Курортное убийство - Жан-Люк Банналек

Дюпен открыл калитку и уже собирался нажать кнопку звонка, когда дверь стремительно распахнулась и на пороге появился маленький толстенький человечек, окидывая гостя скептическим взглядом. Ничего примечательного в человеке не было – скудная растительность на черепе, к тому же коротко подстриженная, маленькие овальные очки, продолговатая голова.

– Комиссар Жорж Дюпен, – представился комиссар. – Здравствуйте.

– А, господин комиссар! Честь имею представиться, Фредерик Бовуа. Рад с вами познакомиться. – Он помолчал. – Жаль, что в связи с таким ужасным происшествием.

– Я пришел не вовремя?

– Нет, нет, вы нисколько мне не помешали. Я, правда, собирался пойти поесть. – Было видно, что Бовуа немного растерялся от неожиданности. – Но я живу один. Старый холостяк, что поделаешь. Буду рад, чем смогу, вам помочь. Пьер-Луи Пеннек был одним из самых видных граждан нашего города, и его потеря – большая трагедия для Понт-Авена. Такое слово здесь вполне уместно – это действительно трагедия. Он оказал нашей общине множество самых разнообразных и щедрых услуг. И я могу с гордостью сказать, что был его другом. Мы познакомились более тридцати лет назад и очень тесно сотрудничали. Он был истинным, можно сказать, великим меценатом. Но, однако, входите!

– Спасибо.

В доме было темновато, как в большинстве старинных каменных особняков. В них могло быть очень уютно – у камина, когда за окнами бушевал ветер, а с неба хлестал дождь. Но в такой солнечный день впечатление от интерьера было почти удручающим, подумалось Дюпену.

Он нерешительно потоптался на месте.

– Знаете, я, между прочим, тоже голоден. Может быть, мы поедим вместе, вы не возражаете?

Эта идея возникла совершенно внезапно. Дюпен вдруг обнаружил, что страшно проголодался. К тому же какая радость в такой день сидеть в прохладном полумраке? Господин Бовуа удивленно посмотрел на комиссара, но тут же расплылся в широкой улыбке.

– С большим, большим удовольствием. Мы пойдем к Морису, это недалеко – у мельницы. Он мой старый друг и лучший ресторатор Понт-Авена. Ну, если, конечно, не считать «Сентраль».

Бовуа дружелюбно улыбнулся.

– Согласен, господин Бовуа.

Дюпен повернулся и направился к двери, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не побежать и скорее выбраться из дома.

Они пошли по узкой улочке мимо отеля к старой мельнице, Moulin de Rocmadec, в которой уже лет двадцать находился известный всему департаменту ресторан. Бовуа, бывший учитель, не смог отказать себе в удовольствии устроить Дюпену, у которого в животе урчало от голода, маленькую экскурсию по истории города (с гордостью и невероятным количеством прилагательных в превосходной степени). Дюпен молчал, да, собственно, ему и слова было некуда вставить.

Они наконец уселись в тени большой раскидистой липы под мельничным колесом. Обстановка была просто сказочная – липа, мельница, грохочущая по камням вода. Дюпен, оказывается, ничего не знал об истории многочисленных мельниц Понт-Авена. Задолго до появления здесь художников этот городок славился своими мельницами, а мельники снабжали мукой весь окрестный регион на протяжении столетий. Бовуа с пафосом рассказал, что муку отсюда возили до Нанта и даже до Бордо – из гавани, которая тогда была большим торговым портом.

Морис Керриу, ревностный ресторатор, и Бовуа пустились в жаркую кулинарную дискуссию – совершенно оттеснив Дюпена, – обсуждая сравнительные достоинства тарелки даров моря и филе морского петуха.

– Вам непременно надо отведать дары моря – серого петушка! Это самый вкусный моллюск во всей Бретани. Такого в Париже не увидишь. Прекрасное блюдо.

Дюпену и самому нравились серые петушки. Он мог бы сказать, что в своей любимой парижской пивной «Лютеция» регулярно ел серых петушков, причем очень свежих, предпочитая их розовым петушкам, потому что серые воплощали собой вкус всей Атлантики. С тех пор как он поселился в Бретани, Дюпен каждый сезон ел петушков. Но он не стал ничего говорить. Пришлось смириться со снисходительными улыбками бретонцев: что вы, бедняги, там видите в своем Париже, питаетесь всякими отходами и платите огромные деньги за протухших моллюсков.

– Это очень любезно с вашей стороны.

– Вот увидите, для вас это будет очень приятным открытием. Здесь все на высшем уровне.

– Господин Бовуа, вы, как я знаю, во вторник виделись с Пьером-Луи Пеннеком.

