Сиреневый туман - Михаил Черненок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тупой?
— Не сказала бы. Просто в промышленных товарах не рубит. Он же специалист-кондитер. Вот любопытно: работал Сережа в общепите — был рубаха-парень. И выпить не дурак, и за бабами поволочиться. Как в ОБХСС перешел, стал таким самоуверенным и гордым — не подступись.
— «На лапу» не просит?
— Упаси бог! Такой щепетильный чистоплюй, смотреть смешно.
— Юлия Николаевна, — вновь заговорил Бирюков, — вы Гурьяна Собачкина знаете?
Галактионова пожала плечами:
— Лично не знаю, но от грузчиков слышала, будто есть в райцентре могильщик с такой фамилией. А что?..
— Очень любопытное совпадение произошло. На следующий день после неудачного захоронения Казаринова у Собачкина появилась точно такая сумма денег и такими же купюрами, как у вас. Не объясните, почему такое случилось?
— Не может быть…
— Поверьте, я не обманываю.
— Если это правда, то совершенно ничего не понимаю и, разумеется, объяснить не могу… — Галактионова нахмурилась. — Мои деньги дома. Хотите, прямо сейчас поедем, и я вам покажу в банковской упаковочке всю пачку этих купюр. Странно, почему высказали такое подозрение?
— Потому что, когда Собачкин был жив, вы заявляли, будто Спартак утащил у вас деньги. Стоило Собачкину умереть, ваши купюры сразу нашлись…
— Ой, разве могильщик умер?! Первый раз об этом слышу. Нет, честное слово, тут я ничего вам не объясню.
— Может, подскажете, откуда могла появиться коробка от японского холодильника, в которой пытались тайно захоронить Казаринова?
— Этого тоже не знаю. Та упаковка, в какой грузчики привозили холодильник мне, до сих пор у крыльца лежит. Руки никак не доходят, чтобы увезти на свалку или сжечь.
Исподволь наблюдая на Галактионовой, Бирюков старался уловить в выражении ее лица, в жестах, в интонации голоса оттенки фальши или боязливой скованности. Однако Юлия Николаевна вела себя так раскрепощенно и открыто, что создавалось впечатление, будто она внезапно вырвалась из длительного заточения на волю и упивается неожиданно свалившейся на нее свободой. «Похваставшись» вначале ажурными колготками, Галактионова при дальнейшем разговоре словно забыла о своих привлекающих внимание мужчин прелестях. Во всяком случае, вульгарно не выпячивала их, а если слегка и кокетничала, то это выглядело естественной реакцией в разговоре с мужчинами симпатичной женщины, прекрасно знающей, что она недурна внешностью.
Когда Лимакин записал необходимые показания и попросил Галактионову перед тем, как подписать протокол, прочитать его содержание, Юлия Николаевна, взяв авторучку, беспечно сказала:
— Вот еще, стану тратить время на такой пустяк.
И лихо расписалась в указанных следователем местах.
— Время — деньги? — шутливо спросил ее Лимакин.
— А как вы думали…
Галактионова попрощалась. Уже от порога, обернувшись, глянула на Бирюкова:
— Заходите, Антон Игнатьевич, в гости. Своими глазами убедитесь, что заинтересовавшая вас моя потеря цела и невредима. А о Казаринове, если захотите, могу рассказать еще тысячу и одну историю.
— Спасибо, — ответил Антон. — Криминальные истории предпочитаю слушать здесь.
— Здесь у вас казенно… Что касается криминала, я все до конца выложила.
После этого улыбнулась и вышла. Бирюков встретился взглядом со следователем:
— Какое впечатление?
— Потрясающее!.. Удивительная метаморфоза произошла с Юлией Николаевной. Она, похоже, не чувствует за собой ни малейшей вины.
— Хоть что-то фальшивое уловил?
Лимакин крутнул головой:
— Ничего! Или Галактионова «простая здоровая баба», или великолепная актриса, загубившая в торговле свой талант.
Глава 13
Получив от следователя Лимакина поручение отработать версию по дачному поселку, Слава Голубев стал частым гостем в Родниково. Перво-наперво, несмотря на возрастную разницу, он сдружился здесь со сторожем Александром Григорьевичем Донцовым — человеком не по годам энергичным, общительным и радушным. Бывшая профессия газетного фоторепортера выработала у старика зоркий глаз и прекрасную память на события.
