Лапти болотного князя - Дмитрий Щеглов

– Итак, – вытащил я первого карася. – Тот лейтенант Кольцов, кого ты Данила назначил в автобусе старшим, спрашивал нас про угнанный джип! С какой стати?.. Мы здесь при чем?.. Неувязка?

– Неувязка!

– Бр…р…р, – аж затряс головой Данила. – Действительно, логично! Где мы, где джип!

Я запалил костер логики и поставил на него котелок с фактами. Скоро должна была поспеть уха-истина.

– А вот еще одна неувязка!… Рядом с нашим старинным городком, оказывается есть деревня «Большие кабаны», а рядом старинный скит. И об этом знает один режиссер Михалыч.

– И…?

– И как только режиссер услыхал, что мы из «Больших кабанов», он нас тут же взял на съемки. Взял именно нас, знающих туда дорогу!.. Зачем взял?.. Кому мы должны были ее показать?… Вопрос?

– Вопрос!

Честное слово, врать не буду, мои друзья смотрели на меня, как на очередного Наполеончика. В их глазах я так и читал диагноз, насчет того, что переоцениваю свою личность, что у меня чердак набит соломой. А мне эта идея, о том, что кинокартина, для некоторых являлась лишь отличным прикрытием, не давала покоя. Я как Зенон-Наполеон в болоте, таращил глаза, хотел ухватить мысль за хвост, и не мог. Звена одного, самого важного, в моей логической цепи не хватало. А пока я вытащил второго карася, большого, как порося и сунул его друзьям под нос:

– Как это так, сумасшедший Зенон-Наполеон на глазах у милиции увез в лес, умыкнул что называется красавицу Катеньку и никто из них не чухнулся! Никто! Все приняли это как должное! А Кольцов спрашивает нас, про какой-то джип. Тут человека на глазах украли, в лес увезли…

– Да подожди ты, да подожди! – перебили меня мои друзья.

Сочувственный взгляд у них, превратился в уважительный.

– Правда странно! – согласилась Настя. А ведь наша подружка не знала и половины из того, что с нами приключилось, в те несколько долгих часов, когда мы отсутствовали на съемочной площадке. Пришлось ей рассказать, и про Андрея Рублева, и про немого утопленника Зенона-Наполеона, и про виденный нами, джип главного режиссера, и про пирожки отравленные обычной касторкой.

У Насти мозги лучше варили, чем у моего приятеля, скептика Данилы. Чем больше, я рассказывал, тем сильнее у нее загорались глаза. Когда я закончил, она сказала:

– Ох, как запутано, и не сообразишь сразу, кто кого любит.

– Ей про Фому, она про Ерему!

Данила тоже прошелся по ее адресу.

– Сегодня спать не будет, мечтами изойдет, чего это не ее, а Княгиню и красавицу Катеньку умыкнули у всех на глазах.

– От вас дождешься! – вздохнула Настя и предложила знакомиться уже не с простыми фактами, а с умозаключениями.

– Поесть сначала надо, пинкертоны! – заканючил Данила.

Настя затащила нас к себе домой. Я поупирался для виду, а мой дружок был несказанно рад. От Настиных родителей, я позвонил деду с бабушкой и попросил их обо мне не беспокоиться. Данила и этого не сделал. Когда он насытился, то нахально заявил нам с Настей:

– Одну догадку проверим сейчас, и все станет на свои места.

– И мы узнаем, где икона?

– Узнаем!

– И кто джип угнал?

– Может быть!

– И кто такой Зенон?

– В первую очередь!

Этот обтрескавшийся, самодовольный болван много о себе мнил.

– И где же ты все это узнаешь?

– У любови. Она всеми мужиками крутит.

Настя покраснела и отпихнула его от себя подальше.

– Не смей жирными лапами касаться до любви. При чем здесь любовь? Было всего две красивых женщины на съемках, и обеих увезли, на конях…ах.

– Так то красивые, – ухмылялся мой дружок, – а те, которые пострашнее, сами бегут за конем.

– Ты, что же хочешь сказать, – почему-то обиделась Настя, – если бы тебе представилась такая возможность, и ты был на коне, ты меня не увез бы?

– Если бы я был на коне?

– Да ты!

– Если бы я был на коне, и ты приблудная бежала за мною сзади, я бы так коня пришпорил…

Договорить он не успел. Она начала его валтузить. Даниле, ее удары, как мертвому припарки. Похохатывая, он выскочил на крыльцо. Вслед за ним, попрощавшись с гостеприимными хозяевами, вышел и я. Настя осталась дома. На небе зажглись первые звездочки. Когда мы вышли на улицу, мой дружок сказал:

– Пойдем проверим одну догадку.

– А куда мы идем?

– Тут недалеко! К Катеньке красавице домой!

– Ты что с ума сошел, при чем здесь она?

Данила решил подкрепить свое обвинение несущественным аргументом:

– Уж очень стерва картинно в обморок падала. Зенона увидала издалека, а падать начала, когда он оказался рядом с нею, не раньше.

