Сейчас вылетит птичка! - Курт Воннегут

Когда колокола и фанфары неохотно затихли, вступили шестьдесят хористов. Сначала они тихонько загудели, потом мелодия без слов стала возноситься все выше, пока не достигла предела, где и попыталась остаться, но духовые, рояль и металлофон заставляли голоса взлетать все выше и, преодолевая любые препятствия, стремиться к звездам.

Голоса взбирались все выше и выше, на невероятную высоту. Бессловесная мелодия взлетала вверх, словно обязуясь на самой вершине превратиться наконец в слова. В ней также слышалось обещание, что когда слова прозвучат, в них будет явлена великая мудрость.

Голоса достигли предела.

Они упорно пытались подняться еще выше, но их попытки были безуспешны.

И тогда, чудо из музыкальных чудес, вступило сопрано: оно не просто поднялось чуть выше остальных, оно взлетело высоко-высоко над ними и на этой недосягаемой высоте нашло слова.

«Все цепи разорвал я», — звенело сопрано чистым лучом света.

Рояль и металлофон изобразили звук разбиваемых цепей.

Хор в унисон простонал, удивляясь разбитым цепям.

«Шутом быть перестал я», — прогремел бас.

Трубы насмешливо прыснули, затем все духовые инструменты сыграли припев из «Шотландской застольной».

«Ведь от тебя узнал я, — пропел баритон, — Как стать тем, кем мечтал я».

Сопрано исполнило музыкальную фразу из «Однажды я найду тебя», следом хор исполнил фразу из «Этих глупостей», потом рояль сыграл «Из воспоминаний».

«Спасибо тебе, Сельма», — дружно пропели басы.

— Сельма? — повторила настоящая Сельма.

— Да, Сельма, — сказал ей Гельмгольц. — Эту песню Большой Флойд, наш хорошо известный гений, написал для тебя.

— Для меня? — изумилась Сельма.

— Тс! — сказал Гельмгольц.

«Я никогда…» — запело сопрано.

«Никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда», — запричитал хор.

«Не скажу…» — прогремели басы.

«Тебе…» — звонко вставило сопрано.

И тут все вместе, включая Гельмгольца, затянули финальную фразу, от которой волосы встали дыбом:

«Прощааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааай!»

Щелкнув пальцами, Гельмгольц оборвал пение.

По щекам Большого Флойда катились слезы.

— Не может быть, не может быть, — бормотал он. — Чья это аранжировка?

— Одного гения, — ответил Гельмгольц.

— Шрёдера? — спросил Большой Флойд.

— Нет, — запротестовал Шрёдер, — я…

— Сельма, тебе понравилось? — спросил Гельмгольц. Сельма Риттер не ответила. Она лежала в обмороке.

Близнецы, © 1996 Kurt Vonnegut/Origami Express, LLC

ЗЕРКАЛЬНАЯ ЗАЛА[9]

Перевод. А. Криволапов, 2010

Сразу за парковкой была школа игры на гитаре, потом площадка Фреда по торговле «превосходными подержанными машинами», за ней особняк гипнотизера и тут же ничейный участок с остатками фундамента рядом с похоронной конторой братьев Билер. Осенний ветер, примериваясь к суровой зиме, закручивал смерчики из сажи и бумажных обрывков, не забывая тррррррррррррррррещать пластиковыми вертушками над стоянкой подержанных авто.

Дело было в Индианаполисе — самом крупном в мире городе из тех, что расположены не на судоходных путях.

Два городских детектива направлялись к дому гипнотизера. Детективов звали Карни и Фольц. Молодой щеголь Карни и потрепанный жизнью Фольц. Карни взбежал по ступенькам гипнотизерова крыльца точно чечеточник; Фольц — хотя говорить предстояло именно ему — плелся далеко позади. Карни точно знал, что ему нужно — он, не сворачивая, шел к гипнотизеру. Внимание Фольца было рассеяно. Он подивился безобразной архитектуре двадцатикомнатного особняка гипнотизера, поднял мрачный взгляд на башню на углу. На башне непременно должна быть бальная зала. Такие залы всегда обнаруживаются в башнях особняков, покинутых богачами.

Наконец Фольц добрался до двери и позвонил. Единственным намеком на шарлатанство служила маленькая табличка рядом со звонком: «К. Холломон Уимс, гипнотическая терапия».

Открыл детективам сам Уимс — пятидесяти с лишним лет, низенький, широкоплечий и опрятный. Нос у гипнотизера был длинный, губы пухлые и красные, а лысина просто сверкала. В ничем не примечательных бледно-голубых глазах ничего не отражалось.

— Доктор Уимс? — с угрюмой вежливостью поинтересовался Фольц.

