Повесть о партизане Громове - Сергей Омбыш-Кузнецов

У входа в больницу стоял белогвардеец с винтовкой. Кире хорошо была видна его фигура. Больше охраны нигде не было. Смена часового была произведена в восемь утра, следующая — через четыре часа. Место для причала лодки тоже выбрано — у берегового обвала, за которым её не будет видно ни с реки, ни со стороны города. Теперь можно сходить и к однофамилице Марии Ивановне Баевой и передать просьбу Громова — организовать побег из тюрьмы Фёдора Колядо, крестьянина села Донского. Каменского уезда, фронтовика, бывшего ефрейтора царской армии, арестованного за большевистские настроения, а потом пойти на приём к доктору. Пропустит ли часовой?..

После полудня Киря подошёл к больнице. Вид у паренька был такой, будто он по меньшей море болел сыпным тифом. Он еле-еле переставлял ноги. Плечи его как-то неестественно вздрагивали, глаза были воспалены (всю ночь не спал), на лице — страдание.

Когда подросток приблизился к больничному крыльцу, его остановил белогвардеец, длинный, усатый, в английской шинели и крагах. Опершись на японскую винтовку, он раскуривал самокрутку.

— Куда прёшь?! Посторонним сюда нельзя, — прикрикнул он, не трогаясь с места.

Киря остановился, просительно уставился на белогвардейца и дрожащим голоском произнёс:

— Я, дяденька, не посторонний. Я заболел…

— Тем более проваливай отсюда! — сердито дёрнул усами солдат. — Здесь не приёмный покой, а военный госпиталь. Ясно, дурья твоя башка?

— Ясно, дяденька, — понимающе кивнул головой Киря и снова упрямо заявил: — А гнать меня не смеешь, слышишь?.. Потому я не посторонний, а свой.

— Это как так свой? — удивлённо вскинул глаза на бойкого мальчишку белогвардеец.

— А вот так! — смело резал Киря. — Сестра моя здесь работает. Трунтову знаешь?.. Не знаешь. Эх ты! Начальника милиции капитана Ипатова знаешь?.. Нет. Эх ты! Нам роднёй доводится. И все доктора к нам ходят, и господа офицеры тоже. Вот!.. Они меня сюда и послали. Сказали: если часовой не будет пускать, скажешь, что мы тебя отрядили. Ой! — Киря схватился за грудь. — Снова схватило…

— Ишь ты! — всё более удивлялся солдат. Парнишка своей смелостью ему явно нравился, и он уже беззлобно, с любопытством спросил: — А что у тебя болит?

— В груди дыхания нет и булькает что-то. Сказывают, не то третий беркулез, не то пророк сердца.

Белогвардеец захохотал.

— Ой, не могу!.. Ой, уморил! — заливался он басовито и заразительно, со всхлипом. — Пророк, говоришь… булькает, ха-ха. Беркулез!..

Киря спокойно выжидал, когда белогвардеец вдоволь нахохочется, думая: «Ага, проняло! Теперь пропустишь, пропустишь!»

Наконец, солдат успокоился. Киря обиженно поджал губы и проговорил:

— Хорошо вам, дяденька, смеяться, когда вы вон как бык здоровый, а мне-то какого? Ещё тошнее стало.

— Тошнее, тошнее, — добродушно заговорил белогвардеец. — Знаю, что любая болезнь не в радость. Я ведь, брат, раньше по медицинской части служил. Санитаром. Всякие болезни видел… — и он перешёл на наставительный тон. — Сам виноват. Чем по больницам бегать, давно бы уж вылечился. Если у тебя порок сердца, а не пророк, как ты говоришь, так и пил бы настойку стародубки. Корешки валерианки тоже хорошо помогают. А если что другое, то опять же всякие травки и корешки от этого есть. А учёные микстуры — это, тьфу, шарлатанство.

Киря в знак согласия кивал гол обой, а когда солдат кончил, сказал:

— А мне и надо знать, что у меня в груди. Капитан Ипатов тоже, как вы, говорили: сходи к доктору, узнай, какая болезнь, а потом травками и корешками вылечишься, а лекарства сейчас не достанешь и не в пользу оно.

— Верно говорит капитан. Видать, человек понимающий.

— Так я пойду, дяденька, узнаю у доктора. А потом, может, вы мне скажете, что пить? — вопросительно уставился на солдата Киря.

— Ну, что ж, иди, раз такое дело, — разрешил белогвардеец. — А посоветовать я могу. Я в этом деле мастак. У меня ещё мать-покойница всю деревню травками лечила и мне по наследству передала…

Киря не торопясь тяжело поднялся на крыльцо и скрылся за дверью. Здесь ему повезло. Он быстро разыскал больничную сестру Трунтову. Она переставляла со стола в шкаф какие-то баночки, склянки.

