Заветными тропами славянских племен - Валерий Демин

Корневая основа «кол» типична для языков самых различных языковых семей. Его первоначальный смысл — «круг», что связано прежде всего с Солнечным «кругом». Можно вспомнить коло — хороводный танец на Балканах. Казацкий круг (рада) у запорожцев также именовался коло. В этот же ряд следует поместить сакральные и, несомненно, древнейшие понятия «колдун», «колдовать», «колдовство». Значение округлости как отличительного качества колеса наложило отпечаток и на другие русские слова: «кольцо», «кольчуга», «колесница», «колымага», «колодец», «колыбель», «калач», «колобок», «колган» (примитивная посуда), «колоброд», «около» и др. В европейских музеях можно увидеть женские подвесные украшения, именовавшиеся у русских «колты» (ср.: также иноязычное «колье», кольцеобразное значение которого доказывает, что корневая основа «кол» имеет древнее индоевропейское происхождение). Индоевропейские племена кельтов (их потомками являются современные шотландцы, ирландцы и валийцы), которые в древности были расселены от Верхней Волги до Балкан и Атлантики, у славян прозывались колотами.

Слова с корнем «кол» встречаются во многих финно-угорских языках. Любопытно, что и название родины Ломоносова — Холмогоры (древнерусское — Колмогоры) происходит от древнечудского наименования данной местности Кольм — оно созвучно исконно русскому слову «холм», но генетически восходит к той общей доиндоевропейской лингвистической основе, которая связана с постоянно рождающимся и умирающим светилом Солнцем-Коло (отсюда, кстати, и финское kalma — «смерть», «могила», и имя древнеиндийской Богини смерти — Кали). Все это явственно свидетельствует о былой этнолингвистической общности различных народов мира, казалось бы, таких непохожих теперь друг на друга.

Но и это еще не все. Уже упомянутые выше индейцы ацтеки (мешики) считали себя этническими преемниками племени колуа (colua) (так их называл в своих посланиях испанскому королю великий завоеватель Эрнан Кортес) — прямых наследников древних тольтеков, название империи которых — Толан (Тулан) со столицей Тула — Как уже говорилось, однозначно сопрягается с архаичным самоназванием погибшего арктического материка Туле (Гипербореи). В боливийских Андах, к югу от священного озера Титикака, на высоте 4-х тысяч метров расположен знаменитый храмовый комплекс Тиауанако, посвященный Богу Солнца. Он открывается циклопическими, вытесанными из одного монолита Вратами Солнца с барельефом дневного светила. Уже инки — тоже солнцепоклонники — задолго до вторжения на их территорию испанских конкистадоров не знали, кем был построен поднебесный Солнечный город. Не помнят этого, естественно, и индейские аборигены, не имевшие письменности. Но поражает другое: индейцы аймара — исконные обитатели Андской области и молчаливые стражи Вечного города Солнца (им современный мир обязан культурой картофеля) — имеют еще одно, более древнее, название — колья. А их обширная страна, охватывающая ныне территорию Боливии, Северного Чили и части Аргентины, именовалось в старину Кольяо, со столицей Хатунколья. Во всех трех словах также невооруженным глазом явственно различается архаичный корень «кол», что недвусмысленным образом свидетельствует о былом этнолингвистическом и культурно-мифологическом единстве всех народов земли.

У славян одним из самых устойчивых по своим традициям праздников в честь древнего бога Колы выступает святочная Коляда. С Рождеством Христовым она совпала чисто случайно — в действительности же связана с зимним солнцеворотом, поворотом зимы на лето. В Коляде все дышит архаикой — и игрища, и гадания, и переодевания (ряжение), и песнопения-колядки. Уже в играх на святочных посиделках поминаются (в названиях игр) главные священные животные древних славян: гусь, бык, кобыла (лошадь). Играют и в «блины», а блин — традиционный символ Солнца. Оно же и поминается в святочных песнях.

Солнце греет,Солнце греет,Да во всю землю,Да во всю руську,Да святоруську.

Собственно, обряды колядования, когда ряженая молодежь ходит от дома к дому, распевая песни-колядки и собирая дары-угощения за свое усердие, и все тексты древних игровых песнопений насквозь космизированы. На Коляду прославляли Зимнее Солнце-Коло, повернувшее от зимы к лету. На Масленицу его провожали и встречали новое весеннее Коло. То, что в обоих случаях речь идет об одном и том же Коло, но в разных ипостасях — зимнем и весеннем — доказывает бытовавший еще в прошлом веке обычай «петь Коляду» на Масленицу. В масленичных колядках, тексты которых сохранились, также, как и в святочных, величаются хозяин, хозяйка и их дети, живущие в трех златоверхих теремах и попеременно сравниваемые с Красным Солнышком, Светлым Месяцем и Частыми Звездочками.

