Смех Again - Олег Гладов

— …нас тётенька пирожками угощала, а он рассказывал, что у него брат с неба прыгал к невесте, помнишь? И розы с неба сыпались…

— Помню.

— …а потом мы опять ехали, и он рассказывал, что у него брат прыгнул и ударился об землю… в другом вагоне…

Молчание.

— …и ещё мы ехали там, где подушек не было, помнишь?.. Он там говорил, что его брат с невестой с моста упали… в машине…

— Помню.

— …а сейчас он опять с нами едет… тут… за стенкой…

Молчание.

— …А бывает, что всех братьев зовут Дима?..

— Умница.

Робкая улыбка:

— Я?

— Да, ты.

— Почему?

— Ты умеешь слушать.

— Умею?

— Да. А теперь учись молчать.

Смутилась.

— Я глупая, да?

— Не глупая.

— Не глупая?

— Нет.

— Просто учись молчать. У тебя хорошо получается.

А говорить, если надо, буду я.

— С ним?

Молчание. Молчание, которое говорит: молчи.

Молчу.

— (…) +

Представь: спишь себе в тёплой постели.

Пригрелся. Сон хороший видишь. До звонка будильника — два часа и полрассвета. И тут подходит кто-то, откидывает одеяло и выливает на тебя ведро холодной воды из колодца. Нет… Не так… ЛЕДЯНОЙ воды из колодца, да?.. Нет… Всё равно не так…

Представь: приехал ты в летний трудовой лагерь. И познакомился с самой красивой девочкой. Нет… Не так… С САМОЙ красивой девочкой в лагере. А мест не было, и тебе временно выделили койку в пустующем изоляторе медпункта. И ты договорился с САМОЙ красивой девочкой, что глубокой ночью она придёт к тебе. Вот ты ждёшь её, ждёшь… и задремал. И проснулся. А изолятор — он такой дли-и-и-инный барак с множеством окон. И только две койки. И ты на одной лежишь. И ждёшь её. И видишь, как в крайнем окне мелькают её собранные в хвост волосы. Потом — в следующем. И ближе. Идёт. Слышно, как тихо-тихо переступают её босые ноги по бетону…

И вдруг… Что это? Твоя рука ощупывает постель, а она мокрая! Мокрая?! Ты обоссался во сне, чувак! ТЫ ОБОССАЛСЯ!!!

А вон уже скрипнула дверь изолятора… Что??? Делать???

ЧТО??? ДЕЛАТЬ???

Или представь: заходишь ты домой. Есть хочешь. А у тебя привычка такая — обедать и читать газету. Где газета? Наверное, у родителей в комнате. Толкаешь дверь спальни. А родители там. На кровати. Голые. Занимаются сексом. ТРАХАЮТСЯ, чувак.

Если ты не грёбаный киборг, ты что-то чувствуешь в такие моменты, да?

— Вы на свадьбу едете? — говорю я. — А я вот со свадьбы. Так там жених, чтобы всех удивить арендовал в ближайшем авиаотряде «кукурузник». И знаете зачем? Прыгнул с парашютом и приземлился прямо во двор к невесте. А жених этот…

Мужчина и женщина на верхних полках повернулись. Я увидел их лица, и слова застряли в горле.

Меня облили ледяной водой. Я обоссался. Я застал родителей трахающимися.

И всё это одновременно.

Я вижу заинтересованные лица вокруг. Они ждут продолжения. Я вижу два лица на верхних полках. Они ничего не ждут. Они слышали как минимум три версии этой истории. Только теперь я понимаю, что уже встречал их два поезда тому назад. А эта тётка со странными глазами пару раз мелькала во вчерашнем вагоне. И этот, с чёрными гляделками. Смотрит сверху вниз. Мне не кажется, он точно ехал со мной на скором трое суток назад.

Иногда судьба берёт бейсбольную биту и лупит тебя по башке. Или подкидывает по печени. Или с носаря по яйцам.

