Путь на восток (СИ) - "Эфемерия"

Не зная, что ответить на последнюю странную реплику, я неопределённо пожимаю плечами.

Диалог неизбежно заходит в тупик — молчание повисает в воздухе словно туго натянутая гитарная струна. В зловещей тишине заброшенной квартиры не слышно не единого звука, кроме едва уловимого рычания тварей по ту сторону входной двери.

Они не уходят. Продолжают топтаться на лестничной площадке подобно плотоядным стервятникам — и с каждой минутой надежды выбраться отсюда живыми неизбежно тают.

Но открыть дверь и броситься в бой — всё равно что подписать себе смертный приговор.

Их слишком много. Нас слишком мало.

Но круглый солнечный диск ещё стоит в зените, заливая пыльную мёртвую гостиную ярким светом — и пока что время на нашей стороне.

Откинувшись на спинку мягкого дивана, я снова прикрываю глаза.

Очевидно, мне всё-таки удалось задремать.

Сквозь прерывистый тревожный сон я вдруг ощущаю прикосновение тёплых пальцев к собственной руке, всё ещё лежащей на гладком стволе автомата. Резко распахиваю глаза — и встречаюсь взглядом с хреновым героем, который почему-то перебрался на мой диван и теперь сидит недопустимо близко.

Черт бы его побрал.

— Извини, что разбудил, — он поспешно отдёргивает руку и отодвигается подальше, возвращая необходимую социальную дистанцию. — Но нам нужно что-то предпринять… Они не ушли. А солнце скоро сядет.

Oh merda.

Похоже, я проспала несколько часов.

Теперь гостиная окрашена в золотисто-багряные тона заходящего солнца. И теперь спасительного времени больше нет. Если нам не удастся выбраться отсюда в самое ближайшее время, мы будем обречены на медленную мучительную смерть от жажды и голода. Или будем вынуждены пустить себе пулю в лоб, как хозяин квартиры, утративший веру в Бога и в спасение.

— Пошли, — я резко поднимаюсь на ноги, одновременно убирая за спину автомат, и решительно направляюсь в сторону коридора.

Тихо приблизившись к запертой входной двери, я отодвигаю в сторону круглую заслонку глазка — и с губ против воли слетает тяжёлый вздох.

Проклятые заживо гниющие твари не просто не ушли. Их стало ещё больше.

Всё крохотное пространство лестничной площадки забито ими до отказа — словно за то время, пока я спала, мертвецы успели позвать собратьев.

Нет, этот путь однозначно отрезан.

Но есть ещё один вариант.

Быстро вернувшись в гостиную, я подхожу к окну и отдёргиваю в сторону тонкий полупрозрачный тюль. Немигающий пристальный взгляд упирается в соседнее здание, расположенное совсем близко — расстояние не больше полутора метров.

Вдобавок противоположный дом не достроен — вдоль кирпичной стены тянутся строительные леса, доходящие до четвёртого этажа.

Рискованно. Очень. Но выбора нет.

Даже если не повезёт — умрём быстро и без лишних мучений.

— Будем прыгать, — решительно заявляю я и резко распахиваю окно. — Вон туда, на строительные леса.

— Уэнсдэй… — хренов герой вдруг отшатывается назад как от огня. — Я не думаю, что это хорошая идея. Давай лучше подождём. Может, они всё-таки уйдут, а мы потом доберёмся до машины и догоним остальных.

— Что ты мелешь? — обернувшись через плечо, награждаю его ледяным уничижительным взглядом. — Никуда они не уйдут.

— Я не стану прыгать, — проклятый Торп как всегда демонстрирует чудовищное непоколебимое упрямство.

Вот только он ведёт себя… странно.

На лице явственно угадывается плохо скрытое выражение растерянности, руки поминутно сжимаются в кулаки, пока Ксавье продолжает отступать вглубь гостиной, глядя на открытое окно заметно расширенными глазами.

И куда только подевалась его вечная безрассудная смелость?

— Ты что… — меня мгновенно осеняет догадка. — Боишься высоты? Серьёзно?

— Ничего я не боюсь, — хренов герой морщится с наигранным безразличием, мгновенно подтверждая мои предположения. — Просто это совершенно идиотская затея.

