Флинн в пролете - Грегори Макдональд

— Лейтенант Дюпонт также доложил о конверте с деньгами, который обнаружил в почтовом ящике. Что случилось с ним?

— Он демобилизовался. Он понял, что случится с ним. Его перевели помощником тренера в команду борцов Военно-воздушных сил.

— Иной раз честность до добра не доводит?

— Нет, я не сожалею о том, что поступил честно, — ответил Колдер. — Но душа болит.

— Я понимаю. Понимаю, — кивнул Флинн. — Господи, здесь жарче, чем в Техасе, когда нет ветра.

Колдер улыбнулся:

— Может, мне открыть окно?

— Думаю, в сауне я напарился. — Флинн собрал полотенца. — Не хочется оставлять в Пентагоне большую свою часть. Еще один вопрос, майор. Вы — опытный разведчик. Почему это произошло? Почему всем сотрудникам вашего отдела анонимно отвалили большую сумму денег?

Майор пожал плечами:

— Кто-то хотел развалить отдел.

— Но почему?

Вновь пожатие плеч.

— Вы сами сказали, что в мире в этот момент не происходило ничего экстраординарного, так что ваш отдел никому ничем не мешал.

— Это я сказал, мистер Флинн. — Майор вытер пот со лба. — Но, возможно, кто-то хотел доказать, что можно купить целый разведывательный отдел Пентагона за сандвич с копченым мясом и кружку пива.

— Но у кого могло возникнуть такое желание? — Флинн встал.

Майор Колдер вскинул на него глаза:

— Варианта три: русские, китайцы и… другое разведывательное американское подразделение.

— Вы хотите сказать, что кто-то мог потратить чуть ли не семь миллионов долларов на внутрипентагоновскую склоку?

— Иной раз гораздо большие суммы тратятся совсем по пустячному поводу, мистер Флинн. Гораздо большие.

Вечером, в начале восьмого, Флинн подошел к регистрационной стойке отеля «Дорланд».

— А, мистер Флинн! — радостно встретил его портье. — Опять желаете зарегистрироваться?

— Я еще не выписывался.

— Но вчера это обстоятельство нисколько вас не смущало, — заметил портье.

— Я рад, что вы в добром расположении духа.

— Да, конечно, у каждого из нас есть свои маленькие странности.

— Я подошел, чтобы спросить, не оставлено ли для меня сообщений.

— Сейчас посмотрим. — Портье оглянулся к ячейкам с номерами комнат. — Есть одно.

Флинн взял сложенный листок. Посмотрел на портье.

— Скажите, а не могли бы вы прислать мне в номер сенбернара? — спросил он на полном серьезе, не улыбаясь, без смешинки в глазу.

Портье мигнул:

— Сенбернара?

— Именно так.

— Вы хотите сказать, большую собаку?

— Да, — кивнул Флинн. — Сенбернар — крупная собака.

У портье задрожала правая рука:

— Разумеется, мистер Флинн. Я сейчас распоряжусь.

— Благодарю вас.

Шагая к лифту, Флинн прочитал записку:

«Пожалуйста, позвоните, как только придете в отель. 555-8708. Хочу поговорить с вами без посторонних.

Глава 21

— Считайте меня занудой, если хотите, — говорил Пол Сэнки, — но я по-прежнему размышляю над теми двумя предложениями, что вы вставили в речь посла восемнадцать лет тому назад. «Европейский Общий рынок никогда не будет обладать такой же экономической мощью, как Соединенные Штаты Америки. Вот почему европейские государства, объединившиеся в Общий рынок, могут рассчитывать на всеобъемлющую поддержку Соединенных Штатов Америки».

— Память у вас отменная.

— Флинн, вы хоть понимаете, что из этого вышло?

Флинн понимал только одно: ему будут читать лекцию.

К дому Пола Сэнки он подъехал на такси в половине десятого вечера. Они договорились встретиться ровно в девять, но таксисту понадобилось много времени, чтобы найти адрес.

Пол Сэнки жил в Джорджтауне. Таких маленьких домов Флинну видеть не доводилось. Ни в одном городе, где ему пришлось побывать. Размерами дом не превосходил гараж, а то и сторожевую будку.

Дверь открыл сам Сэнки. Переступив порог, Флинн очутился в единственной комнате первого этажа. Гостиную она напоминала только удобным креслом и подставкой для ног. На полу стопками лежали книги. Вдоль стен стояли чертежные доски с приколотыми к ним листами ватмана. На каждом, в сетке координат, чернела ломаная, с пиками и впадинами, линия. Над досками на стенах висели громадные графики, по которым змеились разноцветные, красная, синяя, зеленая, коричневая, линии. Флинн догадался, что графики эти имеют непосредственное отношение к экономическому анализу. Под потолком горели лампы дневного света. В камине стояли две стойки с ящичками.