Все молчат. Мне кажется, ВСЁ молчит. Кровь с такой силой шумит в моей голове, что я не слышу даже стука колёс. Я краснею. Мне стыдно? Да. Мне нереально стыдно.

Кажется, пошла вечность. Две вечности. Но как только я слышу:

— Прямо во двор?! Во даёт! И не забоялся? — понимаю, что минуло от силы три-четыре секунды.

Меня спрашивают. Меня просят продолжать. Но я не могу. Не могу. Моё лицо горит. И я опускаю глаза в пол. Всё. Сейчас мне на лбу вырежут Позорную Звезду. Сейчас я узнаю, что такое Падение.

— Прямо во двор… — говорит голос с верхней полки, и я опускаю голову ещё ниже.

— Ну-у!!! И не забоялся?

Я вижу только затоптанный пол под своими подошвами, но по голосу узнаю Тётю Радио. Высунулась из-за перегородки. Как и молодая мама. Как и румяные толстяки. Я чувствую, что даже картёжники прекратили свою игру. Сейчас…

— А чего ему бояться? Димка много раз до этого с парашютом прыгал. Только не говорил никому. Сюрприз хотел сделать… — слышу я тот же голос сверху. — …Приземлился прямо перед крыльцом с букетом…

Я смотрю в пол.

— Оригинально, — слышу я мужской голос. Это тот дядька с кроссвордами.

— Оригинально… — согласился голос с верхней полки. — Но ещё оригинальней было дальше.

Я смотрю в пол.

— Взял он невесту за руку и повёл за ворота. А там друзья Димкины уже две кареты золочёных подогнали. Одна белыми лошадьми запряжена для Марины, это его невесту так зовут, а вторая — чёрными, для жениха…

Чё он мелет? Чё ему надо?

— Как красиво… — слышу я женский голос.

Это молоденькая мама… Иди, пей свои пилюли, дура.

— Красиво… — соглашается голос с верхней полки, — …но ещё красивее было дальше.

Чё ему, млядь, надо?

— Как только жених с невестой сели в кареты и поехали в ЗАГС, друзья по рации подали сигнал и с самолёта лепестки белых роз посыпались… Сколько там роз было… Пять тысяч, кажется… Да, Саша?

Это он мне?

Я поднимаю глаза. Тот с верхней полки уставился на меня. Все уставились на меня.

— Пять тысяч, да? — переспрашивает он.

— Да… — выдавливаю я из себя.

— Как красиво… — повторяет молодая мама.

— Красиво… — говорит, а сам всё смотрит на меня, — …они сыпались с неба, как снег… Всю деревню засыпали… да, Саша?

ЧЁ ЕМУ, ГОНДОНУ, НАДО???

— Да, — зло говорю я, — очень красиво было.

Картёжники снова уставились в свои карты.

— Ну у нас, конечно, поскромнее будет… — говорит Тётя Радио, — …но зато всё как полагается…

Она досадливо машет рукой:

— Там ещё зятёк такой… хоть бы ножи заточить смог… куда ему с парашютом сигать…

Тот с верхней полки смотрит мне в глаза.

— А платье, какое? На заказ шили? — это мамаша с сыном.

Эпицентр разговора смещается вправо. Уже и толстяки всунули свои три копейки в тему. И дядька, не выпускающий из руки кроссворд, рассказывает, что-то о недавней свадьбе его дочери.

А этот всё смотрит.

Я чувствую, что кровь отлила от лица и сердце выровняло свой бит. А ещё я чувствую, что меня начинает бесить его взгляд.

— Чего? — спрашиваю я, глядя на него.

Он, не отводя взгляда, пожимает плечами: типа, ничего. Потом что-то тихо говорит тётке на соседней полке и неожиданно спрыгивает вниз. Вдевает ноги в кроссовки. Садится рядом со мной на боковое нижнее. Молчит. И я не знаю, что ему сказать. И курить хочется.