Архаика колядок обнаруживается еще и в том, что в их устойчивых образах явственно проступает предшествующая эпоха Космического яйца: в святочных песнопениях помимо космическо-небесных светил доминируют тотемные птицы: гуси-лебеди, ясны соколы, серы утушки. Вообще мифологические доминанты могут быть привязаны к той или иной исторической эпохе более менее условно. Любая из предшествующих эпох сохраняется в следующих за ней. В результате происходит перемешивание, пересечение и даже слияние образов, появившихся в разное историческое время. Так произошло соединение крыльев и солнечного полета и возникновение нового символа — Крылатого (солнечного) диска, распространенного в Древнем Египте, Двуречье, Иране, Малой Азии, откуда через хеттов и Византию символика в сильно изменившейся форме попала на герб России в виде двуглавого орла с распростертыми крыльями.

Коляда — ликующе бесшабашный праздник с элементами карнавала. Но не всегда он был веселым и безобидным, а колядки — шуточными, задорными припевками. Чудом сохранившаяся русская колядка из собрания Ивана Михайловича Снегирева (1793–1868) — убедительное свидетельство тому:

За рекою, за быстрою, ой, колядка!Леса стоят дремучие,Во тех лесах огни горят,Огни горят великие,Вокруг огней скамьи стоят,Скамьи стоят дубовые,На тех скамьях добры молодцы,Добры молодцы, красны девицы,Поют песни колядушки.В средине их старик сидит,Он точит свой булатный нож.Котел кипит горючий,Возле котла козел стоит,Хотят козла зарезати!

Приведенный отрывок недвусмысленно свидетельствует: в древности празднование Коляды на Руси сопровождалось кровавыми жертвоприношениями, которые постепенно были вытеснены символическими дарами в честь Бога Колы (Коляды). Однако у вышеприведенной колядки есть еще и окончание, живо напоминающее сказку о сестрице Аленушке и братце Иванушке, превратившемся в козленочка. Жалобы девушки, утопленной в сказке ведьмой, неожиданным образом переносятся на братца Иванушку:

Ты, братец Иванушко,Ты выди, ты выпрыгни!Я рад бы выпрыгнуть,Горюч каменьК котлу тянет,Желты пескиСердце высосали.Ой, колядка! Ой, колядка!

Особый интерес здесь представляет устойчивое словосочетание «пески сердце высосали». По объяснению Снегирева, в нем изображено жертвоприношение, когда кровь жертвы изливалась на специально насыпанный песок (что до недавнего времени еще практиковалось у северных народов). Тот факт, что жутковатая идиома превратилась в невинную поговорку, свидетельствует, во-первых, о древности самого обряда, а во-вторых, о перемешении в нем человеческих и животных жертвоприношений. Сама колядка вроде бы свидетельствует о вытеснении человеческого жертвоприношения козлиным, но из контекста так и проступает ужас человека, обреченного на заклание (к тому же и названного по имени). Вспомним для примера, что еще незадолго до испанского завоевания и в ходе самой конкисты ацтеки только в один праздник плодородия вырезали в качестве жертвы Солнцу сердца у 20 тысяч (!) обреченных (рис. 42). А ведь ацтекская традиция кровавых человеческих жертвоприношений берет начало из того же источника, что и аналогичные обряды индоевропейцев.

Свидетельство тому фольклорное воспоминание о кровавом свадебном жертвоприношении, возможно, имевшем место у прапредков славян на стадии перехода от матриархата к патриархату. В архаичной сербской песне «Женитьба Янка-воеводы» поется про то, как невеста требует от жениха в подарок сердце его матери.:

А невеста снова свое ладит:«Я не сяду, не пойду, ей-Богу,Пока, янко, ты мать не зарежешь,Пока сердце из нее не вынешь,Не завернешь в шелковый платочек,За пазуху себе не положишьИ при людях не подашь мне руки!»

Для слабонервных напоминаю, что в ответ на чудовищную просьбу Янко расправляется с сукой-невестой (так она названа в песне) и вгоняет ее шестопером в землю. Сам по себе характер жертвоприношения менялся в течение веков и тысячелетий. Человеческие жертвы повсюду заменялись животными, растительными плодами или иными дарами, хотя еще в начале нынешнего века среди некоторых народностей Российского Севера еще бытовало мнение, что человеческая жертва намного действеннее животной. Русский фольклор также хранит память о трагических ритуалах. В былине о Садко разбушевавшуюся морскую стихию пытаются умилостивить путем принесения жертвы по жребию, который, как известно, достался самому Садко.