PRосто быть богом: ВВП - Павел Генералов

После долгого, затянувшегося чуть ли не до утра заседания штаба кандидата Жарского, на котором в роли наблюдателя присутствовал и новый начальник милиции Семёнов, было принято решение вводить в бой тяжелую артиллерию.

На следующий день Васю арестовали. На сей раз предъявили обвинение в «незаконном хранении оружия». Что оказалось не так уж сложно — Васина граната была хоть и без запала, зато самой настоящей.

В задачу Ольги и Жарского вроде бы не входило по–настоящему сажать Васю. Им надо было лишь выбить его из предвыборной гонки. Чего они с лёгкостью и достигли. Но неожиданно делом заинтересовались ФСБ и Областная прокуратура.

Разбирательство тянулось больше года. Жарский уже давно стал мэром, а Вася жил на пасеке у тётки Натальи под подпиской о невыезде. Мирно разводил и обихаживал тёткиных пчёл и никаких видимых экстремистских действий видимо не предпринимал. Однако, похоже, всё же что–то затевал.

В общем, на суде, проходившем в ДК Авиационного завода при огромном стечении публики, ему инкриминировали ещё и «создание подпольной организации террористической направленности». Что скрывалось за этим определением, так и осталось тайной следствия.

Впаяли Васе — Царю на полную катушку. Когда судья объявил вердикт — три года особого режима — по залу пронёсся вздох изумления и возмущения. Васю взяли под стражу прямо в зале суда. Правда, на выходе конвою едва удалось отбиться от жителей города, желавших отнять у казённого правосудия жертву антинародного режима. Но — обошлось.

На зоне Вася занял позицию искреннего правдоискателя и законника, но отнюдь не в воровском смысле. Он требовал от администрации точного и неукоснительного соблюдения прав заключённых, за что частенько был помещаем в карцер. Зато пользовался уважением разношерстого тюремного сообщества. В конце концов Вася почти победил: кормить заключённых начали получше и реже стали избивать безо всякого повода. Самого же Васю оставили в покое и даже сделали заведующим клубом. Но при этом — ясное дело — ни о каком УДО, условно–досрочном освобождении, и речи быть не могло. Так что свой срок Вася честно отсидел от звонка до звонка. С чем его и поздравил на прощание начальник колонии полковник Дубовик. Заодно он пожелал Васе начать новую жизнь.

Но Вася — Царь, судя по некоторым признакам, собирался как раз взяться за старое. Правда — по–новому. Как когда–то говорил Ильич по поводу не без вины убиенного старшего братца: «Теперь, матушка, мы пойдём другим путём!»

Конечно, Мышкин был абсолютно неуместен. Но Виктория, как и всякая нормальная женщина, не любила признавать своих ошибок. И потому мысленно выстроила целую систему логических обоснований присутствия Мышкина на встрече Сухова с избирателями.

Во–первых, Мышкин крепко спал. Ну, почти крепко. Иногда лишь вздрагивал и подхрапывал–подхрюкивал, наверное, ловил в своих тщедушных снах крупногабаритную дичь.

Во–вторых, его никто толком не мог видеть в холщовой сумке–переноске.

В-третьих, да мало ли что ворочается у ног внимательной слушательницы — может, кошка, или, допустим, хомяк.

В-четвёртых, на каждой встрече, даже самой малочисленной, всегда найдётся отвлекающий фактор, какой–нибудь урод или пьяный. Так почему бы сегодня таким фактором не стать мирно дрыхнущей собаке?

В-пятых… В общем, она немного проспала и не успела выгулять Мышкина, а когда хотела «забыть» его в съёмной квартире, чуткий ко всякой обиде кобелина поднял такой вой, что соседи начали стучать по батарее.

Так и оказался Мышкин одним из немногих слушателей кандидата Виктора Сухова на первой, пилотной встрече с избирателями.

Утро выдалось превосходное, птицы пели о своём, птичьем. Сухов вещал с дощатой эстрады летнего театра, непринуждённо расхаживая по скрипучим половицам. Пальцем в людей он не тыкал, а свободной от микрофона рукой помахивал в такт речи. Получалось достаточно энергично.

Воздух был прозрачен и свеж. Расплывчато пахло жасмином, пионами, липами. И — отчётливо — перегаром.

Через скамейку от Виктории, впереди и немного левее, сидели оба двое. Те ещё персонажи. В мятых, широких, словно с чужого бедра, джинсах, невнятного оттенка футболках и оранжевых куртках дорожных рабочих. Нотку кисловатой горечи в цветочные ароматы начинающегося дня добавляли именно они, эти славные труженики асфальта, борцы с алкоголем путём уничтожения последнего.