Киря торопливо рассказал, зачем послал его к ней Игнат Владимирович Громов. Внимательно выслушав, сестра полушёпотом сообщила:

— Степан лежит один, в угловой комнате. Окно выходит к реке. Его можно выкрасть. Завтра ночью дежурит военнопленный чех-фельдшер, человек наш. Мы с ним всё приготовим. В полночь приезжайте. Сигнал — два стука в окно. Так и передай Игнату Владимировичу, а сейчас иди, как бы не задержали.

Киря быстро вышмыгнул из комнаты. Когда спускался с крыльца, знакомый часовой-белогвардеец спросил:

— Ну, как? Что-то быстро ты…

Киря обиженно скривил губы.

— Прогнали. Доктор не захотел смотреть, говорит: и без тебя больных хватает.

— Да-а, — сочувственно покачал головой белогвардеец. — Верно, вчера раненых доставили. А всё-таки зря доктор не посмотрел, парень-то ты хороший. Но ты уж не расстраивайся. Пей стародубку или корешки валерианки употребляй. Поможет.

— Спасибо, дяденька. Попробую, — сказал. Киря и, не оглядываясь, зашагал прочь от больницы.

На другой день, в полночь, к берегу у Каменской больницы пристала лодка. Из неё выпрыгнули и скрылись за обвалом трое: Егор Корнеев, Илья Чеукин и Киря Баев. Они-то и были посланы командиром отряда для освобождения Степана Топтыгина.

— Ну, давай! — толкнул в бок Кирю Егор Корнеев, и подросток исчез в темноте.

Тишина. Только глухо бьются речные волны о берег, да где-то недалеко вяло тявкает собачонка. От томительного беспокойного ожидания и оттого, что не выносимо хочется курить, Корнееву с Чеукиным кажется, что Киря долго не возвращается, хотя ушёл он не больше десяти минут назад. Уж не случилось ли чего?.. Но вот с обрыва посыпалась земля, и к ним спрыгивает Киря.

— Ну, как? — спрашивают оба разом.

— Кругом никого, а часовой дремлет у крыльца. Прошёл мимо него, он даже головы не поднял.

— Тогда вперёд! — тихо скомандовал Корнеев.

Три едва приметные в темноте фигурки проследовали к больнице. Припадая к стене, они бесшумно проскользнули к угловому окну. Корнеев дважды негромко стукнул в стекло.

Тотчас же открылась створка, и через подоконник свесилась голова фельдшера-чеха.

— Кто бывай? — тихо спросил фельдшер.

— Свои.

— Принимайт, товаришь. Бистрее!

На подоконнике появились носилки. Корнеев и Чеукин подхватили их.

Окно захлопнулось. Партизаны почти бегом двинулись к берегу. Вскоре от него бесшумно отплыла лодка. Перед утром Степан Топтыгин был в отряде Громова.

Через день в отряд пришёл Фёдор Колядо. И не один, а с группой товарищей.

Каменские подпольщики передали в тюрьму для Колядо записку: «Действуй самостоятельно. Наружную охрану капитан Ипатов уберёт».

Ночью, когда тюремное начальство ушло домой и остался обычный караул, Колядо постучал в дверь камеры.

Ф. Е. КОЛЯДО — командир полка «Красных орлов».

Дежурный приоткрыл глазок и сердито спросил:

— Чего надо?

— Пить.

— И мне. И мне. — запросили арестованные.

Дежурный усмехнулся.

— Жирного что ли налопались?

— Дождёшься от вас жирного. Свиней лучше кормят, чем вы арестованных. От тухлятины душа горит…

Дежурный подал через решётку внутреннего окна кружку с водой. Но Колядо вдруг вспылил:

— Принёс, как взаймы взял. Хочешь кружкой всех напоить. Воды и то жалеете. Пей сам! — выкрикнул он и запустил кружку в окно. Вода расплескалась по стене, по полу, попала и на новый мундир дежурного… Тащи полное ведро, не то двери выломаю!..

Дежурный знал крутой нрав этого рослого, крепкого пария и спорить с ним не стал. Заключённые услышали, как дежурный в нерешительности потоптался у двери, затем его сапоги простучали по коридору и затихли. «Неужели не принесёт?» — подумал Колядо. Но вот снова послышались шаги, щёлкнул замок, и в камеру вошёл дежурный с ведром воды.

— Нате, — буркнул он, — хоть глотку залейте…

Дежурный хотел ещё что-то сказать, но сильным ударом кулака был сбит с ног. Свалившись на пол, он почувствовал, как на его грудь навалилось что-то тяжёлое. В рот ему втолкнули тряпку. Хотел крикнуть и не мог.

Расправившись с дежурным, отобрав у него наган, Фёдор Колядо и его товарищи обезоружили трёх спящих милиционеров, втолкнули их в камеру, заперли за ними дверь и неторопливо вышли из тюрьмы.

Явившись в отряд к Громову, Фёдор весело воскликнул:

— Ну, вот и мы. Давайте работу — руки чешутся!

В назначенный день на заимку Кондаурова собрались подпольщики из сёл Баево, Ярки, Панкрушихи. Корнилово и Усть-Мосихи. Из Камня приехал Иван Коржаев.