Мне почти становится смешно.

Гордый и смелый рыцарь без страха и упрёка, бросающийся в гущу сражения, чтобы героически спасти едва знакомую девушку. Готовый поделиться собственной кровью, уверенно раздающий приказы, решающий всё за других… И тут такая неожиданность.

Несмотря на напряжённость ситуации, уголки моих губ дёргаются в слабом подобии усмешки.

— А твои кретины знают, что ты трясёшься как девчонка, оказавшись выше второго этажа? Вы поэтому поближе к земле жили? — я выразительно изгибаю бровь, откровенно наслаждаясь его смятением.

— Иди к черту, Аддамс, — Ксавье хмурится с нескрываемой досадой. — Если хочешь, прыгай одна. Я выберусь другим способом.

Но мы оба прекрасно знаем, что другого способа нет. Остаться здесь, ровно как и попытаться прорваться через лестничную площадку — чистой воды самоубийство.

Впрочем, если чертов идиот хочет героически погибнуть в бою с мертвецами, почему я должна его останавливать?

Мне нет до него никакого дела.

Как и до остальных скудоумных кретинов.

— Как хочешь. Прощай, — я поворачиваюсь обратно к окну и упираюсь ладонями в широкий белый подоконник, выискивая глазами наиболее удачное место для приземления.

Проржавевшие строительные леса вовсе не выглядят слишком надёжными — доски на них явно успели прогнить. Но мой вес даже в лучшие времена не превышал сорок пять килограмм, а теперь и подавно.

Должно получиться.

Непременно должно.

Сделав глубокий вдох, я взбираюсь на подоконник и мысленно считаю до трёх. Все мышцы рефлекторно напрягаются, адреналин струится на артериям, сердцебиение учащается.

Сейчас или никогда.

Но странное чувство глубоко внутри отчаянно противится моему решению бросить доморощенного героя на верную гибель. Неприятно свербит в груди, царапая тупым зазубренным ножом, не позволяя покинуть наш общий смертельно опасный капкан.

Чертов Торп ведь меня не оставил. Тогда, на их захолустном ранчо… Хотя мог бы. Мы ведь никто друг другу, он не обязан был мне помогать — но помог, рискуя собственной жизнью.

А потом сделал это снова, не позволив подохнуть от внушительной кровопотери.

Oh merda, и откуда в моей голове подобные мысли? Неужели идиотский альтруизм передаётся воздушно-капельным путём или через переливание крови?

— Нет, — я резко спрыгиваю с подоконника обратно в гостиную. — Мы сделаем это вместе, и даже не вздумай со мной спорить.

— Уэнсдэй, ты не понимаешь… — разумеется, он спорит. Ожидать иного было бессмысленно. — Я не смогу. Это точно.

— Трусость тебе не к лицу, — не утруждая себя проявлениями тактичности, я подхожу ближе и останавливаюсь напротив Торпа. Скрещиваю руки на груди и пытаюсь поймать его взгляд — но он, вопреки обыкновению, отводит глаза. Хм. Что-то новенькое.

— Дело не в этом, Уэнсдэй, — бормочет хренов герой странно севшим голосом, машинально потирая переносицу двумя пальцами и упорно не желая посмотреть мне в глаза. — Просто… Когда я был ребёнком, моя мать выпала из окна.

Oh merda, только не проработанных детских травм нам и не хватало. Но разозлиться у меня почему-то не выходит — вместо этого я внезапно ощущаю смутный укол вины за недавние резкие слова.

— У нас в доме было полно прислуги, но окна в своей мастерской она всегда мыла сама… — продолжает рассказывать Ксавье, хоть я об этом и не просила. Отступив ещё на пару шагов назад, он опускается в кресло, ссутулив плечи и потупив взгляд в пол. — Это была дурацкая нелепая случайность, она вдруг оступилась… Но упала не сразу, успела схватиться за подоконник. Я пытался помочь ей. Пытался втащить обратно, но не смог… Мне же было шесть. Она не умерла, нет… Но навсегда осталась прикованной к инвалидной коляске, перестала рисовать… Перестала быть собой.