Саня или двойная свадьба - Марина Львова

В пятницу после обеда Мила достала из сумки ключи и деньги, протянула мне и попросила пойти купить продукты.

— А ключи мне зачем?

— Саша, тебе нужно больше спать по ночам и меньше работать. Ты же совсем спишь на ходу. Я же тебе только что сказала.

— Мила, прости, я, действительно, немного задумалась.

— Вот тебе деньги и адрес, купи немного продуктов и отвези на квартиру начальнику. Он сегодня поздно вечером приезжает из командировки, а дома нет ни крошки еды.

— А почему я?

— Мне сейчас нужно ехать отвозить смету нашего бюджета на следующий год. Сама понимаешь, я не успею.

— Я не могу понять одно: сколько можно делать вариантов одного и того же документа? На моей памяти это уже третий.

— Четвертый, — поправила меня Мила и пристально посмотрела мне в глаза.

— Ну почему все пользуются моей добротой и беззащитностью?

— Это ты у нас беззащитная?

— А что?

— Да нет, просто я уточняю, чтобы в будущем не ошибиться. Раз ты у нас такая добрая — помоги мне в последний раз. Тем более, что для тебя вчера в дом был притащен огромный рулон ватмана.

— Это уже шантаж.

— Долг платежом красен. Ну, не вредничай.

— Ты еще и свои деньги дала?

— Нет, я их забрала из премии, которую выплачивала вам в понедельник. Максим не успел получить. Что тебя еще интересует? Может быть хватит тянуть время? Скажи мне прямо: ты идешь или не идешь?

Тяжело вздохнув, я согласилась. Откуда я могу знать, что ест наш шеф? Честно говоря, к еде он непривередлив, обычно ест все, что ему дают. Что бы мне хотелось съесть на ужин, если бы я поздно вечером приехала домой из командировки? Яблоко и кусок колбасы с хлебом. Последнее время Мила все уши мне прожужжала о рациональном питании, калорийности и усвояемости пищи. Ее послушать — так можно подумать, что питание это искусство. По крайней мере, о еде она говорит с воодушевлением и душевным трепетом. Она мне рассказывала, что на свадьбу ей подарили кулинарную книгу Елены Молоховец. Мужа часто по вечерам не бывало дома, вот она и читала ее, а потом стала пробовать готовить разные вкусности. А еще говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Какой тут путь, кулинарными способностями Милы можно проложить широкую столбовую дорогу. А может быть у него сердца совсем не было? Мила считает себя некрасивой, но только слепой не может заметить, как загораются у нее глаза, как сверкают они, освещая ее лицо, когда она начинает рассказывать о чем-то интересном, хотя бы даже о своей кухне. Она же просто преображается. Жалко только, что на своем пути она встретила такого подлеца.

Ругая на чем свет стоит разных женатых и неженатых проходимцев, я тем временем обошла несколько продуктовых магазинов и набила сумку продуктами. Хотелось бы мне видеть его физиономию, когда, вернувшись домой из командировки, он открыл свой холодильник в поисках чего-нибудь съедобного и обнаружил там маленькую баночку красной икры, какой-нибудь заморский фрукт со сложным названием и крошечный импортный тортик, цена которого превышает нашу с Милой зарплату, а рядом я бы оставила огромную записку, из которой мой любимый начальник узнал, что я потратила все его деньги до последнего рубля, и до зарплаты у нашего бухгалтера ничего не получит. Вот это была бы месть! Мечты, мечты! Но даже при моем вредном характере, конечно же, такого я никогда не сотворю. Так: сосиски, хлеб, сыр, кефир, макароны (кто знает, есть ли у него какая-нибудь крупа дома на гарнир), на первое время хватит. По крайней мере, до утра доживет. Теперь можно отправляться на квартиру шефа. Даже интересно, как он живет.

Жил он в обычном кирпичном доме в одном тихом московском дворике. У подъезда на лавочке сидели старушки, провожающие внимательными взглядами всех входящих и выходящих. С независимым видом я прошла в подъезд, неся в руках тяжелую сумку. Теперь у бабулек будет повод пообсуждать меня: куда прошла, к кому и с чем. Целый вечер это обсуждать можно. Хотя, я не совсем права, теперь бабушки больше обсуждают героев телесериалов. Перед дворовой скамеечной критикой они совершенно беззащитны. Наши боевые старушки дружно набрасываются на заморских героев и критикуют их вдоль и поперек. Молодым теперь полегче стало: теперь и длину юбок, и покрой брюк, и прически уже не так сурово обсуждают. Чего возмущаться, когда в «Санта-Барбаре» и не такое увидишь?

Ключ от квартиры мне показался на удивление тонким, но замок был большой. Я прошла в квартиру и осторожно прислушалась. В последний момент мне померещилось, что мой начальник здесь, в своей квартире, но мне это только показалось, когда я вторглась на площадь моего мучителя.

Пол был довольно чистый, поэтому я скинула свою обувь и прошла на кухню. Как и предполагала Мила, в холодильнике было пусто, кроме банки горчицы и нескольких штук яиц на стенке холодильника, внутри не было ничего.

Я аккуратно разложила продукты на полочках, захлопнула дверцу холодильника и вернулась в коридор. Немного помедлив, я все-таки заглянула в комнату. Комната была просторной и на первый взгляд почти пустой. Кроме большого шкафа с книгами, дивана и телевизора в углу там ничего не было. Я уже направилась к выходу из комнаты, когда заметила у противоположной от входа стены странный стеллаж. Он занимал всю стену от пола до потолка, был сделан из дерева и был не очень глубоким. Я подошла ближе, на деревянных полочках лежали камни, но не те, которые можно встретить на улице, а яркие, необычайно красивые куски и обломки. Одни камни были прозрачные, другие с прожилками самых невероятных цветов. Такого разнообразия оттенков мне никогда не довелось видеть. Камни были холодными наощупь, но быстро согревались в руке, некоторые из них переливались, казалось, что они меняют свой цвет. В самом центре одной из полок я увидела каменную картину. В рамке, укрепленной на подставке, между двух прозрачных стекол был насыпан разноцветный песок и налита какая-то жидкость. Вверху под самым краем рамки скопились маленькие пузырьки воздуха. Желтовато-красный песок с зелеными вкраплениями образовывал причудливый пейзаж. Я увидела горы, поросшие лесом, и ущелье, по которому тек бурный пенящийся поток. Я погладила рамку картины рукой и увидела, как пейзаж начал меняться: стали осыпаться горы. Теперь стало понятно, почему картина была укреплена на вращающейся подставке. Я перевернула рамку и стала наблюдать, как осыпающийся песок начал образовывать новую долину, и горы, и облака. Пузырьки воздуха, стремящиеся подняться наверх, удерживали некоторое количество песка, который тоненькими струйками просачивался между пузырьками воздуха и стекал вниз, рисуя новый причудливый пейзаж.