«Крот» в окружении Андропова - Аркадий Жемчугов

Приведя себя в порядок, я засел за составление «победной реляции» в Центр. «В поле зрения резидентуры, — писал я, — находится Линда Брэдмен, двадцати трех лет, незамужняя, сотрудница посольства США, американка шведского происхождения. Первичный контакт с ней установлен лично мною. Ей я представился научным сотрудником известного Вам исследовательского центра. Учитывая, что Линда может иметь доступ к интересующей нас информации, прошу санкции на установление и развитие личного контакта вплоть до вступления в интимные отношения с разрабатываемой».

Все происходило в этом доме

Хотя как исполняющий обязанности резидента я формально имел право в особых случаях самостоятельно принимать решения с последующим уведомлением Центра. Однако мне хотелось прежде разобраться в самой Линде и наших столь стремительно развивающихся взаимоотношениях. Я смотрел на нее не только как на «объект вербовочной разработки».

Вспомнилось, как утром, за завтраком, она стала рассказывать о себе, о своей жизни. О том, что происходит из семьи состоятельных шведских предпринимателей, эмигрировавших в США в канун Второй мировой войны и принявших американское гражданство. «Я ничего не утаю. Ты все узнаешь обо мне. Но только не за один присест», — просто и спокойно сказала она. Я почувствовал, что теперь мой черед рассказать о себе. Сделать это было нетрудно. С учетом моей ориентации на работу по «главному противнику» — американцам — в Центре была разработана и утверждена легенда, согласно которой я выступал в роли сотрудника одного из научно-исследовательских центров Европы. В дополнение к легенде меня снабдили загранпаспортом подданного одного из королевств. Этот-то паспорт я и выложил на стол перед Линдой, якобы для того, чтобы показать, что она имеет дело с закоренелым холостяком, который к тому же на тринадцать с лишним лет старше ее. «Это здорово!» — ничуть не смутившись, парировала она. Возможно, ее обрадовало то, что я — холостяк. А я действительно холостяковал. Дело в том, что при посольстве была только начальная школа, сын закончил ее и учиться дальше мог только в Москве. Жена и дочь поехали домой вместе с ним, так что два с лишним года мне предстояло жить в Стокгольме одному…

Встречи с Линдой стали регулярными. Ее откровенность порой ставила меня в тупик. Взяла, например, и сама рассказала мне, что работает на одном из секретных объектов регионального центра ЦРУ, имеет дело с секретной документацией, касающейся, в частности, негласных контактов ЦРУ с СЭПО (шведской полицией безопасности) и, что гораздо важнее, с Информационным бюро — глубоко законспирированной и известной лишь ограниченному числу членов правительства политической разведкой Швеции. На объекте режим строжайшей секретности, всем сотрудникам и в особенности представительницам прекрасного пола предписано быть очень разборчивыми при заведении знакомств в городе и о каждом сообщать в службу безопасности. «Но ты не волнуйся, — продолжала она. — О тебе, о нас с тобой я никому не докладывала».

В другой раз, оторопев, я увидел на столике в спальне секретный документ ЦРУ на пяти страницах. Линда была в ванной, и это позволило мне снять с документа фотокопию. Но почему она принесла его домой и практически подсунула мне? Я мучился всякого рода догадками, но ясного ответа не находил. Ответ дала сама Линда.

ЛЮБОВЬ И ЦЕНТР

В один из вечеров мы сходили в ближайший кинотеатр, где шел фильм о Джеймсе Бонде. Когда на экране очередная красотка страстно отдавалась неотразимому «агенту 007», я возьми да шепни на ухо Линде: «А ты б на это решилась?» И в ответ слышу:

«Я давно на это решилась». Я проглотил язык. Вечером, уже в постели, она заявила: «Я не знаю, кто ты. Но ты не тот, за кого себя выдаешь. Ты до сих пор так и не дал мне свой домашний адрес и номер домашнего телефона. Ты — холостяк, но ни разу не пригласил меня в свою холостяцкую обитель. Ты не говоришь, где работаешь, в каком учреждении, по какому адресу. Не сообщил мне номер служебного телефона, чтобы я могла при необходимости связаться с тобой. А тот номер, что ты как-то назвал, так это публичная библиотека. Разве этого мало, чтобы понять: ты — «Джеймс Бонд», интересующийся делами нашего объекта?! Я буду помогать, но не надо смешивать это с моей любовью к тебе».

