Нет пути назад - Александр Афанасьев

Лучи инфракрасных фонарей шарят по комнате, в приборе ночного видения они все равно что лучи обычного света, видимые невооруженным глазом.

– Ничего не трогать…

Лютый не понимал местных, он знал, как с ними надо обращаться, но не понимал. Он родом из казаков, и то, что он родился на Ближнем Востоке, только закалило его характер. Он знал, что нельзя сдаваться. Над нами нет никого, кроме Господа нашего. Сражаться всегда нужно до конца…

Он не понимал людей, которые могут встать на колени, чтобы им палач отрубил голову. Он не мог понять некоторых нравов, которые, как оказалось, царили в Персии – исполнение приговора в некоторых случаях поручали не родственникам жертвы, а родственникам осужденного! Он не только никогда не смог бы исполнить подобный приговор, но забыл бы о долге, вступив в беспощадную, кровавую борьбу с теми, кто этот приговор вынес. А здесь жили по-другому…

Сукины дети.

Да уж…

Слон подошел ближе. Проверил сначала, нет ли растяжки, не надет ли пояс шахида, только потом проверил пульс.

– Он жив! Второй жив, он жив!

Брат прошел к окну, взглянул и тут же бросился назад, к двери…

– Ложи-и-ись!

Они едва успели упасть, а Брат одним прыжком выскочил из комнаты и рухнул на пол в коридоре. Выстрел гранатомета, прочертив в ночной тьме дымную полосу, пробил стекло, врезался в крышу и взорвался, осыпая комнату осколками…

– Черт, держать лестницу! Связь с Быком… мать!

– Все целы…

– Связь…

– Черт… Слон, прижми их, если можешь! Займитесь раненым!

– Я займусь!

– Дверь держите, дверь!

На улице – знакомый рокот тридцатимиллиметровой пушки, грохот разрывов, пыль и гарь, летящие в комнату через разбитые окна.

– Бык два, здесь Лютый, выйди на связь. Марка три… черт… кто-нибудь нас слышит?

– Лютый, спокойно, не психуй. Мы с Битком на запад от вас, занимаем позиции в дукане. Подошли вертолеты, сейчас они расчистят нам дорогу. Просто удерживайте позиции, и все будет хорошо, как поняли?

– Бык два, мы вошли в адрес. Адрес взят, повторяю: адрес взят. У нас здесь один труп без башки и один с башкой, пока еще живой, и мы под обстрелом из «РПГ». Что, черт возьми, происходит на улице, вы можете нам сказать, прием?

– Лютый, вокруг вас черт-те что творится, но вертолеты расчистят нам дорогу. Держитесь и ждите. Вопрос – где цель, вы взяли цель?

– Бык два, отрицательно, цель ушла. Я не вижу ни одного компа, ни одного носителя информации, только одного дохлого и одного полудохлого урода. Мы вытащили пустышку, твою же мать…

– Бык два, здесь Марка три. Наблюдаю конвой, три внедорожника, один пикап, идут на северо-запад на большой скорости. Судя по всему, идут из вашего района. Признаков враждебности нет. Вопрос: это ваша цель, прием?!

– Марка три, здесь Бык два, накройте их, повторяю: накройте их, цель уничтожить.

– Бык два, вопрос: вы уверены? Цель не проявляет признаков враждебности, у нас нет никаких данных о том, кто находится в конвое, как поняли.

– Марка три, повторно запрашиваю уничтожение цели, идущей в конвое, направляющейся на северо-запад. По нашим данным, в конвое следует особо важная цель, упустить ее мы не имеем права, как поняли?

– Бык два, понял, беспилотник отработает по ним и уйдет на дозаправку.

– Марка три, это Бык два. Пока вертолеты здесь, над нами, просим пробить коридор, за оставшееся время это возможно? Пробить всем, что есть.

– Бык два, сделаем все, что в наших силах. К вам направляется спасательная команда ВВС, она вытащит вас из этого дерьма. Попытайтесь собраться и удерживайте периметр. Держитесь и ждите нас, прием…

– Марка три, понял вас…

Крыша.

Плоская, как и большинство крыш на Востоке, без ограждения, но, хвала Аллаху, самая высокая в этом месте. Правее – массивный блок кондиционера и спутниковая тарелка – при шахиншахе принимать любые передачи, кроме государственного телевидения, было запрещено, но все, у кого были деньги, покупали спутниковую тарелку, платили полицейскому и смотрели что хотели. За него они положили завернутого в ковер перса, случайно оставленного боевиками в живых.

