Вызываем огонь на себя - Овидий Горчаков

Аэродром вышел из строя на целую неделю. Немцы ремонтировали взлетно-посадочные полосы. Дымило осиное гнездо. Уцелевшие «осы», меченные свастиками и черными крестами с осино-желтыми обводами, улетели на запасные аэродромы в Брянск, Шаталово, Шумячи, Рогнедино, Олсуфьево, Понятовку. Но разведчики и там их нашли, и наши самолеты накрыли вскоре и запасные аэродромы. Над авиабазой теперь барражировали десятки «мессеров» и «фоккеров». После первой большой бомбежки полковник Дюда и майор Арвайлер тщательно продумали маскировку авиабазы. Уже на следующий день полякам приказали размалевать крыши ангаров под лесопосадки и посадить по бокам настоящие елки и березы согласно единому рисунку. В последующие дни они покрасили отремонтированные взлетно-посадочные полосы в цвет травы, изобразили проселочные дороги, пересекающие невинное с виду поле. Вся маркировка, все цифры и знаки были закрашены. Затем на аэродроме поляки построили по плану маскировщиков крыши деревянных изб, амбаров и сараев. Похоже было, что они готовили театральные декорации для съемки какой-нибудь кинодрамы. Ходил даже слух, что Дюда приказал подрывникам изменить взрывами русло речушки.

Самолеты, которые вернулись с запасных аэродромов, были теперь рассредоточены на большой площади и тоже замаскированы сетями и срубленными деревцами. Из лагерей Рославля и Брянска Вернер пригнал рабочее пополнение — около тысячи пленных — и заставил этих умирающих с голоду людей рыть котлованы под новые бомбоубежища, офицерские и солдатские. Словом, Сеща готовилась к настоящей войне. Поляки днем спустя рукава работали на немцев, а ночью засучив рукава составляли новые, скорректированные планы, отмечая все маскировочные художества, все перестановки и новое расположение частей и самолетов.

В августе налеты продолжались. Раз сещинские мальчишки насчитали семьдесят наших самолетов. Теперь штурманы точно наводили прицел, нажимали спуск бомбосбрасывателей. Черный град бомб сыпался из бомболюков на самые уязвимые места на авиабазе. Поляки регулярно пересылали в лес данные о потерях гитлеровцев, обо всех изменениях на авиабазе, бесстрашно вызывая на себя бомбовые удары.

Наши самолеты прилетали чаще под вечер.

— Опять вечернее благословение! — еще пробовали шутить немцы, услышав вой сирен.

Подпольщики чертили планы то на одной квартире, то на другой после ночной смены, в рабочие часы, когда гитлеровцы были заняты на аэродроме и не шныряли по поселку. В первое время поляки нередко заходили к портному Афанасию Калистратовичу Морозову, которого они с легкой руки Люси Сенчилиной прозвали Дедом-Морозом.

…Вся четверка остановилась у бывшего детского сада напротив дома, занятого гестаповцами, как раз тогда, когда из дома вышел с приятелем полицай, живший по соседству с Аней.

— Алло, полицай! — окликнул его Ян Маленький с небольшим свертком в руке. — Портной Калистратыч здесь живет?

— Так точно! Яволь! — ответил пьяноватый полицай, становясь в струнку. — Только, пан, Калистратыч немецкое военное платье не умеет шить-с.

— Мне цивильное надо шить-с, — ответил ему Ян Маленький на ломаном русском языке, невольно передразнивая полицая. — Можешь идти.

Дождавшись, пока полицаи скрылись из виду, Ян Большой бросил окурок сигареты и скомандовал:

— Д'Артаньян! Со мной! Арамис и Атос, ты дуй за угол, а ты стой у гестапо. Чуть что — предупредите нас.

Минут через пять Дед-Мороз уже снимал мерку с Яна за занавеской в «примерочной».

— Так… Тут семьдесят. Пятьдесят два. Двадцать четыре, — громко, чтобы слышали соседи, говорил, орудуя сантиметром, Анин отец. — Плечи по моде широкие, на вате. Вам брюки пошире? Хотите клеш? Не извольте сомневаться — костюмчик будет, как в Варшаве.

Аня молча подала Яну Большому лист, склеенный из листков серой школьной тетради. Сидя в «примерочной», Ян Большой положил бумагу на гладильную доску и быстро вычерчивал очередной план.

— Здесь новея батарея, — шептал ему Ян Маленький. — Бочки с горючим передвинули сюда, слева от воронки. Впрочем, воронка тут ни при чем…

Аня, остановив долгий взгляд на Яне Маленьком, слушала польскую речь. Отец ее, Дед-Мороз, занимаясь клиентом, видел краем глаза, как она бросила быстрый взгляд в подслеповатое зеркало на стене, поправила прядь на лбу и тут же сердито взъерошила темно-русые волосы — не до этого, мол, сейчас.

— А вот сюда, Аня, — тихо сказал Ян Большой, — нам не удалось пройти. Нас ведь тоже не всюду пускают.

Дед-Мороз перевел взгляд с Яна Маленького на дочь. Может, просыпающееся чувство к этому поляку прочел он в глазах дочери? Он вспомнил, как он возмущался Анькой, когда та, вернувшись осенью в эти места, уговаривала его и мать вернуться в Сещу. «Под бомбы?! На немца работать?!» А она, Анька, вот чем теперь занимается, страшно рискует сразу шестью головами!..

— Дети вы еще! — тихо прошептал в усы Калистратыч. — Ну, вот и все! Как в Варшаве!..

Так, под руководством Ани Морозовой, поляки организовали на Сещикской авиабазе подпольный пост наведения советских самолетов на важнейшие объекты базы. Работал этот пост бесперебойно, незаметно для гитлеровцев, нанося им тягчайший урон.

Сняв в свободное время нарукавные повязки, д'Артаньян и «мушкетеры» ходили порознь вокруг аэродрома, высматривая, примечая, вступая в разговоры с незнакомыми солдатами, которые неизменно принимали их за своих — познанцы отлично знали немецкий язык. Немцы нередко выбалтывали им все, что знали.

— Нам сильно повезло, — говорил Ян Маньковский, — что швабы выдали нам форму люфтваффе. Вообще-то рабочих Организации Тодта одевают в обмундирование оливкового Цвета из цейхгаузов бывшей чехословацкой армии.

— Так ведь это благодаря твоей забастовке, — сказал Горкевич, — получили мы эту форму…

Сведения на явочные квартиры в Шушарове, Алешинке, Калиновке сначала носила Вера Молочникова. Записки с разведданными она вклеивала в свои кудрявые черные волосы. Вместе с Резедой Вера переправила в лес еще несколько военнопленных красноармейцев, бежавших из сещинского лагеря. Девушки их прятали сначала в развалинах домов, а потом переодевали и отводили в Сердечкино.

Когда Вере пришлось бежать в лес — переводчик Отто Геллер заподозрил прачку в краже патронов в казармах, — ее заменили сама Аня Морозова, Люся Сенчилина, Мария Иванютина, брат и еестра Кортелевы…

Случалось, что связные, пробиравшиеся к подпольщикам из леса, натыкались на засады гитлеровцев и погибали. Тогда старые связи надолго рвались, завязывались новые. Велики были опасности, подстерегавшие связных в «мертвой зоне» и на подступах к ней.