Переводчик - И. Евстигней

Я медленно вылез из-под стола и отряхнул джинсы.

– От тех, кто тебя ищет, под столом не спрячешься, – официантка проворно расстелила тростниковую циновку и поставила на неё массивную глиняную кружку, прикрытую толстой крышкой.

– Да понятно, – улыбнулся я. – Только вы не подумайте, я никого не убивал. И ничего не крал…

– А нас, милок, вовсе не интересует, чего ты там натворил. Мы просто не сдаем своих гостей. А ты раз здесь оказался, значит, тебя сам бог к нам привел.

Она поправила циновку и ушла.

Ха, ничего себе! Это что ж, я попал в какой-то мафиозный притон, где они скрывают своих от властей? Круто! Как в настоящем боевике! Только вот удастся ли тебе потом убедить местные спецслужбы в том, что ты оказался здесь по чистой случайности… ну, или по божьей воле?…

Настой оказался на удивление хорош. По внутренним глиняным стенкам кружки стекали капли эфирных масел, смешивая свой терпкий фимиам с освежающим букетом горных трав и вязким ароматом меда. Вкус был своеобразным, но меня он буквально вернул к жизни. Я достал из кармана мятый конверт, который дал мне сынишка профессора, и прочитал обратный адрес. «Национальный экспериментальный центр психокоррекционных технологий»… Это название мне ничего не говорило. Никогда о таком не слышал. Ладно, сейчас посмотрим.

Я вошел в сеть и отыскал сайт центра. Помнится, мальчишка сказал, что они плыли к папе на корабле, и действительно лечебница находилась на одном из многочисленных островов, которыми в изобилии усеяны воды у побережья Гонконга. Как утверждал сайт, центр представлял собой лечебное учреждение для людей с различными психическими расстройствами и находился под непосредственным патронажем Первой медицинской академии Поднебесной. Ведущие специалисты, самое современное оборудование, передовые методы лечения. Всё понятно, кто бы сомневался. Гостевая книга была наполнена фотографиями плачущих от счастья родственников и бывших пациентов, улыбающихся вполне осознанными, порой даже мудрыми улыбками. Что ж, оптимистично, нечего сказать… Может, Алекс, и тебе стоит заранее подсуетиться и зарезервировать себе местечко в этом раю для психов? Глядишь, и вправду вылечат, когда твои нейронные сети рухнут к чертям собачьим? Насторожила меня одна лишь фраза. О том, что доступ на территорию клиники строго ограничен и требуется предварительно, за месяц, получать разрешение на посещение «только ближайших родственников».

Я открыл карту, нашел похожий на морскую звезду остров с причудливо изрезанной линией побережья и максимально приблизил изображение. Да, всё в точности так, как и было обещано на сайте – «величественные, возвышающие дух скалы; источающие мирру, очищающие сознание хвойные леса; и умиротворяющие душу тёплые воды южно-китайского моря». Жирная красная линия вокруг острова означала категорический запрет на доступ на эту территорию. Очень странно, с чего вдруг такие меры безопасности в отношении обычной психокоррекционной клиники, пусть даже самой передовой? Охраняют, как самый секретный военный объект…

Я откинулся на спинку стула и глотнул травяной отвар. Закрыл глаза, блаженно ощущая, как по телу разбегается тёплая волна. Итак, что ты теперь собираешься делать? Переправишься вплавь с ближайшего острова в надежде на то, что тебя не подстрелят с патрульного катера? Или попытаешься прикинуться психом? Тебе это будет несложно, усмехнулся я… А если всех новоприбывших пациентов первые несколько месяцев держат в изоляторе? Это вполне вероятно. Да и документов у тебя никаких. И даже если тебе удастся проникнуть на остров, как ты собираешься найти среди почти трех тысяч пациентов человека, которого ты и в глаза никогда не видел?

Впрочем, помимо психов в лечебнице всегда есть санитары… да-да, вот именно, санитары… а что, это мысль!

Я торопливо пролистал на экране записную книжку, нашел номер Кьёнга, потянулся пальцем к кнопке" позвонить" и остановился… Постой, Алекс, притормози… Взгляни на себя – вот ты сидишь сейчас почти в полной заднице, с аннулированной визой, скрываешься от властей. Ладно, ты сам этого хотел. Нарывался, можно сказать. Но какое ты имеешь право втягивать в неприятности другого человека, тем более близкого друга? Конечно, не в первый раз это… В спортинтернате мы с моим соседом по комнате не раз реализовывали лихие авантюры, за которые вместе, а то и вместо зачинщика, получали добрую порцию побоев. Я автоматически потер левое ухо, на котором до сих пор сохранились шрамы от хлесткой учительской палки. Помнится, тогда Кьёнг подбил меня сбежать ночью из интерната, чтобы посмотреть на местную улицу красных фонарей… Но ведь то, во что ты сейчас хочешь втянуть Кьёнга, никак нельзя назвать детскими шалостями!

