из интересующих его вопросов. Прежде всего что произошло с Муромским? Он ведь не просто так, с перепугу, превратился из забитого, отравленного ядом собственных комплексов альтера в Мастера? Обратим ли этот процесс? Ну то есть, если, скажем, посадить суперальтера на минимальную ежедневную дозу крови с коктейлем из транквилизаторов, останется ли он после этого Мастером или же обернется снова обычным воплощенным альтером с малость поехавшей крышей? Насколько вообще велики возможности Мастера? Не блефует ли он, называя себя всемогущим? И если все же всемогущий, то это как?..

На этом воображение Шаркова давало сбой. Всемогущим, в его представлении, мог быть только бог. А в бога Шарков не верил. Не было на то причин. К тому же древнегреческая мифология – Шарков увлекался ею в школьные годы – со всей определенностью утверждала, что боги тоже далеко не всесильны. Случаются у них такие же проблемы, что и у людей, а то и похлеще. Бессмертие – да. Но всемогуществом там даже и не пахло. У каждого имелась своя ахиллесова пята.

В любом случае тема для разговора имелась. Карцев много лет работал с альтерами. Ну так вот пускай напряжется и объяснит, что собой представляет Мастер. Что это за напасть такая и как с ней бороться? Ну или хотя бы выскажет свои соображения на сей счет. Должны же у него быть какие‑то соображения? Ну, или как там говорят ученые?.. Гипотезы! Врач он, в конце‑то концов, или кто!..

Одним словом, идя на встречу с Карцевым, Шарков был полон самых светлых ожиданий. В одной руке у него была бутылка «Луи Редерер» из личных запасов Мастера, в другой – два высоких хрустальных бокала из его же буфета. Мастер сам предложил Шаркову пользоваться всем, что имеется в пансионате, три комнаты которого были переоборудованы под библиотеку, одна – под буфетную, а в камере, где прежде сидел Муромский, теперь располагался небольшой, но хорошо укомплектованный винный погребок – Мастеру нельзя было отказать в своеобразном чувстве юмора. А ежели чего не окажется в наличии, добавил Алексей Алексеевич, следует незамедлительно обращаться к Дживзу или Арчи – ребята свое дело знают.

Шарков не был любителем шампанского, но ему хотелось отметить с Карцевым их общую победу. Победу или удачу – без разницы. Главное, был повод. К тому же бокал шампанского идеально соответствовал неспешной и обстоятельной долгой беседе, на которую как раз и рассчитывал Шарков. Ну и, наконец, последнее – где еще попробуешь «Луи Редерер», стоимость бутылки которого превышала месячную зарплату ловчего?

На Шаркове были новенькие классические джинсы, мягкие светло‑коричневые мокасины в тон клубному джемперу с треугольным вырезом и рубашка кремового цвета. Отправляясь в пансионат, он прихватил с собой «глок» и «беретту». Скорее по привычке, нежели ощущая в том необходимость. Оружие лежало у него в чемодане. Глупо было ходить с заряженным пистолетом по пансионату, охраняемому как королевская сокровищница в Тауэре. И это было отнюдь не образное сравнение.

Шарков остановился возле двери комнаты, которую занимал Карцев, и прислушался. Изнутри доносился приглушенный шорох, как будто мышь забралась в комок мятой оберточной бумаги и теперь пыталась оттуда выбраться. И, что удивило Шаркова, явственно тянуло табачным дымом, в то время как он ни разу не видел Карцева с сигаретой в руке.

Шарков зажал бутылку под мышкой и тихонько постучал.

Шорох за дверью затих – напуганная мышь затаилась. Но никто не ответил.

Ни одна дверь в пансионате не запиралась на ключ – это было требование Мастера. Должно быть, после двадцати лет, проведенных под замком, он испытывал подсознательный страх перед запертыми дверьми. Или же просто ненавидел их. Но все равно входить в чужую комнату без приглашения было неловко.

– Виктор! – Ловчий постучал еще раз. – Это Игорь Шарков. Ты там?

Разумеется, там. Где же еще ему быть?

– Виктор, черт возьми!..

Дверь не открылась, а лишь приоткрылась на ширину ладони. В щели появился настороженно вытаращенный глаз под дугой изогнутой черной брови. И – сдавленный шепот:

– Ты один?

– Нет, со мной тут группа захвата, – усмехнулся Шарков.

Дверь открылась чуть шире. Карцев выглянул наружу:

– Где они?

– Кто? – не понял Шарков.

– Те, кто пришел с тобой.

– Стать твою, Виктор! Это шутка!

Карцев уставился на Шаркова, как будто не понял, что он сказал. Глаза в красных прожилках, под глазами черные мешки, волосы всклокочены, трехдневная щетина на лице. Вид такой, будто он все эти три дня мучился бессонницей. И – застоявшийся запах табачного дыма и старых окурков.

– Я разбудил тебя? – Карцев не ответил. Шарков улыбнулся и позвенел бокалами о бутылку «Луи Редерер». – Давай просыпайся! Есть что отметить!

Продолжая держать дверь руками, Карцев сделал шаг в сторону. Шарков боком протиснулся в комнату. Карцев тут же прихлопнул дверь и провел пальцами возле ручки, словно ища замок.

В комнате царил серый, унылый полумрак. Плотные шторы на окнах были задернуты. Тусклым желтым пятном горела настольная лампа. Под ней стояла глубокая круглая пепельница черного пластика с горкой сыплющихся через края окурков. Рядом с дверью, у стены, стоял плетеный стул, на котором возвышалась куча грязной посуды – с десяток тарелок различного калибра и три чайные чашки наверху. В дальнем углу можно было рассмотреть незастланную, разворошенную кровать. Пол был усеян мелким мусором, включая все те же вездесущие окурки и пестрые обрывки упаковок от фастфуда. Комнату давно не проветривали, и, если бы едкая табачная вонь не перебивала все остальные запахи, смердело бы здесь омерзительно. А так просто нечем было дышать.