— «Доктор» Уимс? — переспросил Уимс. — Здесь нет никакого «доктора» Уимса. Только обычный «мистер» Уимс. Он перед вами.

— Я полагал, — заметил Фольц, — что род вашей деятельности подразумевает наличие врачебного диплома.

— Так случилось, — сказал Уимс, — что у меня два врачебных диплома: один я получил в Будапеште, второй — в Эдинбурге. — Он едва заметно улыбнулся. — Тем не менее я не использую обращение «доктор». Не хочу, чтобы меня принимали за терапевта. — Поежившись от сквозняка, Уимс предложил: — Может, пройдем внутрь?

Трое мужчин вошли в бывшую гостиную особняка, где теперь располагался кабинет гипнотизера. В обстановке не было ничего необычного. Функциональная мебель из серой эмалированной стали: стол, пара стульев, шкаф для папок и книжная полка. На стенах ни картин, ни дипломов в рамочках.

Уимс устроился за столом и предложил гостям присесть.

— Боюсь, стулья не слишком удобны, — извинился он.

— Где вы держите оборудование, мистер Уимс? — спросил Фольц.

— Какое оборудование? — ответил Уимс вопросом на вопрос.

Волосатые руки Фольца изобразили в воздухе нечто замысловатое.

— Ну, вы ведь гипнотизируете людей при помощи каких-то приспособлений? Что-то светящееся… ну… или еще что-то, на что они должны смотреть.

— Нет, — проговорил Уимс. — Единственное приспособление это я сам.

— Вы задергиваете шторы, когда кого-то гипнотизируете? — поинтересовался Фольц.

— Нет, — ответил Уимс.

Больше он ничего не сказал, только переводил взгляд с одного детектива на другого, ожидая продолжения.

— Мы из полиции, мистер Уимс. — Фольц показал ему удостоверение.

— Для меня это не новость, — кивнул Уимс.

— Вы ждали полицейских? — спросил Фольц.

— Я родился в Румынии, сэр, там человека с детства приучают ждать полиции.

— Может, у вас есть какие-то соображения относительно того, зачем мы пришли? — осведомился Фольц.

Уимс откинулся на спинку, разминая большие пальцы.

— В общих чертах… только в общих чертах, — сказал он. — Где бы я ни был, я всегда вызываю у обывателей смутные страхи. Рано или поздно они обращаются в полицию, чтобы та проверила, не практикую ли я черную магию.

— Не против рассказать нам, что именно вы практикуете? — продолжал Фольц.

— То, чем я занимаюсь, сэр, — кивнул Уимс, — не загадочней работы, которую выполняет плотник или любой другой честный труженик. Я оказываю услуги по избавлению от вредных привычек и беспочвенных страхов. — Он ткнул пальцем в сторону Карни, и тот отпрянул. — Вот вы, сэр, слишком много курите. Уделите мне две минуты вашего внимания, и вы больше никогда не закурите. Более того, никогда не захотите закурить.

Карни убрал изо рта сигарету.

— Я должен извиниться за кресло, на котором вы сидите, сэр, — сказал Уимс Карни. — Оно новехонькое, но со спинкой что-то не так. Слева внизу там шишка. Очень маленькая, но через некоторое время она начинает доставлять массу неудобств. Удивительно, что такой незначительный дефект способен причинить столь сильные страдания. Как ни странно, люди обычно жалуются на боль в шее и плечах, а не в районе поясницы.

— Со мной все в порядке, — сказал Карни.

— Отлично, — кивнул Уимс и снова повернулся к Фольцу. — Если, к примеру, человек боится огнестрельного оружия, а по долгу службы обязан иметь его при себе, я могу излечить его от этого страха с помощью гипноза. К слову сказать, если полицейский, к примеру, не очень хорошо стреляет, я при помощи гипноза могу укрепить руку и сделать любого отличным стрелком. Хотите попробовать? Если вы достанете пистолет и будете держать его как можно крепче…

Фольц доставать пистолет не стал.

— Существуют только две причины, по которым я извлекаю оружие из кобуры, — проговорил он. — Либо я хочу его почистить, либо собираюсь кого-нибудь пристрелить.

— Через минуту вы измените свое мнение, — сказал Уимс, взглянув на дорогие наручные часы. — Поверьте, я могу сделать так, что ваша рука будет крепкой, как тиски. — Он повернулся к Карни, который встал с кресла и теперь растирал шею. — Ах ты, господи! — Уимс покачал головой. — Я ведь предупреждал насчет кресла — придется его выбросить. Возьмите, пожалуйста, другое, а это отверните к стене, чтобы еще у кого-нибудь не затекла шея.

Карни взял другое кресло, а первое отвернул к стене. Голову он наклонил набок, поскольку шея одеревенела словно кочерга. Растирания не помогали.