Простой план - Скотт Смит

— Я просто сказал, что мы забыли это сделать.

Он отмахнулся от моих слов.

— По-моему, это самая незначительная из наших проблем, я прав?

Джекоб не стал дожидаться моего ответа. Выбравшись из машины, он свистнул Мэри-Бет и, когда собака спрыгнула на тротуар, хлопнул за собой дверцей.

Сара услышала, как я вернулся домой, и позвала меня сверху. Я застал ее в спальне; шторы на окнах были опущены, и дневной свет почти не проникал в комнату. Она лежала под одеялом, явно намереваясь вздремнуть после обеда. Волосы ее были собраны в пучок на макушке.

Я присел возле нее и принялся пересказывать утренние события. Я излагал все по порядку, постепенно подводя ее к кульминационному моменту — стычке с Педерсоном, — рассчитывая преподнести эту новость вовремя, чтобы добиться максимального эффекта. Сара перевалилась на бок, прикрыла глаза и натянула одеяло до подбородка. Она никак не реагировала на мои откровения — просто лежала и полусонно улыбалась. Я даже не был уверен в том, что она меня слушает.

Но, когда я начал рассказывать о том, как покидал самолет, она чуть приподняла голову и открыла глаза.

— А что с банкой из-под пива? — спросила она. Вопрос застал меня врасплох.

— С банкой из-под пива? — переспросил я.

— Ну да, с той, что была у Лу.

Я понял, что совершенно упустил это из виду. Мне нужно было заняться поисками банки сразу же после того, как я подложил деньги, но в тот момент как раз и появились две вороны, которые так напугали меня.

— Я не нашел ее, — уклончиво ответил я.

— А ты искал?

Я выдержал паузу, постепенно обдумывая, стоит ли приврать, но, пока я колебался, необходимость в этом уже отпала.

— Ты забыл, — обличительным тоном заявила Сара.

— Я просто не увидел ее. Около самолета ее не было.

Сара приподнялась и села.

— Если ее найдут, — скороговоркой произнесла она, — сразу станет ясно, что кто-то там уже побывал.

— Подумаешь, какая-то банка из-под пива. Ее никто и не заметит.

Сара промолчала. Она сидела, уставившись на одеяло. Я видел, что она начинает злиться: губы ее были плотно сжаты, и казалось, что даже вены на лбу вздулись от напряжения.

— Подумают, что кто-то обронил ее еще летом, — добавил я. — Во время пикника в саду.

— Можно провести экспертизу и установить, сколько времени она там пролежала. Это легко определяется по ржавчине.

— Да ладно тебе, Сара. Никто не станет проводить экспертизу.

Ее тон был мне неприятен. Она словно обвиняла меня в том, что я совершил грубейшую и непростительную ошибку. В ее понимании я повел себя глупо.

— Они найдут на ней отпечатки пальцев Лу.

— Он был в перчатках, — сказал я, силясь вспомнить, так ли это было на самом деле. — Это обыкновенная пивная банка, таких в лесу полно валяется. Никто и внимания-то на нее не обратит.

— Еще как обратит, Хэнк. Если возникнет хотя бы малейшее подозрение насчет пропажи денег, обыщут каждый дюйм сада. И, если найдут эту банку и на ней отпечатки пальцев Лу, нас тут же вычислят.

Я задумался. Ее гневный выпад задевал меня, порождая смутное желание ответить тем же. Я знал, что она слишком уж преувеличивает опасность, но в то же время не мог не согласиться с тем, что отчасти ее страхи оправданны. Мы и в самом деле оставили после себя улику: пусть маленькую, но все равно способную разоблачить нас.

— У нас еще есть шанс выпутаться: надо сжечь деньги, — заявила она.

— Перестань, Сара.

Она закрыла глаза и покачала головой.

— Мы не будем ничего сжигать, — проговорил я.

Сара промолчала. Разглаживая на животе одеяло, она всем своим видом выражала недовольство, и, глядя на нее, я вдруг поймал себя на том, что не собираюсь рассказывать ей про Педерсона. Это меня удивило, даже потрясло. У нас никогда не было секретов, мы были на редкость откровенны друг с другом. Но я решил, что о Педерсоне она узнает не здесь и не сейчас. Возможно, когда-нибудь, лет через десять-двадцать, когда мы вкусим прелестей роскошной жизни и это в какой-то степени оправдает меня в ее глазах, я расскажу о том, что произошло на самом деле. Я расскажу, как спас нас от разоблачения, как взвалил на себя эту тяжкую ношу, ограждая ее и нашего будущего ребенка от возможных неприятностей. Она будет потрясена моей храбростью, благородством — ведь я столько лет скрывал от нее горькую правду — и все мне простит.

По правде говоря, я страшился ее приговора.

