Тернистый путь к dolce vita - Борис Александрович Титов

– Ну да, мое, это мой рассказ.

– Твой рассказ? Мало того, что ты врун, так ты еще и жулик. Как там у вас называется воровство чужих текстов?

– Плагиат, – покорно ответил Валера. – Но только это и вправду мой рассказ.

«Кстати, почему это я поверил этому доцентишке? Он ведь оригинал не представил, да и меня бог уберег от прочтения этой книженции», – подумал капитан.

– Твой, говоришь, рассказ… Ну, тем хуже для тебя… Читать и распространять антисоветскую литературу — это еще полбеды, а писать — это уже не просто преступление, а преступление государственное, – многозначительно подняв палец, произнес капитан. — Ну садись, пиши объяснение, писатель хренов…

«Надо же, упирается… – удивился капитан. – Я тоже хорош, следовало получить заключение от специалистов. Хотя…»

– Что писать? — покорно спросил напуганный Валера.

«Отличный экземпляр. Неглупый, осторожный, слабый и, главное, трусливый. Надо брать в обработку», – решил капитан.

– Пиши, у кого взял книгу или там рукопись, кому давал читать, в каких кружках или обществах состоишь. Пиши-пиши, чем больше и откровеннее напишешь, тем для тебя же лучше, время у тебя есть.

***

Когда выяснилось, что рассказ не списан, но сюжет совпадает, капитан растерялся. «Как же я буду его обрабатывать? – судорожно размышлял он. – Не могу же я обвинить этого идиота в написании по сути невинного рассказа… Книгу он, конечно, читал, иначе откуда взялся этот сюжет, но вряд ли все еще хранит ее у себя. Да если и хранит, пусть ценит мое снисхождение. Итак, я могу провести обыск и отправить его на нары. Даже если книги у него не найдут, его рассказ — неопровержимое доказательство того, что он ее читал. Тогда прощай институт, прощай будущее. Но я ведь могу проявить великодушие и все спустить на тормозах. Для начала я даже не потребую от него назвать того, кто дал ему эту книгу. Пусть он мне поверит, а там и до сотрудничества недалеко».

Так и случилось. Валера дал подписку о сотрудничестве, и жизнь его разделилась на ДО и ПОСЛЕ.

Нельзя сказать, что ПОСЛЕ жизнь его стала невыносимой, напротив, кэгэбэшники его опекали и всячески ему помогали. После окончания института Валера попал не в какую-то тьмутаракань, а в ленинградский академический театр.

Конечно, ему претило быть соглядатаем, тем более что через пару лет его «просчитали» и никто с ним не откровенничал, его сторонились и не приглашали на застолья, которые были неотъемлемой частью театральной жизни.

Прав был мудрец, заметивший: «Когда богатство потеряно, ничего не потеряно; когда здоровье потеряно, что-то потеряно; когда репутация потеряна, все потеряно».

Это же сотрудничество стало причиной его самой большой психологической травмы. После окончания института он познакомился с миленькой балериной и вскоре они поженились. Капитан выхлопотал для них комнату в коммунальной квартире на Малой Садовой и, казалось, счастью не будет конца. Но через три года, на самом гребне волны романтических отношений, она узнала о его стукачестве и ушла, разбив его нежное сердце. Больше Валерий Николаевич никогда не женился.

Много лет спустя, все-таки прочитав «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», Валерий Николаевич так и не смог понять, как, не будучи знакомым с романом Войновича, он написал этот злополучный рассказ. После, даже когда у него появлялось желание описать свои впечатления, он ни разу не взялся за перо. Для него это стало ТАБУ.

***

Валерий Николаевич пришел в ужас, когда узнал, что Маша не была ни в одном питерском музее, а о пригородных дворцах и вовсе имеет весьма смутное представление.

Ликбез решили начать с посещения театра. Пошли в родную для Валерия Николаевича Александринку на премьеру спектакля «Маяковский. Баня». Расположились в ложе второго яруса.

– Как здесь красиво! Я первый раз в театре… Слушай, а если плюнуть вниз, люди догадаются, что это мы? – с ребяческим азартом спросила Маша.

– Думаю, не стоит этого делать, вряд ли им это понравится.

– Он, наверное, старинный, кто здесь только не бывал, да? —продолжала восторгаться Маша.

– Да, ему около двухсот лет, и за эти годы он почти не изменился. Правда, вначале в партере стояло лишь два-три ряда кресел. Эти места предназначались для состоятельных людей, а публика попроще смотрела спектакль, стоя за этими креслами.

– Интересно…, – протянула она. – А кто сидел в ложах?

– Ложи предназначались для знатных господ и, как правило, арендовались ими на весь театральный сезон, так что можешь представить, что ты баронесса и это твоя фамильная ложа.

– Так это тот самый театр, где ты работал? А в этом спектакле ты играл?

– Машенька, это премьерный спектакль, а это значит, что он поставлен недавно, я же здесь уже давно не служу.

В соседней ложе двое молодых людей громко хлопали и кричали «браво» при каждом, на их взгляд, инновационном решении режиссера. Их с энтузиазмом поддерживали несколько человек в партере и на галерке. Публика лениво отзывалась на восторженную реакцию театральных фанатов жидкими аплодисментами.

– Они че, больные? – осведомилась Маша.

– Да нет, это их работа.

– Хлопать?

– Это клакеры, после спектакля расскажу, кто это такие.

***

– Клево! – оценила Маша постановку, когда они вышли из театра. – Реально клево!

– А по мне, так полное фиаско.

– А чо эт значит?

– Больше ста лет назад один итальянский комик разыграл перед публикой пантомиму с большой бутылью в руке, потерпев при этом сокрушительный провал. Тогда он разбил бутылку об пол и прокричал: «Да пропади ты пропадом, бутылка!» Бутылка по-итальянски – фиаско. С тех пор любую актерскую неудачу называют фиаско.

– Иначе говоря, лажа.

– Ну, можно и так сказать. Так вернемся к клакерам. Это люди, нанятые для создания эффекта успешности постановки посредством аплодисментов и одобрительных выкриков. К этому все еще прибегают, особенно при премьерном показе.

– Это только здесь делают?

– Что ты! Далеко не только здесь… Этот феномен появился еще в Древнем Риме и, вероятно, возродился во Франции, потому что слово «клакер» — французское. Наверное, тебе любопытно будет узнать, что эти молодцы могут не только поддержать спектакль или конкретного актера, но и захлопать, освистать, провалить спектакль. Уж не знаю, как сейчас, а раньше я неоднократно был свидетелем того, как освистывали великолепных танцовщиков, как пытались заглушить певцов гнусными выкриками.

– И кому это было надо?

– Соперникам. Мир искусства лишь внешне такой красивый и блестящий, а внутри такая клоака, что не каждый выживет…

Валерий Николаевич помрачнел, погрузившись в далеко не самые приятные воспоминания.

***

Благодаря покровительству КГБ Валерий Николаевич получил сначала звание заслуженного, а затем и народного артиста. Однако когда в девяностые годы власть гэбэшников временно утратила свою устрашающую силу и с ним как осведомителем КГБ можно было не считаться, он попал под сокращение и остался без работы. Это случилось накануне Нового года, и Валерию Николаевичу удалось устроиться на роль Деда Мороза в фирму «Праздник».

В одной из квартир