«Крот» в окружении Андропова - Аркадий Жемчугов

Что же побудило его вызвать меня? Причем срочно, за день до вылета? Я терялся в догадках. Но через минуту после того, как Александр Михайлович начал беседу, все встало на свои места.

«Полагаю, в отделе вы проговорили все оперативные вопросы. Мы их касаться не будем. Поговорим о другом, — он пристально посмотрел на меня и продолжил. — Ты должен будешь собрать конкретную и достоверную информацию о генерале Не Вине, его планах и намерениях и, прежде всего, о том, как он мыслит развивать отношения с нашей страной. Такую информацию ждет от нас Инстанция. Там интересуются, может ли Бирма стать «второй Кубой».

…В ноябре следующего, 1964, года я прилетел в отпуск. На второй день после прибытия в Москву уже отчитывался у начальника отдела В. И. Старцева о проделанной за год работе. Вдруг зазвонил телефон. Василий Иосифович поднял трубку и повернувшись ко мне произнес: «Иди, тебя Сахаровский ждет».

Беседу Александр Михайлович начал со слов о том, что регулярно читал мои шифровки о внутриполитической ситуации в Бирме, настроениях народа, действиях генерала Не Вина. Дав понять, что в целом моя информация его удовлетворяла, попросил кое-что уточнить, конкретизировать, дабы, как он выразился, ответы на поставленные Старой площадью вопросы были предельно четкими, однозначными, а главное — правдивыми. «Вот так и докладывай на Старой площади, — произнес он на прощанье. — А уж быть ли Бирме «второй Кубой», пусть сами решают».

Через пару-тройку дней меня принял заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС Ростислав Александрович Ульяновский. На беседе присутствовал также сотрудник отдела, специализировавшийся на проблемах Бирмы, Малов(имя и отчество не помню).

Ульяновский начал с того, что обозначил круг интересовавших его вопросов и сразу же передал слово мне. Сам же внимательно слушал, делал пометки в своем блокноте. Иногда переспрашивал, уточнял те или иные моменты.

Я же начал с того, что его больше всего интересовало: «Все, что нам известно о генерале Нс Вине, характеризует его, как убежденного приверженца социализма, искренне симпатизирующего Советскому Союзу. В узком кругу своих приближенных он высказывается о том, что Бирма могла бы многое позаимствовать из советского опыта в области социального и хозяйственного развития, что у бирманского народа нет иной перспективы, кроме социализма.

Понимает он и то, что все его задумки по социалистическому преобразованию страны не могут быть реализованы в условиях перманентной политической нестабильности, отсутствия гражданского мира».

Далее я осмелился напомнить собеседникам, что еще в 1958 году армия во главе с Не Вином отстранила от власти правительство У Ну, которое полностью провалило принятую в 1952 году программу достижения в стране мира и согласия между всеми населяющими ее народами: шанами, каренами, чинами, качинами и собственно бирманцами. А главное, У Ну, с его богатейшим политическим опытом и международным авторитетом, не сумел договориться с Бирманской коммунистической партией, засевшей в джунглях и ведущей вялотекущую гражданскую войну с центральным правительством.

Правда, в 1960 году Не Вин вернул У Ну во власть, но тот опять оплошал.

В 1962 году Не Вин повторно совершает бескровный военный переворот, арестовывает У Ну и его ближайших сподвижников, приостанавливает действие конституции и заявляет, что на «этот раз армия взяла власть надолго и всерьез».

Его первым шагом стали переговоры с руководством компартии. Делегация БКП во главе с ее генсеком прибыла в Рангун. Начало переговоров предвещало их успех. Не Вин предложил коммунистам прекратить гражданскую войну, выйти из подполья, вернуться из джунглей к нормальной жизни. Более того, коммунистам было предложено принять участие в формировании правительства национального единства, в котором бы они могли занять ведущие министерские посты. Руководители БКП положительно отнеслись к сделанным им предложениям. Согласились продолжить переговоры. Однако, к немалому удивлению и разочарованию Не Вина, уже на следующий день делегация БКП, ничего не объясняя, заявила о прекращении переговоров и сразу же возвратилась в джунгли. Позднее бирманская разведка установила, что прокитайская БКП получила от своих патронов указания незамедлительно прекратить всякие контакты с режимом Не Вина, дабы не попасть в искусно расставленную им ловушку. А по сути дела, Пекин просигналил Рангуну о том, с кем тому следует вести переговоры.

