Дом Утраченных Грез - Грэм Джойс

«Нет, неделю я не выдержу», – подумала Ким. Она наклонилась и схватила Никки за подбородок.

– Греки не любят, когда кто-то хандрит.

Глаза Никки предательски заблестели; она напоминала ребенка, который вот-вот расплачется. Потом она взяла себя в руки и вышла из машины:

– Порядок. Пошли.

– Так-то лучше, – сказала Ким, ведя ее к столику.

И Никки была само очарование, сама приветливость. Когда Майк встал поприветствовать ее, она обняла его с таким пылом, что даже греки удивились; взяла протянутую ладонь Кати обеими руками и сделала комплимент по поводу цветущего вида ее и остальных; не возражала, когда Василис галантно поцеловал ей руку. Она с таким интересом расспрашивала Кати и Василиса и слушала их ответы, будто они были последние греки на земле. Спокойно попросила подошедшего официанта принести шампанское и пять бокалов, не стала устраивать скандал по поводу того, что им принесли взамен шампанского. Разлила игристое вино по бокалам и предложила тост за старых и новых друзей.

Когда Василис заказал для каждого одинаковый набор блюд, Майк обратил внимание, что она поддержала этот мужской педантизм. Кати заговорила о своей работе в деревенском женском кооперативе, и Ким поразилась настоящему, как родниковая вода, восхищению Никки.

– Какая замечательная у тебя подруга, – прошептала Кати Ким, когда Никки повернулась к Василису – фары на полную мощность, – очень симпатитикос.

– Да. Замечательная.

– Послушай! – сказал Майк. – По дороге сюда я видел Лакиса. У него полбашки заклеено пластырем. Похоже, он избегает меня!

– Попробуй спанокопиту [13], – сказала Кати, суя ему в рот кусок пирога.

– Выпьем! – сказал Василис, чокаясь с Майком.

– Кто такой Лакис? – пожелала узнать Никки.

– Наш хозяин. Любопытно, что он затевает?

– Закажи еще бутылку вина, – посоветовала Ким Майку.

– Похоже, что он выжига, – сказала Никки.

– Что такое выжига? – спросил Василис и, когда Ким бросила на него быстрый взгляд, поднялся и провозгласил: – Выпьем за всех присутствующих! Гья мае!

– Гья мае! – подхватили все, чокаясь друг с другом.

– Любому можно встать и крикнуть гья мае? – поинтересовалась Никки.

Принесли очередное блюдо.

– В любой момент, – сказала Кати.

– Так расскажи нам, Майк, что ты сегодня делал? – попросила Кати.

– Я слышала, ты удрал с пастухом, – добавила Никки.

– С пастухом? – удивился Василис.

– Я не удирал с пастухом, я ходил с ним посмотреть монастырь.

– С каким это пастухом?

– С Манусосом, – сказаяа Ккм Василису.

– Вы ходили с пастухом Манусосом?

У Ким в зубах застряло мясо, и она устроила чрезмерную суету, ища зубочистку.

– Да, – ответил Майк. – День получился очень интересный.

– Что он говорил, этот Манусос?

Ким показалось, что Кати слегка побледнела.

– Не много, он вообще неразговорчив.

– Какие прекрасные креветки! – завопила Ким. Подцепила одну и протянула Василису. – Попробуй, Василис! Где лимон? Дайте Василису лимон!

– Кому еще вина? – крикнул Майк. – Где официант?

– Он ненормальный, этот официант, – проговорил Василис, жуя креветку.

– Не настолько, как отшельник на горе.

– Что еще за отшельник на горе? – небрежно поинтересовалась Никки.

– Ты ешь, ешь! – уговаривала Кати. – Поменьше разговаривай, побольше ешь!

– Кто-нибудь, налейте Никки! – распорядилась Ким, видя бутылку в руке у Василиса.

– За запах Греции! – Никки взмахнула бокалом.

– И как мы пахнем? – спросил Василис, вытирая руку, на которую попало несколько капель вина.

– Да, – подхватила Кати, – как?

Никки на секунду задумалась. За другими столиками несколько человек подняли головы, обеспокоенные внезапной тишиной за столиком нашей компании.

– Греческий остров, – заговорила Никки, – пахнет морем, шалфеем и дикой душицей; и горячим оливковым маслом из таверн; и соснами гор; и козой…

– Верней, козлом, – вставил Василис.

– …и гниющими водорослями, и вином, и нафталином…

Кати непонимающе заморгала.

– Шариками от моли, – пояснила Ким.

– …и древесным углем, и серой. Мне нравится.

– Серой. Да, серой, – повторил Майк.

– Серой?

– Да. Которая сочится из земли. Может, это связано с вулканической активностью. Как горячий источник.

– Вы нашли горячий источник? – спросил Василис.

