Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - Карл Сафина

1 + 3, но несколько более долгий, а у «F» – промежуточный между ними по длительности. Семья «U» издает относительно долгий сигнал 4Р с равномерными интервалами. Сигналы разных семей различаются, но рисунок везде устойчиво повторяется. По этой коде можно распознать любую семью в клане.

«Обычно мы слышим их только тогда, когда где-то рядом держатся и другие семьи», – объясняет Шейн.

То есть в переводе на английский киты как бы говорят: «Я принадлежу к Восточному Карибскому клану. Я Пинчи из семьи "F"».

«Так у них работают самоидентификация и распознавание. Это сообщество семей и индивидуальных личностей. Кашалоты, – заявляет Шейн, – очень культурные существа».

Растолковав самые простые вещи, Шейн начинает посвящать меня в более сложные. Как уже говорилось, каждый из здешних карибских кланов имеет одну опознавательную коду, которую никакой другой клан не использует. Однако в большинстве других регионов мира это не так. На самом деле общение кашалотов с помощью код устроено значительно сложнее.

Мне понадобилось немало времени (а Шейну – немало труда), чтобы я уяснил то, что поначалу выглядело очень запутанным. Но, кажется, в конце концов я все же разобрался. Хотя киты, наверное, вообще не видят в этом сложностей. В общем, получается примерно следующим образом.

На большей части земного шара различия в диалектах заключаются в том, как часто те или иные кланы кашалотов используют определенные коды. Представьте себе, что одной музыкальной группе нравится определенный набор аккордов, которые она и использует больше всего. А другая группа предпочитает другой набор аккордов. То есть аккорды у них одни и те же, но каждая использует некоторые из них чаще, чем другая. В итоге обе группы звучат по-разному и распознать их не составляет труда. Примерно так же устроены и диалекты кашалотов. Коды, которые каждый клан склонен издавать чаще других, придают ему то, что Шейн называет «тематическим» отличием.

Например, все три клана, живущие у Галапагосских островов, издают коду 5Р, состоящую из пяти щелчков, разделенных равными интервалами. «Регулярный» клан пользуется ею очень часто, а кланы «Плюс-один» и «Короткий» – лишь изредка. Клан «Плюс-один» чаще всего добавляет длинный «пробел» перед финальным щелчком любой коды, так что принадлежащие к нему киты издают четыре, пять или шесть щелчков, затем делают паузу и, наконец, последний щелчок. «Короткий» клан чаще любых других издает краткие трех– или четырехщелчковые коды. И так далее, каждый клан имеет свои особенности.

* * *

Этим утром мы снова выходим в море, не собираясь упускать ни единого погожего дня, и засекаем кашалотов, едва начав слушать. Сейчас большинство китов, голоса которых мы улавливаем, находятся на поверхности, широко рассеявшись по морю, и ведут себя довольно тихо.

Их совместное пребывание здесь, наверху, вовсе не совпадение. Они всегда знают, где каждый из них находится по отношению к другим и кто эти «другие». Сами киты сейчас ощущают себя в тесной компании. Для нас же они почти незаметны. Все, что мы можем видеть, – чуть выступающие из воды темно-серые горбы, хребты от дыхала до спинного плавника. Гладкие, широкие головы, такие огромные, что они даже выступают над линией спины; морщинистая кожа почти сливается с рябой поверхностью океана. Кто кого трогает под столом, кто кому заглядывает в глаза – это знают только сами киты.

Но вот ленивый досуг подходит к концу: пора добывать свой морской хлеб насущный. Самый большой из ближайших к нам китов горбит спину и начинает погружение, вздымая хвостовой плавник к небу, так что вся тяжесть массивной кормы загоняет его все глубже в водную толщу. Вот второй кит воздевает широкий черный флаг хвоста и так же грациозно уходит в глубину; его движение не менее величественно, чем медленные перекаты вечной океанской зыби. «Ни в одном живом существе, – писал Герман Мелвилл, – не найти вам линий столь совершенной красоты, как в изогнутых внутренних гранях этих лопастей»[47]. Вскоре чуть дальше от нас среди волн выгибается еще одна темная спина, поднимается хвостовой плавник, и вот уже все киты скрываются под покровом океана.

Волны смыкаются над разрывами его поверхности, мигом скрывая все следы китов, их появлений и исчезновений. Шейн рассматривает только что сделанные нами фотоснимки их хвостов. Это семья «J», члены которой поименованы большей частью в честь героев трагедии «Царь Эдип». «Из тех двух взрослых, которых мы видели первыми, одна – мамаша по имени Софокл. Ее детеныша назвали Иона – несмотря на мужское имя, это самка. Пока бóльшая часть семьи занята охотой, за Ионой будет присматривать Лай – у нее две характерные зарубки на хвосте, и вот здесь такая выемка, – Шейн опирается на борт и негромко бормочет, скорее себе, чем кому-то еще: – Иона обязательно должна справиться».

Чтобы добраться до богатого кормом слоя океана, кашалотам нужно минут десять. Попав туда, они оказываются в царстве темноты и холода, где им понадобятся все их исключительные умения и суперспособности. До сих пор рекордная глубина, зарегистрированная у меченого датчиком кашалота, составляет 1,2 километра. Кювьеров клюворыл, тоже судя по датчику, ныряет больше чем на два километра. И однако же в желудке крупного кашалота-самца, убитого на участке с глубиной 3190 метров, была обнаружена свеженькая донная акула[48] – пусть косвенное, но веское доказательство того, что эти киты способны кормиться на глубинах в три километра. Для млекопитающих, которые дышат воздухом, как вы и я, многие возможности ограничены. Но кашалоты не такие, как мы с вами.

Для этих животных характерен следующий распорядок: они ныряют на 40–60 минут, охотятся и едят там, куда никогда не проникает солнечный свет, проходят в глубине километра три, а потом снова всплывают на поверхность где-то в другом месте.

Мы тем временем тоже съедаем прихваченный с собой обед – он вегетарианский, однако претензия на здоровое питание тут же сводится на нет неуемным пристрастием нашей команды к сахарному печенью.

Над нами – голубеющее сквозь дымку небо, под нами – темная вода. Ветер понемногу свежеет. Мы засекли направление, в котором заныривали киты, и теперь, заведя мотор, неторопливо движемся туда, где они, скорее всего, вынырнут примерно через час или немного раньше.

Иногда они всплывают тоже синхронно: пф-ф-ф, пф-ф-ф, пф-ф-ф, пф-ф-ф. А иногда собираются на поверхности в тесные группы, касаясь друг друга, кувыркаясь вместе, лаская один другого короткими грудными плавниками или проводя вдоль бока ртами, обмениваясь множеством код или ощупывая друг друга звуком своих сонаров. Иногда они кормят детенышей, своих или чужих. Иногда даже ныряют вместе, соприкасаясь. Что это говорит нам о них? Что они ищут физической близости? Что они любят трогать друг друга?