Несколько минут я неподвижно сидел, глядя на фотографию Кьёнга, потом поморщился от отвращения к себе и нажал кнопку вызова.

На том конце линии раздавались длинные гудки, и я облегченно вздохнул. Не берет трубку – ну и замечательно. Значит, не судьба. Я уже поднес палец к кнопке сброса, как вдруг услышал знакомый сдержанный голос:

– Добрый вечер, May, я внимательно тебя слушаю.

Я улыбнулся. Только Кьёнг по-прежнему называл меня моим детским прозвищем "кот", что на фоне его изысканно-вежливой, пересыпанной старомодными докторскими словечками манеры выражаться звучало довольно смешно.

– Кьёнг, я тоже рад тебя слышать! Извини, что так поздно. Ты спал?

– Не совсем.

А, ну всё ясно. Известный врач-нейрореаниматолог, входящий в десятку ведущих специалистов Поднебесной, страдал тяжелейшим и, как признавал он сам, неисцелимым недугом – страстью к женщинам. Обхаживанию слабого пола он отдавался с тем же рвением, с которым занимался искусством врачевания, и, надо сказать, немало преуспел в этом деле. Его любовные похождения вызывали у меня искреннюю зависть, но… но куда тебе, Алекс, с ним тягаться? Я вздохнул.

– Слушай, Кьёнг, я сейчас в Гонконге… – я помолчал. – И мне очень нужно с тобой встретиться. Прямо сейчас.

– Приезжай.

На том конце линии раздались короткие гудки. Видимо, мой приятель был действительно… мммм… крайне занят, раз позволил себе проявить такую невежливость. Ладно, постараюсь не слишком торопиться. Надеюсь, он успеет закончить то, что начал.

Планшетник на столе пару раз предупреждающе пискнул. Ну что там ещё?

«Хозяин, твое имя появилось в базе данных Канцелярии № 1 по защите государственной тайны Управления государственной безопасности Поднебесной, а также было упомянуто в отчетах № 1-3338887 от 07.07.2689 г., № 1-5678880 от 08.07.2689 г…»

Я ошарашено уставился на монитор. Откуда у него такая информация??!!

Судорожно, едва попадая пальцами по крошечным клавишам, напечатал вопрос.

«Из интранета Управления госбезопасности», – резонно ответил планшет. «А как ты туда проник?!»

Чёрт, чёрт!!! Проникновение в компьютерную сеть Управления госбезопасности Поднебесной! Да это же карается… карается… да лучше вообще не думать о том, чем это может караться. Тем более что доказать, что это сделал сам комп по собственной инициативе, а не ты со своими смехотворными навыками пользователя… Искусственный разум, чёрт его подери! И как мне только пришло в голову переводить на нем те треклятые алгоритмические стихи?! Я обхватил голову руками.

«Это было несложно. У меня хорошие связи с их серверами».

Ну, понятно… Круто ты попал, Алекс. Ох, как круто. Да чего уж теперь… Я засунул планшетник обратно в рюкзак, оставил на столике мелочь и вышел из бара. С наслаждением вдохнул пахнущий ночью воздух и побрел по пустынной набережной.

Постепенно небоскребы Полуострова девяти драконов остались далеко позади, исчезли и каменные постройки, сменившись легкими хижинами из толстого желтоватого бамбука за невысокими изгородями. Из-под одного домика выскочили два дерущихся кота, едва не сбив меня с ног. Я перепрыгнул через спутанный серо-рыжий клубок – пускай развлекаются парни – и пошел дальше.

Разумеется, на свои доходы ведущего врача-нейрореаниматолога Кьёнг мог бы позволить себе куда более роскошное жилище где-нибудь в фешенебельном районе Коулуна. Но он утверждал, что эта бамбуковая хижина на сваях напоминает ему детство. Будто бы до трехлетнего возраста (да что он там может помнить до трехлетнего-то возраста?!) он жил вместе с родителями точно в такой же плетенке и помнит, как по утрам плясали пылинки в солнечных лучах, пробивавшихся в расщелины между рассохшимися стволами. Поэтому в первую же неделю после окончания мединститута он с докторской педантичностью обследовал все прибрежные поселки и через неделю поисков купил у местных властей этот большой и добротный дом, пустовавший последние лет десять. По-хозяйски отремонтировал его, сменил крышу, укрепил сваи, отмыл с присущей врачам любовью к порядку и стерильной чистоте, выскреб полы и стены, застелил циновками, заставил новейшей техникой и зажил себе в удовольствие, едва ли не каждую неделю приводя сюда новых женщин, одна роскошнее другой.