– Манусос показал его нам.

– Что он говорит? Что говорит Манусос?

Кати снова заволновалась. Во всяком случае, Ким это заметила.

– Он говорит, что это полезно.

– Может, раз или два в год это и полезно. Но источник радиоактивен.

– Радиоактивен? – одновременно воскликнули Майк и Ким.

– Да. А еще это место вызывает безумие, галлюцинации. – Василис состроил рожу, изображая одурманенного наркомана.

– Манусос сказал мне, что ходит туда каждые две недели.

– Это я и имею в виду. Манусос – сумасшедший. Сумасшедший пастух.

– Что же это, никто не ест? – сказала Кати.

Василис дернул Майка за рукав и тихо сказал ему на ухо:

– Запахи, которые перечислила Никки. Все очень хорошо. Но один она пропустила. Извини.

– Какой же?

– Запах влагалища.

Кати повернулась и уставилась на него, потом сказала что-то по-гречески.

– Просто не верится, что я сейчас услышала, – возмутилась Никки.

– Что ты услышала? – спросила Ким.

Василис, не обращая ни на кого внимания, говорил, обращаясь только к Майку:

– Неужели не согласен, Майк? Там, у горячего источника. Там именно такой запах.

– Ну…

– О чем он говорит? – заинтересовалась Ким.

– И не спрашивай, – сказала Никки.

– Что ж, он прав. Я на днях пытался определить его и вынужден согласиться…

– Только посмотри на него. Он становится настоящим греком, – сказала Никки. – Поскреби Современного Чуткого Парня и обнаружишь азиата.

– Что обнаружишь? – переспросил Василис.

– Мужлана-шовиниста.

– Начинается, – вздохнул Майк.

– Не заводись, – сказала Ким.

– Удивляюсь, как это мы до сих пор не сцепились.

– Нам нужно спросить у тебя разрешения, чтобы слово сказать, да, Майк? – не успокаивалась Никки.

Василис, будучи озадачен, но поняв, что невольно дал повод к этой вспышке, поднял бокал:

– Как бы то ни было, выпьем за все прекрасные запахи нашего острова. Гья мае!

– Гья мае! – подхватили все без энтузиазма.

– Смотрите, – сказала Кати. – Когда мы организовали женский кооператив, некоторые мужья ставили нам палки в колеса. Один не пускал жену на наши собрания. Бороться она с ним не могла. Ослушаться тоже. Тогда мы устроили собрание на площади, прямо возле ее двери, пока она мыла крыльцо. Так что она и дома не покидала, и была с нами на собрании.

– Отлично! – воскликнула Никки.

– Но Василис не относится к тем, кого ты называешь шовинистами; и Майк не относится, думаю, нет. Всегда можно найти способ нам, женщинам, обойти проблему.

– Назови какую-нибудь женщину в пример, – попросила Ким.

– Соула, которая живет рядом с церковью Девы Непорочной.

– Кстати, раз уж речь зашла о церкви, – сказал Василис, – слышали, что там произошло?

Майк побледнел:

– Нет. Что там произошло?

– Кто-то испортил роспись, и очень серьезно. Священник и все деревенские разгневаны и пытаются узнать, кто это сделал.

– Что они сделали? – спросила Ким.

– Испортили картину. Забрызгали всю ее красной краской.

– Красной краской? – Майк беспокойно заерзал на стуле.

– Да. Бросили банку с краской в глаз над алтарем.

– В глаз?

– Да, в глаз.

– Но кто мог сделать такое? – возмутилась Ким.

– Возможно, туристы. Футбольные хулиганы. А то еще бывает, что в какой-нибудь другой деревне у человека плохие отношения со своим священником и он хочет досадить ему, но в своей деревне сделать это боится. Поэтому идет в другую деревню. Кто знает?

– Да, кто знает? – согласился Майк.

Ким и Майк проводили Никки до гостиницы. Ким зашла внутрь, Майк отказался, отговорившись тем, что хочет посмотреть, что там сделали в церкви.

Дверь была открыта, приглашая войти внутрь, в мягкое красноватое сияние. Майк переступил порог. В церкви горело множество свечей, их пламя обволакивало густое облако курящегося ладана. Майк понял, что буквально только что закончилась служба. Над алтарем были сооружены своеобразные подмостки: две стремянки с перекинутой между ними толстой доской. На доске стояло пластмассовое ведро.

Вандалам не удалось полностью залить глаз краской. От уродливого пятна ржавого цвета к алтарю по стене тянулся сужающийся след потекшей краски. На доске – виднелась фигурка коленопреклоненной женщины в черной вдовьей одежде, которая, не замечая присутствия Майка, тщетно терла пятно слабыми круговыми движениями жесткой щетки. Такое впечатление, подумалось Майку, что удалить пятно попросили самую старую женщину в деревне.