Друзья - Ольга Резниченко

— Да так… Рояль нашла?

— Угумсь…

— Он достался мне от мамы.

(вдруг отозвался Марат, тут же разуваясь и проходя на кухню)

Забрал к себе, сохранил — как память о ней.

А затем, как-то раз решил все же взяться за эту "арифметику". И пошло-поехало…

(несмело, от неловкости улыбнулась: значит, его мама умерла?)

Черт. Нужно сменить тему — не хочу мозолить старые раны…

…

— Будешь кушать? Сварить тебе пельмени?

— А?… нет, спасибо. Я уже перекусил.

(замялся на мгновение)

Прости. Привычка…

Обещаю, завтра будем ужинать вместе.

Идет?

— Идет.

(машинально, на радостях закивала я головой;

черт, и чего я так улыбаюсь, как дурочка??

— рада, безумно рада его видеть)

— Давай, я подожду. Покушаешь — и мы поедем по твои вещи, а потом — в магазин.

— Да ладно. Я сейчас же мигом соберусь — и можем…

— Патти…

(с негодованием протянул мое имя)

— Что?

(обиженно, испуганно прошептала я,

едва не краснею)

— Покушай. А затем только мы поедем. Ясно?

(несмело улыбнулась;

молчу)

— Да уж… учить и учить тебя… себя любить.

(невольно рассмеялась я)

— Это бесполезно.

— Посмотрим…

Глава Двадцать Четвертая

И всё-таки, наверно, зря мы не поехали сперва за продуктами…

… Я же знала, что мать сейчас дома. И то, что начнется — явно душу на месте не оставит.

…

— Мне, может, с тобой подняться?

— Не, нет. Не нужно.

Жди, пожалуйста, здесь…

…

Тяжелые шаги по лестнице верх. Глубокий вдох — и позвонить в дверь.

Рык, стук, щелчки…

А вот и заплаканное, замученное…

(эээ, о чем это я???)

Злое лицо матери.

— О, явилась. Одумалась?

(молчу, молчу — ибо будет только хуже)

Быстрые шаги (на ходу разуваясь, выскакивая из своих шлепанцев), иду, рвусь в свою комнату.

— Ты что это задумала?

(и снова глубокий, шумный вздох — вместо слов, едва сдерживаюсь)

Достать из дивана пакеты, сумки, рюкзак…

Распахнуть комод…

— Я тебя спрашиваю!! Что это ты задумала???

(резкое (её) движение, шаг ближе —

инстинктивно отдернулась, пригнулась я, но удара так и не последовало)

— Ничего, — (сухо, едва слышно шепчу). — Я поживу пока у друга…

— КАКОГО ДРУГА??? ТЫ что??? ЧОКНУЛАСЬ??? Что ты несешь?? АУ, Патриция! ОЧНИСЬ!

— У такого, кому я нужнее, чем тебе.

Резкая пощечина.

(инстинктивно схватилась я рукой,

прижалась (холодной) ладонью к пылающему (от боли) месту)

Гневный взгляд ей в глаза.

Тяжелая тишина. Молчание.

(еще секунды — и разворот:

я принялась дальше собирать свою одежду…)

Вдруг рывок — и дернула из моих рук пакет,

(порвался тот — вещи посыпались на пол)

— Что ты делаешь??? — не сдержалась (в этот раз) я от крика,

тут же рявкнула ей в лицо. — НЕ ЛЕЗЬ КО МНЕ, И К МОИМ ВЕЩАМ!

ЯСНО??

— А НУ БЫСТРО ПРИШЛА В СЕБЯ!

Что ты вытворяешь? Какие вещи? Какой друг???

Что ты делаешь… со мной? А??

— МАМА!

(глубокий, шумный вдох, сдерживая ругательства)

Я НЕ БУДУ ДЕЛАТЬ АБОРТ!

ПОНЯЛА?

Хоть убей меня здесь, а я на такое — НЕ ПОЙДУ!

Хочешь выгнать меня из дома, между прочим, из моего тоже, дома — ВЫГАНЯЙ. Не гордая — УЙДУ!!!

Но бить не смей, и нервы трепать тоже.

Я НЕНАВИЖУ все те дни, проведенные здесь…

Одна только ненависть, нервотрепка, поучения и УНИЖЕНИЯ -

Вот что ты мне подарила за все эти годы! ВОТ!!!

Я БОЛЬШЕ ТАК НЕ МОГУ!!!

НЕ МО-ГУ!

И НЕ ХО-ЧУ!

ДОСТАЛА!

ХВАТИТ!!!

Я ухожу. Буду жить отдельно,

где угодно, только не в этом аду. Только не здесь. Не с тобой. Не под одной крышей.

…

… разворот — взять новый, целый пакет, сгрести в кучу свое шмотье, запихнуть его в целлофан…

… набить сумку всяким хламом.

Уложить ноутбук.

Белье, футболки, шорты…

Ну что — три торбы… — и весь мой багаж? И вся моя жизнь?

(беглый, едва заметный взгляд на мать — молчит, плачет, глотает мысли, гнев и слезы)

Молчи. Уж лучше молчи — чем…. чем сделаешь только хуже.

Схватила сумки — и в коридор.

Вскочить в шлепанцы — да долой.

— ПАТТИ! — отчаянно закричала мне в спину.

Поздно, мама.

Поздно уже что-то говорить, кричать, решать,

… менять.

Свою ты сторону выбрала — и она явно… не единая с моею.

Глава Двадцать Пятая

— Патти… Говорил же… пойти с тобой. Сумки — не легкие…

— Та где там… килограмма три если и будет, то…

— Ой, не рассказывай мне… — (мило, шутливо (хотя и как-то боязно, неловко) улыбнулся). — Так, стой.

(отдернул меня за рукав, заставил посмотреть в лицо)

— Что?

— Пообещай, что тяжелое таскать не будешь!

ммм… тяжелое и "не очень тяжелое".

(вновь улыбнулся —

черт, даже такое ужасное состояние, как то, в котором я сейчас нахожусь, Марат умеет ловко перевернуть, сгладить всё,

… успокоить меня,

поднять настроение)

Несмело (невольно) улыбнулась я в ответ.

— А полотенце хоть… можно в руки брать? Или оно тоже — из разряда "запретных тяжестей"?

(скривился, шутливо играя злость)

(знаю, догадываюсь, о чем он сейчас подумал: мол, для тебя, дурочка, стараюсь, для твоего малыша —

черт! и что я из себя строю?)

— Да, полотенце тоже нельзя.

(всё же подыграл мне — спасибо)

— Ну-ну…

Ладно, обещаю…

Только теперь… тебе придется меня с ложки кормить. Она же… ведь… тоже — тяжелая?

(расхохотался)

— Зря ты так сказала. Ведь если поймаю на слове — то уже не отвертишься, и не отмолишься…

— На рынок?

— Патти, да какой уже рынок? Время.

Поехали в супермаркет…

— Так, может, еще что взять?

— Сейчас, дай подумаю… соль, сахар, масло подсолнечное, масло сливочное, мука, гречка, макароны…