По шутливому выражению самого Донцова, была у него и профессиональная привычка: «Ни дня — без рюмки!» Объяснял он это многолетней необходимостью постоянно поддерживать творческий тонус, так как распространенное в застойные годы газетное славословие сплошь и рядом заставляло идти на сделку с собственной совестью. Поскольку с «тонизирующими» напитками в нашей державе с наступлением перестройки возникла напряженка, то старый репортер, будучи от природы народным умельцем и врачевателем, изобрел свой метод приготовления «турахтина». Иными словами, фруктово-ягодных настоек. В зависимости от применяемого сырья «турахтин» получался разного цвета, но с одним и тем же терпко-кислым вкусом, от которого не только вязало во рту, но и скулы сводило. Однако градусы были, как говаривал сам изобретатель: «В соответствии с ГОСТом. В одной бутылке — шестнадцать, в двух — тридцать два».
Приняв на душу бутылочку, Александр Григорьевич любил «потурахтеть», то есть повспоминать репортерскую молодость. Забавных случаев в его памяти сохранилось великое множество, но самым наболевшим из них был, как в конце пятидесятых годов он фотографировал приезжавшего в Новосибирск Никиту Хрущева и от волнения не захватил в кадр стоявшего рядом с вождем первого секретаря обкома. Секретарь настолько разобиделся, не увидев на снимке собственного лица рядом с хрущевским, что буквально на следующее утро после публикации в вечерней газете Донцов «вылетел из штата редакции без выходного пособия».
Творческий тонус Голубева в допинговых вливаниях не нуждался. Сидя за столом на открытой верандочке небольшого дачного домика фоторепортера, Слава символически пригублял стакан с «турахтином» и поглядывал искоса на двухэтажный терем Виноградовых, расположенный по соседству с донцовским участком. Обычно, когда Слава наведывался в Родниково, дача Виноградовых пустовала. На этот же раз возле небольшой цветочной клумбы копошился одетый в старомодный парусиновый костюм лысый старичок с венчиком белых волос на затылке. Голубев сразу узнал одесского портного Химича. Стараясь ненавязчиво переключить разговор с Донцовым от воспоминаний о давних временах ко дням не так далеким, Слава терпеливо дослушал монолог старого репортера о том, как его уговорили вернуться в штат редакции после «загремевшего» на пенсию обидчивого секретаря, и осторожно спросил:
— Григорьич, что за старик на даче Виноградовых копается?
— Лазарь Симонович, отец потерявшейся Софии. Дедок прижимистый, но умный, — ответил Донцов, наполняя из графинчика свой стакан. — И потурахтеть любит не хуже меня, грешного. Недавно вечерком мы с ним бутылочку на двоих засветили, так Лазарь мне до первых петухов заливал арапа про знаменитые одесские катакомбы, где в Отечественную войну он то ли прятался от немцев, то ли воевал с ними…
— Так и продолжает старик жить у бывшего зятя? — воспользовался паузой Голубев.
— По секрету мне шепнул в тот вечер: «Пока не отыщу Соню, никуда не уеду».
— Не верит, что дочь сбежала с любовником?
Донцов отпил половину стакана и ловко кинул в рот переспевшую садовую клубничину. Почмокав ею, заговорил:
— Кроме самого Максима Вольфовича Виноградова из наших дачников никто в это не верит. Понимаешь, друг мой Слава, София Лазаревна была не из легкомысленных женщин. Озорной возраст она пережила. К тому же из-за полноты выглядела старше своих лет. Какому дураку, сам подумай, нужна в любовницы такая бабища?..
— Откуда же миф о любовнике появился?
— Телеграмма да письмо из Красноярска ложную картинку нарисовали. А до того и сам Виноградов считал, что его супругу или в Новосибирске убили, или где-то здесь, между поселком и железнодорожной платформой. Максим Вольфович — мужик гениальный! Он бы этот уголовный клубок размотал, если б ему мозга на ревность не развернули.
— Кто?
— А бог их знает.
— Как между собой Виноградовы жили?
— Нормально. Дача стараниями Софии Лазаревны содержалась, а Максим Вольфович появлялся здесь, как ясное солнышко, изредка. Человек он крайне занятой. Теперь почаще стал бывать, но хозяйство, в основном, ведет Лазарь.
— Давно, Григорьич, с Виноградовым знаком?
— С первого дня организации нашего поселка. В правлении садоводческого товарищества мы с ним состоим. Когда начинали здесь дачное строительство, я свои газетно-репортерские связи использовал, Максим Вольфович — свои. Он тогда работал на станции технического обслуживания «Жигулей». Ну, а там связи всегда были железные! Иной раз, бывало, дойду до самого высокого областного начальства, чтобы раздобыть, скажем, те же трубы для водопровода. Начальство на моей заявке пишет отделу снабжения строгое указание: «Отпустить!» Прихожу к снабженцам, те со смехом говорят: «Сходи с этим указанием в туалет». В таких случаях за дело брался Виноградов, и через день к поселку подкатывала «Колхида» с полным прицепом труб. Видал, какая система в нашем королевстве?..