Один лишний труп - Эллис Питерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ладно, хватит тебе каяться, — участливо сказал Кадфаэль, поправляя повязку, — ежели Господь наградил тебя здравым смыслом, радоваться надо, а стыдиться тут нечего. Но, друг мой, по твоему же счету с той поры минуло два дня. Недалеко же ты ушел за это время. Надо понимать, что воины короля кишмя кишат по дорогам между Шрусбери и Уэльсом.
— Кого-кого, а их там пруд пруди, — кивнул юноша. — Я проскакал по северной дороге довольно далеко, пока чуть было не нарвался на разъезд. Они всех останавливали и проверяли: кто бы пропустил меня с двумя конями да четырьмя мешками золота? Мне пришлось углубиться в лес, а тут уж стало светать, и ничего другого не оставалось, кроме как залечь до темноты, а потом попытаться проскочить южной дорогой. Да только та оказалась не лучше — они к тому времени разослали разъезды по всей округе. Тогда я решил двигаться, держась подальше от дорог и ближе к излучине реки, но на то ушла еще одна ночь.
В четверг весь день я прятался в рощице на холме, а ночью попробовал снова пуститься в путь — тут-то они меня и настигли. Их было четверо или пятеро, и мне оставалось только бежать вниз, к реке. Они загнали меня в угол, вырваться из западни я не мог. Тогда я снял с лошадей сумы и подстегнул животных, чтобы они помчались галопом. Я надеялся, что они отвлекут погоню на себя, но один из преследователей был совсем рядом. Он разгадал мою уловку, поскакал за мной, догнал и рубанул мечом по бедру, а на его крик поспешили остальные. Выход был только один — с сумами в руках я бросился в реку. Вообще-то я отменный пловец, но с таким грузом трудно было оставаться на плаву, чтобы течение снесло меня вниз. Вот тут они и стали стрелять. Было уже темно, но они давно рыскали по окрестностям и глаза их привыкли к сумраку. Да и вода отражает звездный свет, и все, что движется по ее поверхности, хорошо заметно. В итоге кто-то из них ранил меня в плечо, а у меня достало ума нырнуть и затаиться под водой, пока хватило дыхания. Даже летом течение у Северна быстрое, и пока я был под водой, меня изрядно снесло вниз.
Некоторое время они скакали вдоль берега и выпустили одну-две стрелы, но, думаю, они решили, что я пошел рыбам на корм. Рассудив, что опасность миновала, я поплыл к берегу и, не выходя из воды, встал на мелководье, чтобы отдышаться. Я знал, что мост охраняется, и не осмеливался выходить на берег поблизости от него, и только теперь понял, что уже проплыл мимо. Я выполз на берег, из последних сил добрался до кустов и повалился без чувств. Пришел в себя я только поутру, когда ваши братья явились на жатву. Я затаился и боялся пошевелиться, но тут на меня набрел Годрик. Вот и все — и это правда, — закончил Торольд и твердо, не мигая, посмотрел в глаза Кадфаэлю.
— Правда, да не вся, — добродушно заметил монах, — когда тебя Годрик нашел, седельных сум при тебе не было. — Он лукаво глянул на обращенное к нему лицо юноши, на его плотно сжатые губы и улыбнулся: — Ну, ну, не беспокойся — мы ведь тебя не допрашиваем. Ты единственный хранитель сокровищ Фиц Аллана, и как ты ими распорядишься, не наше дело. Бог знает, как тебе вообще удалось с ними что-то путное сделать в таком состоянии. И вот что я скажу тебе: ты не похож, на человека, не справившегося с порученным делом. А для твоего спокойствия добавлю: в городе говорят, что ни Фиц Аллана, ни Эдни Стефану захватить не удалось, они сумели прорваться и спастись... Теперь нам придется до полудня оставить тебя здесь одного — у нас есть свои обязанности. Но кто-нибудь из нас обязательно придет взглянуть, как у тебя дела — а то и оба заявимся. Вот тебе еда, питье и одежда. Надеюсь, она тебе подойдет, во всяком случае, сгодится. Но сегодня не высовывай носа — ты еще не владеешь своим телом, хотя душой и принадлежишь Фиц Аллану.
Годит положила выстиранную и заштопанную рубаху поверх стопки сложенной одежды и следом за Кадфаэлем направилась было к выходу, но ее остановило выражение лица Торольда. Глаза юноши округлились от удивления при виде чистого белья и аккуратных стежков на месте дыры, еще вчера заляпанной по краям кровью. Пораженный и восхищенный, он тихонько присвистнул:
— Матерь Божия! Кто это сделал? Я вижу, вы в своей обители держите превосходную швею — или же умеете творить чудеса!
— Это работа Годрика, — бросил Кадфаэль как бы невзначай и вышел на утреннее солнышко, оставив покрасневшую до ушей Годит в компании Торольда.