Флинна усадили в единственное удобное кресло. Поесть или выпить не предложили.

Сэнки, в рубашке с короткими рукавами и галстуке, остался стоять.

— Эти фразы, произнесенные послом восемнадцать лет тому назад, в Гааге, уничтожили тот мир, который мы знали.

Флинн подозревал, что они уничтожили тот мир, который знал Пол Сэнки… мир, каким представлял его себе Пол Сэнки.

— Вы ничего не понимаете в экономике, не так ли, Флинн. Хотя и позволили себе вмешиваться в нее.

— Мое участие в этой истории не доказано, — напомнил Флинн.

— Но вы в ней поучаствовали. Вы или тот, на кого вы работали. Вы изменили мир.

Флинн пожал плечами. Он чувствовал, что Сэнки озлоблен на всех и вся. Так почему не дать ему возможность стравить пар?

— Хорошо. — Сэнки заходил по комнате, тыкая указательным пальцем в графики. — Планы послевоенного восстановления мировой экономики сводились к созданию группы экономических объединений. Речь шла о Соединенных Штатах Америки, Европейском Общем рынке, Латиноамериканском Общем рынке, Британском содружестве наций. Теперь, конечно, ясно, в этих планах было много ошибочного, но их перечеркнули те самые две фразы из выступления нашего посла в Гааге восемнадцать лет тому назад.

Из них однозначно следовало: сколько бы «равных» экономических объединений ни появлялось, какую бы они ни набирали мощь, вместе или порознь, Соединенные Штаты будут доминировать в мировой экономике. Вы понимаете, сколь это несправедливо?

Флинн пожал плечами:

— В то время это звучало искренне.

— Ладно. — Сэнки остановился около одного графика, по мнению Флинна, мало чем отличающегося от соседних. — Постараюсь не углубляться в теорию. Согласно новой экономической политике намечалось, что мир уйдет от золотого стандарта. Вместо него предполагалось использовать новую денежную единицу, установленную Международным валютным фондом и получившую название СПЗ, или Специальные права заимствования. Для вас это внове, не так ли?

— Не совсем.

— Только вышло все по-другому. Поскольку США доминировали в мировой экономике, мир перешел с золотого стандарта на долларовый.

Сэнки обратился к следующему графику.

— Но и здесь ничего не вышло. Доллар обеспечивался американскими ресурсами, которые не столь бесконечны, как американское высокомерие. Ресурсы Соединенных Штатов начали иссякать, особенно «жидкое золото», как в наиболее развитых странах называют нефть.

Сэнки забарабанил пальцами по графику.

— Таким образом, место золотого и долларового стандарта занял нефтяной стандарт, основанный на количестве долларов, уплаченных за единицу нефти.

Беда в том, Флинн, что нефть — невосполняемый товар.

Можете вы представить себе мир, экономика которого зиждется на товаре, который заливается в баки автомобилей и сгорает в печах?

В покрасневших глазах Сэнки застыла тоска.

— Все это, безусловно, поучительно. — Флинн начал набивать трубку.

— Флинн, вам известно, что нефтедобывающие страны, во всяком случае входящие в ОПЕК, требуют, чтобы их нефть оплачивалась исключительно в долларах?

Флинн убрал кисет в карман:

— Скорее да, чем нет.

К тому времени, когда управляющий директор Международного валютного фонда Иоганнес Виттевен начал настаивать на выполнении первоначального плана и использовании СПЗ вместо доллара, в мировой экономике уже вертелось полтриллиона долларов. Полтриллиона долларов, Флинн. Вы представляете себе, что это означает?

— Отнюдь.

— Разумеется, не представляете.

— Для меня и двадцать долларов — большие деньги.

— Тогда позвольте вас спросить: как могли Соединенные Штаты Америки или любая другая страна выпустить в обращение полтриллиона долларов наличными?

Флинн не ответил, посасывая трубку.

Сэнки переместился к очередному графику.

— Во-первых, чтобы поддержать имидж мощной экономической державы, Соединенные Штаты позволили своим ведущим корпорациям разрастись до гигантских размеров. В итоге они стали мировыми монополиями.

Посмотрите, что произошло из-за отсутствия конкуренции. С 1947 по 1964 год производительность труда рабочего в среднем возросла на четыре и двенадцать сотых процента. С 1964 по 1975 год рост производительности труда снизился до один и шестьдесят пять сотых. Вы знакомы с работами Бюнь Ю Ханя?