Я думаю, Линда со временем догадалась, кто я, на кого я работаю. Но вида не подавала. Я же не раскрывался. В этом не было необходимости. Для нее это не имело никакого значения. Сколько раз я вспоминал ответ из Центра на ту мою «победную реляцию» — мне было предложено воспитывать у «объекта вербовочной разработки» чувства симпатии к Советскому Союзу и его миролюбивой внешней политике и осуждения милитаристских происков США. Ставился вопрос о «введении в разработку материального фактора», то есть выплаты Линде денежных вознаграждений: ценность передаваемых ею документов не вызывала сомнений. Да разве я мог объяснить начальству, что так называемый «оперативный контакт» был, по сути, своеобразным прикрытием наших личных с ней отношений? Что любой намек на «материальное вознаграждение», любое подозрение, что моя любовь — некая плата за ее помощь, оскорбили бы ее раз и навсегда?

Я до сих пор помню ее взгляд, он проникал в самое сердце. И тогда казалось, что нет никакого регионального центра ЦРУ, никаких заданий из Москвы. Никого и ничего, кроме нас…

Через год и восемь месяцев Линду перевели на работу в другую страну. Расставаясь, мы, как все влюбленные, клялись помнить друг друга и счастье, выпавшее на нашу долю. Я храню ее фотографию, забавный приз за лучший танец, снимок дома, в котором она жила. Я часто думаю: была это любовь или увлечение? Прошло столько лет, но мне, пожалуй, трудно ответить даже самому себе. Знаю только, что такое случилось лишь один раз за все мои загранкомандировки…

У меня замечательная жена, взрослые дети, чудная внучка. Я всех их люблю, они любят меня, мы счастливы. И если ты спросишь, считаю ли я справедливым порядок, при котором разведчик имеет право на «интимный контакт» с иностранкой только с санкции Центра, я отвечу: «Да, считаю». Не случайно же это — закон всех разведок мира.

Другое дело, что всякое правило имеет исключения, применять его механически нельзя. И в жизни разведчика, как и любого человека, бывают обстоятельства, которые невозможно уложить в установленные схемы.

ШТРИХИ К ПОРТРЕТАМ /2001-2003 г.г./

Человек, переигравший Отто Скорцени

В давнем советском боевике «Тегеран-43» бесстрашный и сексапильный разведчик, присланный из Москвы в столицу Ирана со спецзаданием, лихо обезвреживал гитлеровских террористов, готовивших покушение на Сталина, Рузвельта и Черчилля. В этом фильме три правды. Первая: в конце 1943 года в Тегеране состоялась конференция «большой тройки». Вторая: фашисты готовили покушение на лидеров СССР, США и Великобритании. Третья: советская разведка ликвидировала террористов.

Но есть в фильме и одна неправда: эту, ставшую классической, антитеррористическую операцию осуществил не заезжий Джеймс Бонд отечественного розлива, а резидент нашей разведки в Иране Иван Иванович Агаянц. Человек, который своим внешним видом никак не тянул на супершпиона: худой, высокий, измученный туберкулезом, с тихим голосом и торопливой походкой, он скорее смахивал на профессора, музыканта, адвоката. У него был именной «Вальтер», да и стрелял он в тире отменно, но ни разу в жизни не воспользовался пистолетом в «деле». Его оружием было доскональное знание искусства разведки, умение мгновенно ориентироваться в любых обстоятельствах, глубоко и всесторонне анализировать их, оценивать и принимать наиболее рациональное решение. Его заслуги не ограничиваются тегеранской эпопеей.

В один из августовских дней 1943 года резидент советской разведки в Тегеране Иван Агаянц получил из Москвы указание срочно вылететь в Алжир с паспортом представителя СССР в комиссии по репатриации на имя Ивана Лвалова и принять участие в организации представительства СССР при Национальном комитете сражающейся Франции.

Это была официальная версия поездки или, как говорят в разведке, легенда. В действительности же советскому разведчику было дано задание разобраться в том, что представляет собой возглавляемый де Голлем Национальный комитет сражающейся Франции (НКСФ), какие реальные силы за ним стоят, каковы шансы де Голля стать национальным лидером Франции. Необходимо было также выяснить взгляды генерала на послевоенное устройство Европы и характер его взаимоотношений с американцами и англичанами. Ну и, конечно же, поинтересоваться, чем занимаются в Алжире американская и английская разведки, каковы их позиции в НКСФ.