— Нас в монастыре учат самым разным вещам — не только жать пшеницу да готовить целебные настои, — произнесла она горделиво и побежала вслед за Кадфаэлем.
Однако на обратном пути Годит серьезно обдумывала рассказ Торольда. Вспоминая все, что он сказал, слово за словом, девушка размышляла о том, что если бы она его не нашла, то он, ускользнув от удавки убийцы, скрывшись от королевских разъездов и не утонув в водах Северна, вполне мог истечь кровью на берегу. Ей подумалось, что само Провидение избрало ее своим орудием, дабы сохранить жизнь этого юноши. Но кое-что не давало ей покоя.
— Брат Кадфаэль, а ты и вправду ему веришь?
— Верю. О чем он не мог сказать правду, он не стал и лгать. А что у тебя на уме?
— Видишь ли, прежде чем я его увидела, я сама говорила, что искушение убить Николаса в первую очередь могло возникнуть у его спутника. Это было бы так просто. Но ты вчера сам сказал, ведь сказал же, что он этого не делал. Ты совершенно уверен? Откуда ты знаешь?
— Дочурка, милая, нет ничего проще. Я видел следы удавки у него на шее и на запястье. Разве ты не поняла, что это за шрамы, такие тонкие? Его собирались отправить на тот свет вслед за его другом. Нет, на этот счет можешь не опасаться: то, что он нам поведал — правда. Другое дело, что есть вещи, которые он не мог рассказать. Кое-что нам придется раскопать самим, ради бедняги Фэнтри. Годит, сегодня днем, после того как управишься со снадобьями и вином, можешь пойти к нему. Составь ему компанию, если не против. А я приду туда попозже, когда смогу. Есть у меня одно дельце во Франквилле.
Глава шестая
За западным мостом, там, где он выводил к Франквиллю, — предместью, раскинувшемуся за рекой, вне пределов городских стен, — дорога тянулась прямо на запад, поднимаясь вверх по склону холма среди окружавших пригород садов. На вершине нависавшей над Северном кручи она разветвлялась на три — словно три перста указывали в сторону Уэльса. Кадфаэль выбрал самую северную из трех дорог — ту самую, по которой в ночь после падения замка поскакали Николас и Торольд.
Поначалу монах собирался по пути завернуть к Эдрику Флешеру и рассказать ему, что один из молодых гонцов и сам уцелел, и сберег то, что было ему доверено, но потом отказался от этой мысли. Торольд еще не был в безопасности, и пока он не уедет, чем меньше народу будет о нем знать, тем лучше, а то, неровен час, о нем разнюхают враги — земля-то слухами полнится. Будет еще время поделиться с Эдриком и Петрониллой добрыми новостями.
Как и рассказывал Торольд, дорога привела в густой лес. Она становилась все уже, пока не превратилась во вьющуюся среди деревьев поросшую травой тропинку, но тут между стволами появился просвет, в который была видна обработанная делянка. Там, в глубине леса, стояла сложенная из грубо обработанных бревен хижина. Надо думать, было не так-то просто оттащить отсюда мертвое тело к замковому рву. Река здесь, как, впрочем, и в других местах, изгибалась причудливыми кольцами, и чтобы добраться до того места, куда был брошен мертвец, требовалось переправиться на другой берег. Однако в такую сушь, как нынче, как раз напротив замка можно было перейти реку вброд. Ночь ведь длинная, а расстояние не слишком уж велико...
Стало быть, где-то по правую руку должна находиться ферма Ульфа, с которым Торольд обменялся лошадками. Кадфаэль свернул направо и скоро меньше чем в четверти мили от дороги увидел небольшую ферму. Ульф был занят: он собирал пшеничные колосья после жатвы и сперва был вовсе не расположен к разговору с невесть откуда взявшимся монахом, но упоминание имени Торольда развязало ему язык.
— Да, он и правда привел сюда коня, а я дал ему взамен лучшую из своих лошадок. Я-то на этом все равно выгадал — коня он оставил доброго, из конюшен Фиц Аллана. Он пока еще прихрамывает, но скоро поправится. Если хочешь, можешь взглянуть на него. Ну и упряжь тоже была отменная, вот я ее и припрятал: больно дорогая — подумают еще, что конь краденый, а то и чего похуже.
Даже без дорогой сбруи рослый чалый красавец конь был слишком хорош для небогатого трудяги фермера. Несомненно, это был тот самый конь — он до сих пор припадал на переднюю ногу. Ульф показал Кадфаэлю рану.
— Торольд сказал, что конь поранился о «чеснок», — промолвил монах, — странно, в таком-то месте...
— Да, это точно был «чеснок», я сохранил этот шип, что поранил лошадку. На следующий день я прочесал там траву и подобрал прорву этого добра. У меня там скотина пасется, и мне вовсе не с руки, чтобы она калечилась. А кто-то разбросал «чеснок» по тропе на добрую дюжину ярдов в самом узком месте. Чтобы задержать их у хижины — а зачем еще?