Нам известно, заметил я, что в руководстве БКП не все были согласны с такой постановкой вопроса. Однако противников безоговорочной ориентации только на Пекин было раз-два и обчелся.

Примеру БКП последовали и прочие оппозиционные Рангуну силы. И в результате, гражданская война, в которой никто не мог победить, возобновилась с новой силой.

Я особо подчеркнул, что у Не Вина отсутствует необходимая социальная база. Основная масса бирманцев занимает крайне пассивную позицию, не проявляет ни малейших революционных устремлений, избегает любой вовлеченности в политическую борьбу за социалистические идеалы.

В такой обстановке и сформированный Не Вином «Революционный совет», и разработанная советом программа «Бирманского социалистического пути», и созданная из военных новая политическая партия — все это повисало в воздухе, не имея под собой никакой социальной опоры. Единственным инструментом управления государством оставалась армия.

По нашим сведениям, заметил я, Не Вин в своем ближайшем окружении сетует на то, что обстоятельства вынуждают его принимать во внимание растущую напряженность в отношениях между Москвой и Пекином и в этой связи придерживаться позиции равноудаленности от них, усматривая в этом хоть какую-то гарантию собственной независимости, суверенитета и территориальной целостности.

По окончании беседы Малов предложил мне «на пару минут» зайти к нему в кабинет. Он очень эмоционально сетовал на то, что «так получилось с Бирманской коммунистической партией». Говорил, что лично знает ее генсека, с которым вел откровенные разговоры в период советско-китайской дружбы. Как раз «китайские товарищи» и устраивали эти встречи. Ему никак не верилось в то, что БКП оказалась промаоцзэдуновской. Ведь это же ставило крест на идее превратить Бирму во «вторую Кубу». Не хотелось ему в это верить.

Реакция Александра Михайловича, которому я доложил о беседе у Ульяновского, была предельно краткой: «Вот пусть и думают!»

…Поздней осенью следующего, 1965, года меня вновь пригласили на Старую площадь. Опять во время очередного отпуска. Правда, на этот раз не к Ульяновскому, а к другому заместителю Пономарева — к Загладину. Я прекрасно понимал, что хотелось бы услышать моему собеседнику, но не располагал необходимой для этого информацией. Пришлось кратко повторить то, что я уже говорил на предыдущей беседе Ульяновскому. Собеседника это явно не устраивало. И беседа получилась какой-то вялой, я бы сказал, лишенной интереса как для одной стороны, так и для другой.

Я так и доложил о ней А. М. Сахаровскому. «Мы добросовестно выполнили их поручение. Теперь дело за ними», — заметил он на прощанье.

Так Бирма не стала «второй Кубой».

…В 1970 году полковника А. Я. Скотникова, начальника направления седьмого отдела ПГУ в срочном порядке направляют в длительную загранкомандировку в США.

ДАН ПРИКАЗ ЕМУ НА ЗАПАД…

«Аркадий Шевченко стал настоящей находкой для американских спецслужб, когда в апреле 1978 г. перешел на сторону Соединенных Штатов. Шевченко — заместитель Генерального секретаря ООН, протеже Андрея Громыко, свой человек в Кремле, прекрасно осведомлен о советской политике по проблеме ограничения вооружений и действиях КГБ».

В этой «объективке» на невозвращенца, опубликованной американским еженедельником «Ныосуик» 23 октября 1978 года, все — сущая правда. Добавить можно разве лишь то, что он ушел к американцам ночью, когда жена и дочь безмятежно спали, не подозревая, что глава семьи попросту бросает их. Тайком. Не обмолвившись ни словом.

Шевченко действительно был протеже Громыко. И не просто протеже. Они были на короткой ноге, дружили семьями, часто сиживали за одним столом. Когда Лидия Дмитриевна Громыко оказывалась в Нью-Йорке, то доверялась, особенно по части покупок, только Лине Шевченко. Та прекрасно знала и вкусы супруги члена Политбюро, и магазины, отвечавшие этим вкусам. Правда, личными потребностями дело не ограничивалось. По признанию самого Шевченко, «обе женщины уже давно занимались спекуляцией. Лина покупала в Нью-Йорке шубы и антиквариат, а Лидия Дмитриевна продавала все это в Москве по сильно завышенным ценам».

Доверительные отношения двух семейств были многократно увековечены на фотографиях, которые, правда, в один прекрасный день исчезли из семейных альбомов — по крайней мере, из альбомов министра иностранных дел Советского Союза.