— Твой лоб уже лучше, — заметила она, не глядя на меня. Это была попытка примирения.

Я дотронулся до лба.

— Во всяком случае, рана больше не болит.

Какое-то время мы молчали. Сара плюхнулась обратно на подушку, повернувшись ко мне лицом. Я не смотрел на нее. Я ждал, пока она извинится. Если бы это произошло, я, может, и рассказал бы ей всю правду, но она промолчала, и я не стал менять принятого решения.

— Продолжай, — прошептала она.

— Да вот, собственно, и все, — сказал я. — Я вышел из самолета, закрыл за собой дверь и поспешил через лес обратно, к дороге. Потом мы приехали домой.

Днем снег так и не выпал. Я слонялся по дому, время от времени поглядывая в окно на небо. Каждый час включал радио и слушал прогноз погоды. Он упрямо предсказывал снегопад, местами сильный, затяжной, но близился вечер — за окном по-прежнему не виднелось ни облачка. Когда солнце совсем зашло, в небе разлилось море искрящихся льдинок-звезд.

Несчастный случай с Педерсоном стал событием номер один в сводке местных новостей. Мы с Сарой услышали о его гибели в телевизионном репортаже еще до обеда. На месте происшествия произвели съемку — по всей видимости, днем. Показали полузатонувшие аэросани, шапку старика, которая плавала тут же, рядом. Тело к тому времени уже вытащили из полыньи. Берег реки был весь истоптан, так что можно было представить, что там творилось; суматоху и панику подогревала иллюзорная надежда на то, что старик еще жив.

Диктор объявил, что тело обнаружил проезжавший мимо автомобилист; произошло это около полудня. Намеков на совершенное убийство в репортаже не проскальзывало, не было и упоминаний о том, что обстоятельства гибели старика вызывают подозрение. В кадре промелькнул грузовичок шерифа, стоявший у обочины с включенными фарами. Возле машины Карл разговаривал с высоким худым мужчиной в ярко-зеленой пуховой куртке — по всей видимости, это и был тот самый автомобилист. В самом углу экрана, вдалеке, я разглядел дом Педерсона. Во дворе стояли три или четыре машины — друзья приехали утешить вдову.

Сара не стала комментировать репортаж, ограничившись одной лишь репликой: «Как печально — погибнуть в первый день нового года». До нее, судя по всему, не дошло, что река протекает в непосредственной близости от заповедника.

В подавленном настроении я пошел спать.

Я убил человека. Да, именно так называлось то, что я совершил. В душе я оставался тем же, кем был всегда, но умом понимал, что отныне я совершенно другой человек. Я — убийца.

И еще одна мысль терзала меня. Сара… Я ведь не сказал ей правды. Это была первая большая ложь, которая пролегла между нами. Я прекрасно сознавал, что с течением времени рассказать о случившемся будет все труднее. Надежда на то, что смогу признаться ей лет через двадцать, была слишком призрачна и более походила на фантазию. Оттягивая момент признания, я лишь усугублял свою вину перед Сарой.

Я засыпал, положив руку на ее огромный живот. Если бы ребенок начал брыкаться, я почувствовал бы это во сне. Но, уже проваливаясь в сладкую дрему, думал я не о ребенке, не о Саре и даже не о деньгах. Мои мысли были обращены к Джекобу. Закрывая глаза, я видел перед собой его испуганное лицо, когда он, склонившись над телом Педерсона, подумал, что убил его; и я почувствовал, как в груди разливается горькая жалость к нему — такое же ощущение возникло, когда я увидел слезы, блестевшие на его щеках. Но теперь это щемящее чувство распространялось не только на Джекоба, но и на меня самого, на Сару и нашего не родившегося еще ребенка, на Педерсона и его вдову. Мне было жаль всех.

Утром, едва открыв глаза, я сразу же догадался, что идет снег. В спальню проникал тусклый серый свет, в котором угадывалось какое-то движение. Я соскользнул с кровати и подкрался к окну. Тяжелые влажные хлопья снега сыпались с неба, кружась на лету, цепляясь за все, чего касались. Судя по всему, снегопад продолжался всю ночь. Следы во дворе замело, ветки деревьев склонялись почти до самой земли. Все вокруг было бело от снега — укутано, сокрыто, погребено.

4

Окно моего кабинета, находившегося в правом крыле здания магазина «Рэйклиз», выходило на юг; из него открывался вид на епископальную церковь Сэйнт-Джуд, что располагалась на противоположной стороне улицы. В среду, шестого января, я сидел за рабочим столом, уплетая обсыпную плюшку с теплым кофе, — в это время в дверях церкви показалась траурная процессия, которая медленно пересекла посыпанную гравием автостоянку, вошла в ворота крохотного кладбища и направилась к свежевырытой могиле, что темнела впереди, ярдах в сорока от входа.