Давно перейдя на одиночные, они держали оборону из последних сил. Боевики в городе были, их полно, та чушь, что город чист, плевка не стоит. Единственное, что было хорошо, – из гранатомета их было не достать, а минометов у махдистов не было…

Лютый держал оборону справа, в его поле зрения попадала часть улицы и соседние виллы с участками, отделенные заборами. В нечастых промежутках, когда не видел целей, он набивал магазины. Каждый из них имел по сто двадцать патронов в обоймах, неприкосновенный запас. Они давно уже перешли на него…

Один из боевиков попытался перебежать улицу, чтобы, прикрывшись забором, продвинуться ближе к дому. Лютый снял его двумя выстрелами: первый прошел правее, после второго боевик споткнулся и упал. Остальные даже не попытались его вытащить. Верят, что, кто погиб на джихаде, станет шахидом, и ему рай.

Какой шахид?! Какой рай!? Эти уроды вообще хоть представляют, как может выглядеть рай?! Они же в жизни ничего не видели.

– Доложить по боеприпасам! – раздался крик командира.

По боеприпасам. Ну… два полных еще есть, и один автомат кормит. Пока жить можно. Еще и пистолет – на самый, самый край.

– Семьдесят! – выкрикнул Лютый, когда пришла его очередь, но голос потонул в грохоте. Как будто землетрясение началось.

Здание дрогнуло под ними. Но не развалилось. Обернувшись, он увидел, что один угол обвалился, там дым…

Мать их… из безоткатки садят. Еще пара выстрелов – и здание просто рухнет!

– Противник…

И в этот момент появились вертолеты…

Там, где располагалось безоткатное орудие, через минуту не было ничего, только пыль и дым в проулке, куда оно откатилось для перезарядки. Ракета «Вихрь» с термобарической головной частью, пущенная с предельной двенадцатикилометровой дистанции, попала точно в цель.

– Дым. Давай дым!

Шашка с зеленым дымом запрыгала на посыпанной гильзами крыше.

Вертолет – спасательный «Сикорский-89», – не найдя посадочной площадки, был вынужден просто зависнуть над зданиями, сбросив вниз приспособление, среди авиаторов именуемое корзиной. Это что-то типа зонтика наоборот, предназначено для прохождения толстой кроны леса, поэтому низ заостренный и очень тяжелый, как у копья. Пробив крону, он раскрывается и может поднять на вертолет до полутонны груза или сбитого летчика со спасателями.

Чтобы убраться отсюда быстрее, с вертолета сбросили сразу две лестницы и эту самую корзину, в которую они погрузили завернутого в ковер раненого. Удивительно, но они остались относительно целы после такого безумного боя. Конечно, бронежилеты отработали на все сто, но одной защитой это не объяснить. Правильно говорят: неожиданная, заставшая противника врасплох атака дает меньше потерь, чем оборона.

Лестница дрожала под ногами. Рядом с ней хвостовой пулеметчик вел прикрывающий огонь, и гильзы летели вниз одна за одной, сыпались как град. Одна попала на кожу, но он и боли не почувствовал. С хвоста он забирался единственный, хвостовой пулеметчик протянул ему руку и втащил на аппарель. Потом – повернулся и показал кому-то известный еще со времен римлян знак победы – большой палец вверх.

Вертолет начал подниматься…

Неужели все?

Он поднялся и побрел в глубь вертолета. Там, над захваченным живым персом, колдовал врач, который всегда есть в экипаже спасательного вертолета.

– Ну, что? – спросил его командир группы. Он сохранял спокойствие, как будто не они только что прошли через сущий ад, не потеряли людей.

– Состояние тяжелое – ответил врач – пятьдесят на пятьдесят.

– Точка – два! – заорали из кабины.

Им надо было забрать еще одну группу.

– Он сможет говорить?

Врач сделал отрицательный жест.

– Не сегодня. Состояние очень тяжелое.

Командир группы достал из нагрудного кармана что-то вроде портсигара, стальное, блестящее, судя по чистоте обработки поверхностей, дорогая качественная штука. Достал шприц-тюбик с красным наконечником, протянул врачу.

– Вколите ему это…

– Это невозможно, – запротестовал врач, – он не выдержит допроса. Сердце не выдержит.

– Колите. Это приказ. Он владеет информацией по персидскому ядерному оружию.

Надо было знать Россию и русских, чтобы понять, что произойдет потом. Да, русская армия, как и любая армия, строилась на том, что приказ – это как глас Бога с неба и требует добуквенного исполнения. Но еще у русских была и честь. Это слово не было абстракцией, и русские офицеры говорили «честь имею» не просто так. Честь – нечто неосязаемое, но делающее русское офицерство единым целым. Кастой. Кланом. Русский офицер мог застрелиться от бесчестья или чтобы не выполнять бесчестный приказ. В североамериканской армии этого не было. В британской не было. В германской не было. А в русской было. И ничего, даже ядерные взрывы и гибель десятков тысяч людей, не могло это изменить.