В плену медовой страсти - Элли Лартер

и слов, спросила Исмин у Арвора, когда ночью, пробравшись к нему в камеру, сидела на его постели, полностью одетая и дрожащая.

Они не занимались любовью с той ночи. Да и не должны были. Исмин попросила об услуге — Арвор ее оказал. Ничего больше.

Но девушку тянуло к этому мужчине, тянуло к его теплой улыбке и крепким рукам, которыми он гладил ее белые кудри, если она вдруг сжималась в комочек и опускалась головой на его колени.

Арвор был не против. Он знал: ей это нужно. И она нравилась ему: маленькая, хрупкая, совсем юная, но уже растерзанная жестокой судьбой. Он не жалел, что стал для нее первым мужчиной. Он был готов любить ее и еще много раз, но понимал: малышке лучше не привыкать к наслаждению. А им двоим — лучше не рисковать. Они и так один раз чуть не попались.

— Если он убьет тебя, то заплатит сколько-то сверх обещанных семидесяти садитов, — мрачно ответил Арвор.

— Вот сколько я стою, — произнесла девушка задумчиво. — Семьдесят садитов. Это много или мало? За сколько обычно продают и покупают рабов?

— Это от многого зависит, — ответил Арвор. — Ребенок, доходяга, девица для работы в доме могут стоить до десяти садитов. Крепкий мужчина, из которого можно сделать бойца — двадцать. Хорошенькая юная девственница — тридцать. Боец — сорок или пятьдесят. А твои семьдесят садитов — это результат торгов, где богачи меряются своими кошельками.

— А ты, сколько ты стоил?

— Меня купили совсем мальчишкой. Я стоил своему хозяину семь садитов, — хмыкнул мужчина.

— Выгодное вложение, — грустно заметила Исмин. — Теперь ты чемпион Империи и при каждой победе приносишь своему дому сотни садитов…

— И я горжусь этим, — кивнул Арвор.

— Тебе правда нравится эта жизнь? Вся эта жестокость и боль? Смерть, к которой ты прикладываешь руку? — сердце у Исмин болезненно сжалось. Ей до сих пор было сложно поверить, что этот добрый, рассудительный и ласковый мужчина убивает других людей.

— Я не знаю другой жизни, — ответил Арвор. Он понимал, что так пугает Исмин, но его слова были правдой. С пяти лет его воспитывали как будущего бойца. С пяти лет его учили не бояться крови, и боли, и смерти. С пяти лет его тренировали на учебной арене, с мечами, щитами, копьями и другими видами оружия. С пяти лет он получал раны, и дрался с другими мальчишками, и хотел однажды стать чемпионом. У него не было отца — его отцом был его наставник Тибиус. У него не было любви — его любовью была Арена Мори. У него не было детей — его детьми были мечи, с которыми он управлялся лучше всех в Империи. Рабы, рожденные свободными, часто пытались сбежать, но еще чаще — погибали. А он всегда жил так. Дом Марсилия дал ему пищу, и кров, и славу. Иного он не желал.

— А я знала другую жизнь, — прошептала Исмин тихо.

— Тебе лучше забыть о ней, — заметил Арвор. — Это прошлое, которое больше не имеет значения.

Исмин опустила голову, и Арвор притянул ее к себе, чтобы обнять и поцеловать в макушку.

— Когда ты дашь мне кровь артахесиса?

— Накануне церемонии. Если я дам ее раньше, ты можешь потерять ее, разбить или случайно попасться на глаза госпоже или Кере…

— Кера не приходила к тебе? — Исмин заглянула Арвору в глаза.

— Зачем? — не понял мужчина.

— Чтобы ты… помог и ей тоже, — девушка смутилась.

— Кера другая, — улыбнулся Арвор. — Мы знаем друг друга с детства. Она мне как младшая сестра. Я бы не стал… А она бы не попросила. Она верна этому дому, как и я. Она примет любую судьбу, даже если это будет больно и страшно.

Кера и вправду была готова принять что угодно. Но сейчас ей было больно от того, что разрушилось обманчивое ощущение безопасности и надежности. Казалось, госпожа берегла ее от всего и от всех. Ее никогда не наказывали, хорошо кормили и давали отдыхать, ее работа не была изнуряющей, а ее невинность обещали отдать лишь «самому достойному». Но кто это мог быть? «Самый достойный»? Иногда Кере казалось, что госпожа позволит ей полюбить какого-то раба и отдаться именно ему, по своей воле, по своему желанию, когда она будет готова.

Теперь она все поняла.

«Самым достойным» оказался тот, кто был готов заплатить за нее самую большую цену.

Она ничего не знала о ювелире Литии и лишь мельком видела его с балкона виллы, но уже чувствовала себя преданной и оскверненной. Госпожа сражалась за нее, убеждала господина не продавать любимую рабыню — но тот не сжалился.

Госпожа не была виновата… наверное.

Но Кера все равно впервые в жизни испытывала к ней отвращение.

Эта красивая, черноволосая, зеленоглазая женщина с лоснящейся кожей, налитыми грудями, округлыми бедрами, в покрывающей тело шелковой сорочке, в роскошном колье с йамимарами, не знала настоящего горя и настоящего предательства.

А ее, Керу, должны были продать за тележку этих проклятых драгоценных камней.

Следующим утром господин Марсилий вызвал к себе Арвора, и как только чемпион склонил голову перед хозяином, высказал ему свою просьбу:

— Мой дорогой друг, я прошу тебя отдать моей супруге пузырьки с кровью артахесисов, что хранятся в твоей камере.

— Зачем? — напрягся Арвор.

— Ты знаешь, как давно мы с Марисой хотим зачать ребенка. С тех пор, как… — он замялся. — С тех пор, как умер наш сын, у нас это не выходит. Священный обряд телесного омоложения и очищения должен помочь ей. Для этого нужна кровь. Уверен, ты не станешь сопротивляться, и мне не придется забирать кровь силой. Тебе она ни к чему — а нам может подарить счастье новой жизни.

— Но… — Арвор лихорадочно соображал, что сказать. Ведь кровь была ему нужна. Хотя бы немного. — Я могу дать лишь два пузырька. Третий разбился не так давно… Мне жаль.

Марсилий прищурился, но кивнул:

— Хорошо. Пускай два. Я пошлю за ними сегодня вечером Керу.

Днем Арвор не мог видеться с Исмин. Он не мог предупредить ее, что госпожа Мариса