Восхитительные женщины. Неподвластные времени - Серафима Чеботарь

Разрыв Елизаветы с двором усилился и благодаря свадьбе Николая Павловича – Александр сосватал ему Шарлотту, дочь все еще любимой им прусской королевы Луизы, ставшую в крещении Александрой Федоровной. Красивая и обаятельная Александрина, как великую княгиню стали называть в семье, – живая, веселая, общительная, полная жизни, – быстро стала любимицей всего Петербурга, полностью затмив всегда печальную и замкнутую Елизавету. Ее любили все; на долю Елизаветы снова остались только книги. Французский посол Савари писал: «Она много занимается серьезными вещами, много читает, много рассуждает о наших выдающихся писателях, мало говорит и в общем производит впечатление обладательницы крайне холодного ума. За 14 лет пребывания царствующей императрицей здесь ее характер остался неизвестен даже тем, кто ее обычно видит… Это женщина, которую было бы легче покорить умом, чем сердцем. Никогда не было политических интриг при ее дворе, являющемся обиталищем обыкновенного частного лица. Я считаю императрицу Елизавету Алексеевну женщиной очень тонкой, с изощренным умом». Вокруг нее образовался кружок близких друзей, куда входили самые умные люди России, – например, историк Николай Карамзин, ставший Елизавете ближайшим другом. «Судьба странным образом приблизила меня в летах преклонных ко Двору необыкновенному, чьей милости ищут, но кого редко любят, – писал Карамзин впоследствии. – Ты не менее моего знаешь двух (имеются в виду император Александр и императрица-мать Мария Федоровна. – Авт.), но третью я узнал короче: Императрицу Елисавету, женщину редкую…я имел счастье беседовать с ней еженедельно, иногда часа по два и более, с глазу на глаз; иногда мы читали вместе; иногда даже спорили, и всегда я выходил из Ее кабинета с приятным чувством. К ней написал я, может быть, последние стихи в моей жизни, в которых сказал:

Здесь все мечта и сон; но будет пробужденье!Тебя узнал я здесь в приятном сновиденье:Узнаю наяву!..

В самом деле, чем более приближаюсь к концу жизни, тем более она мне кажется сновидением».

Теперь к жене нередко заходит и Александр, чтобы выпить чаю и поговорить о литературе. Он не раз говорил, что, не имея времени много читать, он обязан супруге исчерпывающими сведениями о всех любопытных литературных новинках. Постепенно между ними снова возникло доверие и привязанность, которые царили первые годы их брака. Они утешают друг друга в постигших их несчастьях – Елизавета потеряла сначала подругу Варвару Головину, а затем любимую сестру Амалию. Жизнь Александра тоже была непростой: в январе 1824 года, во время военных маневров, он получил удар по ноге копытом лошади. Рана воспалилась, началась горячка, врачи всерьез опасались за жизнь государя, и Елизавета Алексеевна преданно ухаживала за мужем. Через несколько месяцев обожаемая дочь Александра Софья скончалась накануне своей свадьбы, и снова Елизавета утешала императора в его горестях. Александр делился с женой своими проблемами, неизменно получая участие и дельный совет, он заботился о Елизавете, когда та болела – а здоровье ее, и без того хрупкое, в последние годы сильно ухудшилось. Летом Елизавете стало совсем плохо – врачи объявили ей, что еще одну зиму в Петербурге она не переживет. Однако задержаться пришлось: страшное наводнение, случившееся в Петербурге в ноябре 1824 года, на время отвлекло внимание императора от здоровья его супруги, так что зиму она провела в столице, что окончательно подорвало ее здоровье. Наконец в качестве места для лечения был избран провинциальный Таганрог, куда в сентябре 1825 года Александр отправился, чтобы лично проследить за приготовлениями к приезду супруги. 23 сентября Елизавета прибыла в Таганрог.

Супруги зажили так, как всю жизнь мечтали: тихо, уединенно, без официальных приемов, проводя долгие часы за прогулками или беседами. Это было самое счастливое время для них обоих – но как часто бывало в их жизни, счастье было недолгим.

В конце октября Александр решил посетить южные губернии и Крым, где жестоко простудился: «…Не в госпитале подхватил он болезнь, а переохладился на южном побережье Крыма, – писала Елизавета матери. – Он отправился вечером верхом на лошади в монастырь Св. Георгия, вырубленный в скале, поэтому жилые помещения там влажные. Три часа провел он в этой поездке и без всякого пальто… А оттуда он направился в Севастополь, где полтора дня провел в бесконечных инспекционных поездках (это военный морской порт). Потом он побывал в госпитале, но заразных больных там не было. Далее последовал длинный объезд окрестностей, а земля в тех местах источает ядовитые пары, и он уведомил Виллие только тогда, когда уже в течение двух дней чувствовал себя плохо. Вот в том-то и причина болезни». Несмотря на все усилия врачей, 19 ноября 1825 года император Александр Первый скончался на руках у своей жены. В тот вечер Елизавета написала своей матери: «Я самое несчастное существо на земле! Я хотела только сказать вам, что я осталась в живых после потери этого ангела, страшно измученного болезнью и который, тем не менее, постоянно находил для меня улыбку или ласковый взгляд даже тогда, когда он не узнавал никого. О, матушка, матушка, как я несчастна, как вы будете страдать вместе со мною! Великий Боже, что за судьба! Я подавлена печалью, я не понимаю себя, не понимаю своей судьбы, одним словом, я очень несчастна… Что касается меня, я могу сказать совершенно искренно: для меня, отныне, не существует ничто. Для меня все безразлично, я ничего не жду, я ничего не желаю, я не знаю, что я буду делать, куда я поеду, я знаю одно, что я не вернусь в Петербург: для меня это немыслимо!»

Кончина императора Александра I. Гравюра И. Кулакова, 1827 г.

Принявший престол Николай Павлович был щедр к вдове брата: «Я всё оставляю на прежнем положении и всё уже разрешил и приказал указами. Лонгинов для неё вместо 250 000 миллион получать будет; сверх того Ораниенбаум и Каменный остров суть наследственная собственность Императрицы, а Царское Село остается по жизнь ея в ея распоряжении; об этом ей не пишу, ибо не знаю и не умею как». Однако императрица отказалась и от значительного денежного содержания, и от дворцов – Ораниенбаумский и Каменноостровский дворцы она уступила Великому князю Михаилу Павловичу и его жене.

Из-за декабрьского восстания гроб с телом императора покинул Таганрог только 29 декабря 1825 года. Его похоронили в Петропавловском соборе 13 марта 1826 года. Елизавета чувствовала себя очень плохо; она смогла покинуть Таганрог лишь в конце апреля. Князь Волконский писал Николаю: «Долгом почитаю Вашему императорскому величеству всеподданнейше донести, что слабость здоровья вдовствующей государыни императрицы Елисаветы Алексеевны вновь увеличивается. Сверх того, ее императорское величество чувствует в груди иногда сильное удушье, которое препятствует даже говорить…»