– Боже мой, да, виделся. Он был полон жизни. У меня это просто не укладывается в голове. Мы обсуждали с ним новую брошюру.

– Брошюру о колонии художников и об отеле?

– Именно так. Мы давно уже говорили о новом, дополненном издании. В первом издании все было изложено очень сжато, да и вышло оно двадцать лет назад. Сейчас о жизни художников в Понт-Авене известно намного больше. Вы понимаете, это же скандал, о них обо всех забыли – если не считать Гогена и, может быть, Эмиля Бернара. Только двадцать лет назад были буквально открыты другие художники. Среди них есть поразительные таланты. Мы здесь, в Понт-Авене, провели целое исследование на эту тему. Кто из них и где жил, кто с кем работал, кто где ел…

Бовуа хитро улыбнулся и добавил:

– У кого с кем были романы в этой наивной и целомудренной стране. Что здесь только не происходило! Если покопаться во всех этих историях…

Он осекся, вспомнив о деле.

– Так вот, я принес Пьеру-Луи новый текст. Он, кроме того, хотел посмотреть фотографии. Вы знаете, у него была небольшая, но удивительная коллекция фотографий. Она досталась ему от бабушки – Мари-Жанны. Пару фотографий она даже сделала сама.

– Фотографии отеля, сделанные во времена колонии художников?

– Да. В коллекции около сотни снимков. Среди них есть просто потрясающие экземпляры. На них представлены все великие!

Дюпен достал свой верный блокнот и что-то в нем записал.

– Где он их хранил?

– В отеле, в маленькой комнатке рядом со своим номером. Там же хранилась пара копий, которые он не мог повесить в ресторане после ремонта. Однажды он мне их показал.

– Вы не могли бы показать мне текст?

Бовуа немного смутился.

– Мой текст брошюры?

– Да.

– Конечно, конечно. Вы его получите.

– Пеннек торопился?

– С брошюрой?

– С брошюрой.

– Если он чего-то хотел, то всегда торопился.

– Вы сотрудничали с ним во многих вещах, не только в том, что касалось этой брошюры, – если меня правильно информировали.

Бовуа откинулся на спинку стула и перевел дух. Кажется, вопрос Дюпена его обрадовал.

– Вы просто обязаны больше узнать о моей работе, господин комиссар, иначе вы рискуете неправильно понять и оценить многие вещи. Если позволите, я расскажу, естественно, очень коротко.

– Буду рад вас послушать.

– Не хвастаясь, должен сказать, что музей под моим руководством добился прямо-таки поразительных успехов. Я возглавил его в 1985 году. Именно я устроил в нем постоянно действующую выставку и упорядочил каталог картин, не говоря уже о значительных закупках новых полотен. Сейчас в музее больше тысячи картин. Вдумайтесь – тысячи! И пусть даже мы не можем выставить их все, министерство культуры в 2002 году объявило нас музеем государственного значения, а это несомненное признание моей работы, моих заслуг. С самого начала моей деятельности я ощутил поддержку и заботу со стороны Пьера-Луи. Он был членом всех организованных и учрежденных мной объединений – в Ассоциации друзей музея Понт-Авена. Одно время он был даже вице-президентом этой ассоциации.

Появился Морис Керриу с блюдом даров моря, бутылкой белого сансерского вина и бутылкой минеральной воды «Бадуа». Дюпен мысленно нашел такой обед несколько расточительным. Ресторатор красиво расставил блюда и бутылки на столе. Пауза затягивалась.

– Вы остановились на объединениях.

– Да, как я уже сказал, несмотря на свою занятость делами отеля, господин Пеннек находил время и уделял внимание ассоциациям Понт-Авена и, в частности, музею. Прежде всего я должен, конечно, упомянуть, что вплоть до прошлого года он являлся председателем общества «Бретонский меценат» – общества, объединяющего всех меценатов нашего музея. Надо сказать, что у нас много выдающихся меценатов. Без них мы никогда не смогли бы добиться того, что нам удалось сделать, хотя, естественно, нас поддерживают также городские власти, община, департамент и даже региональный парламент. На средства ассоциации «Меценат» мы смогли переоборудовать в музей заднюю часть отеля «Жюли» и заключить договор с архитектурным бюро Конкарно о возведении пристройки к отелю. Возможно, вы об этом уже знаете.

– Да, это мне известно.

– Все наши блистательные приобретения были сделаны таким же образом. Но вы наверняка слышали и об этом.

Бовуа пытливо посмотрел в глаза Дюпену.

– Я бы хотел узнать, какие взносы – и на что конкретно – делал лично Пьер-Луи Пеннек, – произнес вместо ответа Дюпен. Его уже начало раздражать самовосхваление Бовуа.