Сухов очень даже неплохо отработал первую часть программы. Рассказал о себе, не забывая периодически вставлять «дорогих земляков». Сообщил, почему он «вернулся в родной город». Добавил немного горечи: «мне больно смотреть, как плохо живут мои земляки». Когда микрофон зафонил, удачно пошутил о фантастической выносливости техники «на уровне тысяча девятьсот тринадцатого года». В общем вполне, вполне прилично, хотя и без огонька.

Раздались неуверенные аплодисменты. Громче всех хлопали две старушки в пёстреньком — подсадные утки. Аплодировал и мужчина в белой тенниске, тёмно–синих джинсах и в смешной панаме. На его добром лице доминировал энергичный, устремлённый вперёд нос. Он хлопал как в театре — размеренно, с чувством. Вид у панамы был не здешний.

Похоже мужик–то — засланный казачок, подумала Вика. Это было нормально, обычная практика. А вот с форматом встречи что–то явно не так. Может, лучше — встречи на воздухе проводить не с трибуны, а чтобы кандидат потёрся рядом с народом, чтобы руки им попожимал, что ли.

Начинало припекать. К пению птиц прибавились звуки настраиваемых гармоней. Наконец, Сухов предложил «дорогим землякам» задавать вопросы.

Пёстренькая старушка спросила, чуть запнувшись, о пенсиях. Сухов обещал повысить. Вторая пёстренькая прошептала что–то невнятное. Сухов дал слово выполнить. Пышная белокурая женщина сбивчиво пожаловалась на дороговизну. Народ, похоже, воодушевился. Встреча вступала в завершающую стадию. Людям надо было дать выговориться, а потом уже запускать на сцену трио гармонистов, которые за задником сцены уже тихонько, но нетерпеливо наигрывали что–то лирическое.

— Ну всё, малыш, скоро идём, — Вика засунула руку в сумку и похолодела. Мышкин исчез. Хитрый пёс просочился практически через угольное ушко — Вика лишь немного расстегнула молнию для лишнего притока воздуха.

Сухов уже спрыгнул с эстрады и общался с народом накоротке. Работяг похлопал по плечу, выбив изрядную порцию белёсой пыли. Блондинку обнял и чмокнул в щёку. Пёстреньким старушкам поцеловал сморщенные ручки. Но Вика всего этого не видела, она сидела на корточках и высматривала под лавками подлеца Мышкина.

— Это не ваша собачка?

Вика поднялась, отряхивая колени джинсов. Прямо над нею стоял мужик в панамке. В руках он держал нечто яростное, извивающееся, — Она хотела меня э-э… пометить, — объяснил мужик застенчиво. — Но я постарался этого не допустить.

— Спасибо вам огромное, — Вика перехватила под горячее пузо мгновенно успокоившегося Мышкина. — Он вообще–то послушный. Даже не знаю как…

— Скажу вам, Виктория, как собачник собачнику, — голос незаметно подошедшего Сухова заставил Вику вздрогнуть, — кобелям доверять нельзя.

Сухов сочувственно покачал головой и добавил ядовито и сладко:

— Доверять можно лишь хорошо обученным сукам.

Мужик в панамке, одарив Вику сочувственным взглядом, достал из кармана джинсов красные корочки и раскрыл их перед Суховым.

— Степанов. Генеральная прокуратура. Вы позволите с вами побеседовать, Виктор Иванович?

Прижимая к себе дрожащего Мышкина, Вика смотрела вслед Сухову и Степанову и не знала, радоваться или наоборот? С одной стороны, Сухов, конечно, клиент. С другой… Нет, надо предупредить Генералова!

Этот парк вдоль Волги в городе называли Нижним или Детским. Оба названия соответствовали действительности. Нижним он считался по отношению к парку Верхнему, находящемуся выше по течению реки. Тот же Верхний был парком для взрослых, где по выходным устраивались танцы для пожилых и дискотеки для молодёжи, и процветала знаменитая, с ног сбивающая рюмочная. Здесь, в Детском парке преобладали аттракционы, а самым выгодными товарами после, конечно, лимонада и пива, были сахарная вата и воздушные шары.

— Значит, Ольга Ильинична звонила вам только затем, чтобы дать сигнал для запуска шара? — спросил Степанов у Сухова, замедлив шаги у лотка с игрушками. — Славный какой, — указал он на блестящего зелёного крокодила, гордо реявшего на палочке над разложенным товаром.

— Вы абсолютно правы, — спокойно ответил Сухов.

Они неспешно шли по главной аллее под всё удаляющуюся мелодию «Амурского вальса», который, как знал Сухов, завершал встречу кандидата в мэры В. И. Сухова с избирателями. Со стороны казалось, что вот, встретились два приятеля, решили прогуляться по памятным местам детства и отрочества.