Путь в Иерусалим - Ян Гийу

И в долгих разговорах, которые начались между мужчинами, в то время как их женщины и дети с нетерпением ожидали в санях, постепенно замерзая, Магнус тщательно подбирал слова. Он признал то, что Эрик сын Эдварда гостил в Арнесе непосредственно перед убийством, но указал и на то, что жена Эрика Кристина причинила много неприятностей своими притязаниями на Варнхем. Таким образом, его род был и за, и против Эрика сына Эдварда.

Он признал то, что Сигрид была очень дружна с конунгом Сверкером, но его собственный норвежский род конунг Сверкер ни в грош не ставил. Так что его род был и за, и против рода Сверкера.

Другие высказывались более ясно, казалось, что большинство выступает за род Сверкера. Магнус не хотел видеть в ком-либо из присутствующих будущего врага. Что бы ни случилось, это было бы неразумно. Тех врагов, которых человеку посылает Бог, придется рано или поздно встретить с мечом в руке, невзирая на все церковные проповеди.

По дороге домой он был мрачен и, когда они приближались к Арнесу, начал беспокойно оглядываться, словно уже ожидая завоевателя, хотя снег все еще защищал Арнес от всех вторжений с севера и востока.

По возвращении он тут же приказал подбросить дров в кузнечные горны и поставил к мехам и наковальням всех рабов-кузнецов, чтобы они успели выковать как можно больше наконечников для стрел и копий. То грубое железо, которого в Арнесе было в избытке, не годилось для ковки мечей.

Уже на следующий день Магнус снарядил в Ледесе две пары больших саней для закупки всего, что могло понадобиться в предстоящей войне.

Зима лишь постепенно выпускала Арнес из своих ледяных объятий, и сюда не доходили известия о дружинах, которые снаряжались в Восточном Геталанде или Свеаланде, поэтому настроение Магнуса улучшилось, и в кузницах и плотницких перешли к ежедневным, обычным занятиям. Кроме того, Сигрид успокоила его, сказав, что война едва ли придет к ним в Арнес. Если Эрика сына Эдварда выбрали конунгом свеев, а Карла сына Сверкера — королем Восточного Геталанда, то сначала придется бороться между собой этим двум областям. Здесь, в Западном Геталанде, им останется лишь последовать за победителем.

Магнус согласился с ней лишь наполовину. Он считал вполне возможным, что один из двоих претендентов сначала обратится к Западному Геталанду, чтобы получить еще одну из трех корон, которыми так Хотел завладеть Эрик сын Эдварда. И тогда придется на что-то решиться. Если с этим сперва придет Эрик сын Эдварда? А если первым пожалует Карл сын Сверкера? Оба варианта были вполне возможны.

Сигрид считала, что в любом случае ничего не изменишь, сидя в Арнесе, попивая пиво по вечерам и рассуждая. Раньше или позже все станет ясно, и тогда, но только тогда, придет время определиться. Магнус пока удовлетворился этой мыслью.

Но когда с крыш капало уже неделю и льды начали таять, в Арнес пришла беда, значительно большая, чем если бы приехал один из двух королей и стал требовать клятвы верности.

Жизнь мальчиков текла теперь спокойно, с соблюдением строгой дисциплины, поскольку послушник Эрленд вернулся в Арнес. С рассвета и до вечерней молитвы их в основном держали в углу зала в длинном доме, где Эрленд вбивал науку в их упрямые маленькие головы. Оба мальчика считали свой труд рабским, поскольку текстов, которые послушник привез с собой из Варнхема, было немного и они касались в основном вещей, которые совершенно не интересовали в Западном Геталанде ни маленьких мальчиков, ни даже взрослых мужчин. Большинство книг представляли собой скучные философские труды. Но цель заключалась не в том, чтобы научить детей философии, для этого они были еще слишком малы, а в том, чтобы они затвердили грамматику. Без грамматики нет учения, без грамматики мир закрыт для понимания, повторял Эрленд, и мальчики, вздохнув, снова склоняли свои маленькие головки над чтением.

Эрленд не роптал на свою судьбу. Однако и ему казалось, что Бог призвал его для более серьезного дела, чем пытаться вбивать знания в непослушные мальчишеские головы. Но он никогда не осмелился бы ослушаться досточтимого отца Генриха. Иногда он с грустью думал, что это задание — лишь тяжкое испытание, которое он должен вынести, или наказание за грехи, совершенные им в мирской жизни, до того, как на него снизошло откровение.

Но день отдыха был священен и для мальчиков. В воскресенье они выскакивали на улицу после утренней молитвы и исчезали из виду, как юркие белки. Магнус и Сигрид предоставляли их самим себе, не желая замечать, что братья проводят этот день не в покое и размышлениях, как предписано Богом.

У Коля, сына раба Сварте, была ручная галка, которая сидела на его плече, куда бы он ни пошел, и он обещал Эскилю и Арну, что они вместе будут ловить маленьких галчат, как только птенцы, выведшиеся в этом году, достаточно подрастут и их можно будет вынуть из гнезда на башне.

Они только что залезли наверх, чтобы посмотреть, сколько там гнезд и сколько уже лежит яиц в гнездах. Оказалось, что яиц еще нет, но они видели, что галки начали обустраивать гнезда, и это выглядело многообещающе.

Эскиль захотел посадить галку себе на плечо и потребовал, чтобы Коль одолжил ему птицу, а тому, естественно, нечего было на это возразить, хотя он и сказал, что галка может испугаться чужака.

Как и опасался Коль, галка внезапно покинула плечо Эскиля, взлетела вверх и уселась на самом краю башни, словно обозревая открывшиеся перед ней просторы и размышляя о том, не покинуть ли ей свою неволю. Эскиль ничего не мог сделать, потому что боялся высоты. Коль не двигался, чтобы не спугнуть галку. Тогда Арн осторожно подполз к краю башни, пытаясь достать веревку, которой была обвязана лапка галки. Однако он не дотягивался до нее, и ему пришлось залезть на обледеневший проем в башне, встать на цыпочки и тянуться все дальше и дальше. Когда он достал веревку и слегка дернул за нее, галка с криком взлетела и словно потянула его за собой вниз, в пропасть. Испуганным мальчикам показалось, что прошла вечность, прежде чем они услышали глухой звук внизу, куда упал Арн.

Скоро весь Арнес наполнился криками и стонами. Безжизненное тело Арна осторожно принесли на носилках в поварню, которую только что покинула после лечения Суом. Когда его положили, стало ясно, что надежды нет. Арн был бледен, лежал без движения и не дышал.

Прибежав из длинного дома, Сигрид была совершенно вне себя, как и любая другая мать, которой бы сказали, что ее сын упал и разбился. Но, увидев Арна, Сигрид внезапно остановилась, замолчала, и лицо ее выразило сомнение. Это не могло быть правдой. Арн не мог умереть таким молодым, в этом она была убеждена с того самого момента, когда увидела, что он родился в рубашке.