Я не поверил.

– Тебе показалось!

– Еще чего, она падала, и платье одной рукой поддерживала, я что слепой?

Какая-то логика, от которой так и несло лаптями, в его словах была.

– Скоро? – спросил я Данилу.

– Почти пришли. Смотри, у нее свет горит. Она! – безапелляционно заявил мой дружок.

Калитка была открыта, и мы без стука вошли во двор. Я думал, Данила предложит мне подняться на крыльцо, а он потащил меня в сторону, за большой куст смородины.

– Постоим здесь. Послушаем! Голоса больно знакомые.

За столом сидели три человека: Наталья Сергеевна, Катенька красавица и Зенон-Наполеон. Рассказывал, заикаясь и растягивая слова Зенон.

– Жадность меня подвела…Оставил слегу, тяжело было икону тащить, думал так дойду… Представляете, в двух метрах от островка провалился в прорву.

– Ох! – испуганно вдохнула Катенька-красавица.

– Что делать? Пока не сильно увяз, снял рубаху, снял ремень, связал и кинул на куст можжевельника. Тоненькую веточку только и смог притянуть. А она треснула. Думаю, сильно потяну – оторву. И утонуть не дает, и на спасение шансов нет!

– Ох! И как же ты выбрался?

– Налейте стопочку, – попросил Зенон-Наполеон. Когда он выпил и закусил, рассказ продолжился. – Вдруг слышу, кто-то по болоту идет, да не один, а вдвоем. Ну думаю, Наталья Сергеевна – это твои Князь и кипчак каскадер. Мне же не видно из-за бугра, кто там? А это, дорогая моя женушка Катенька, твои племянники оказывается, тоже навострили лыжи в скит.

Я обиделся на Данилу. Небось знал, что Катенька красавица жена Зенона-Наполеона и, как сыч, молчал. А теперь будет утверждать, что первым об этом догадался. Ну не свинья ли он? Мог бы хоть мне одному об этом шепнуть! Ладно… А Зенон-Наполеон под водочку живописал дальше свои приключения.

– Во молодежь пошла, ничего не боится! А ведь утонуть могли, запросто!

– Сейчас! – забухтел у меня над ухом Данила.

– Ох, – снова вздохнула красавица Катенька. – и…

– Увидали они меня, и приняли за покойника. Взяли икону, и пошли обратно!

– Ох, а ты?

– А я что? Я же немой от рождения! Глазами хлопаю, рот открыл, кричу, да все бесполезно, ни одного звука не вылетает у меня из глотки. Они уходят, а я остаюсь. А черненький твой племянник, второму говорит: «Он живой». А второй знаешь, что ответил?

– Что?

– У мертвецов, мол, бывает – это посмертные судороги. Мышцы ослабли – рот открылся! Сейчас воды нальется и снова утонет. И так буду я тыщу лет, как поплавок, туда – сюда. А ведь видал стервец, что я ему моргаю, и даже мне в ответ подмигнул.

– Приукрашивает, собака! – зашипел возмущенно Данила. – Вот так спасай задарма. Еще будешь виноват!

Две дамы сидели, ни живы, ни мертвы. А Зенон продолжал:

– Меня бросили, а икону, главное не забыли забрать. О молодежь, о племя молодое с вывихом… А грамотные между прочим, знают, кто такой Андрей Рублев!

– А она, икона, правда Рублевского письма? – наконец мы услышали густой и низкий голос Натальи Сергеевны.

– Ох, тетя, не перебивай, пусть рассказывает, а то утонет, пока ты будешь спрашивать, – перебила ее красавица Катенька.

– Ту так вот, они ушли, а на меня такая безысходная тоска напала. Сижу по уши в тине и думаю – эти здесь у меня икону умыкнули. Там Катя, на поле, он – режиссер, глаз на тебя положил. А я в это время сижу по горло здесь, в болоте, и за тоненькую, сломанную веточку за жизнь цепляюсь.

– Ой, Зенончик мой! И как же ты спасся? – скупая слеза жалости скатилась по щеке красавицы Катеньки.

– Тебя вспомнил любимая, и потянул за веточку посильнее. Думаю, если любишь, веточка не должна оборваться, а если нет, то судьба у меня такая, утонуть в болоте. И я потихоньку выполз.

– Вот видишь, как я тебя люблю, – чмокнула его в щеку Катенька. – Бог мои молитвы услыхал.

– А как ты Зенончик, немой от рождения, заговорил? – спросила его родная тетя – Наталья Сергеевна.

Зенон кинул в наш с Данилой огород, в огород своих спасителей огромный камень.

– Стервецы эти ребята, твои племянники Катенька, зря ты, тетя, взяла их на роль. Когда они уходили, мне слегой, два раза по голове саданули. У меня речевой клапан видно и открылся.

Рядом со мною рассерженным гусаком шипел Данила.

– Вот, гад брехливый. Если бы я тебя два раза слегой по кумполу съездил, ты бы давно подводной лодкой на дне болота лежал. Ладно, еще не вечер.