Популярные лекции по атеизму - Владимир Алексеевич Карпушин

редкие благовония. Вплоть до последних веков существования Римской империи покоренные ею народы были лишены каких бы то ни было политических и гражданских прав. Даже правящая верхушка в завоеванных государствах в отношениях с императорской властью обладала не бóльшими правами, чем раб в отношении к господину. Естественно поэтому, что римские провинции были подобны вулкану, всегда готовые разразиться очередным освободительным восстанием.

Вождь восставших рабов Евн судит рабовладельцев.

Худ. В. А. Кокорев.

Особенно сильны были освободительные тенденции в азиатских провинциях Рима и в Египте, где рабовладельческие отношения, начавшие развиваться гораздо раньше, чем в Риме, к этому времени исчерпали свои возможности, и где поэтому культурный, политический и экономический гнет ощущался особенно сильно.

Положение в Иудее

Наиболее уязвимым из всех азиатских владений Рима была, пожалуй, маленькая Иудея. Расположенная на перекрестке торговых и военных дорог, она то и дело подвергалась нападению со стороны то одного, то другого завоевателя. Но народ Иудеи никогда не находился под чужестранным владычеством настолько долго, чтобы перестать надеяться на освобождение. Подвергавшееся двойному гнету (со стороны Рима и собственных эксплуататоров), население Палестины представляло собой благодатную почву, на которой пышно произрастали бунтарские антиримские настроения.

В 66 году н. э. в Иудее вспыхнуло народное восстание, направленное против римского владычества. Ио силы повстанцев были явно недостаточны. И это восстание, получившее название Иудейской войны, было подавлено с присущей римлянам жестокостью.

Казнь восставших рабов.

Худ. В. А. Кокорев.

Спустя почти 70 лет, в 137 году, вспыхнуло другое восстание, также потерпевшее поражение. В результате этих поражений к революционным бунтарским настроениям примешивается изрядная доля пессимизма, уныния и безнадежности. Потеряв уверенность в возможности избавиться от эксплуатации своими собственными силами, угнетенные эксплуатируемые массы все более начинают возлагать надежды на пришествие сверхъестественного спасителя, готового отомстить угнетателям и установить царство справедливости на земле. Каждая новая вспышка и каждое новое поражение усиливают эту пессимистическую тенденцию.

Подобные настроения были характерны не только для иудеев. Они охватили к этому времени широкие слои рабов и эксплуатируемых, от Италии до самых отдаленных уголков Римской империи. В значительной степени это объяснялось поражением знаменитого восстания рабов и свободной бедноты под руководством Спартака (74–71 годы до н. э.), потрясшего римское общество задолго до Иудейской войны. Поражение восстания Спартака и других выступлений народных низов усиливало в их среде надежду на пришествие неземного, сверхъестественного спасителя. Это дало основание французскому историку Шарлю Эншлену сказать: «Христос победил потому, что потерпел поражение Спартак».

Разложение верхов

Всеобщее брожение и недовольство, отражавшие глубинные процессы, совершавшиеся в недрах римского общества, не были уделом лишь эксплуатируемых масс и народов порабощенных стран. Тлетворное дыхание всеобщего кризиса рабства ощущается и в высших слоях римского общества. Колоссальные богатства сосредоточиваются в руках небольшой части римских патрициев и всадников. Эти богатства не только ослепляют неимущих, но и развращают их обладателей. Пресыщенные бесконечными увеселениями и вечным ничегонеделанием, богатые римляне проявляют невероятную изобретательность, чтобы хоть чем-то заполнить свою жизнь и занять досуг. Ночь отводится для деловых переговоров, визитов и пиров, дневные часы — для сна и отдыха. Здоровый вкус заменяется гастрономической изощренностью. Знаменитый римский обжора Лициний Лукулл угощает своих гостей паштетом из соловьиных языков. Вслед за пищей принимается рвотное, чтобы можно было вновь приступить к пиршеству. Сенека рассказывает об одном таком обеде стоимостью в 10 миллионов сестерциев. Причудой римских аристократов становится разведение великолепных садов, диковинных животных и садков с дорогой рыбой. Все это, в их глазах, бесконечно выше жизни раба или простого человека. Хищных рыб мурен, предназначенных для пиршеств аристократов, откармливают человеческим мясом. И в то же время Красс, по сообщению одного римского писателя, надел траур, когда сдохла его любимая мурена. Пресыщенные жизнью, римские патриции и всадники предаются самому чудовищному разврату. Недаром в одном из ранних христианских произведений, Откровении Иоанна, Рим назывался «вавилонской блудницей».

Все это сопровождается постепенным спадом интереса со стороны господствующих классов к философии и литературе. Сенека с горечью говорит о богачах, которые покупают книги только для того, чтобы украсить ими свои столовые, и даже не читают их заглавий. В этих условиях развивается настроение, отрицающее всякий смысл земного существования, среди аристократов становятся модными самоубийства. Пышно расцветают представления о том, что подлинный смысл жизни можно обрести лишь в потустороннем, загробном существовании. В трудах философов-стоиков, и особенно у Сенеки, все чаще проскальзывает мысль о том, что современное общество должно быть спасено каким-то сверхъестественным героем, чуждым моральной испорченности и пороков земного мира. Господствующие классы Рима этого времени напоминают людей, пирующих на вершине гигантского вулкана и возлагающих надежды на свое спасение на сверхъестественные силы.

Как видно, общий упадок, охвативший римское общество в I–III веках н. э., порождает сложную гамму настроений и иллюзий. Это прежде всего общее недовольство существующим порядком вещей, переходящее у рабов в ненависть, а у рабовладельцев проявляющееся в виде мрачных предчувствий.

Но Римская империя была еще достаточно сильна, чтобы подавить любое открытое выступление. Бессилие страждущих и обездоленных приводит к поискам религиозного утешения. Мир чудовищных человеческих страданий и противоречий создает питательную среду для новой религии, способную, говоря словами Маркса, стать «сердцем бессердечного мира». Ни одна из старых религий, освящая своим авторитетом рабство, не давала рабам никакого утешения, не оставляла никакой надежды на лучшую жизнь даже в загробном мире. Греческая и римская религия вообще рассматривали загробное царство теней как место ужасов и беспросветной тьмы. Те же из восточных культов, которые признавали воскресение и переселение душ в райские сады, и там отводили лучшие места знатным и богатым. К тому же каждая из существовавших религий носила на себе следы местной ограниченности. Обряды одной религии, жреческий ритуал, система жертвоприношений, культовые ограничения в пище были, как правило, неприемлемыми для представителей других народностей. Все религии древности не только возникали на узкой племенной или народной основе, но и могли существовать только, пока существовала эта основа. Завоевание одного народа другим означало вместе с тем и победу богов завоевателей над богами побежденных. Римляне, завоевавшие к середине I века н. э. почти все Средиземноморье, не только распространили повсюду культ своих богов, но и пытались включить в свой собственный пантеон наиболее популярные божества покоренных народностей. Но народы покоренных стран не могли принять римскую религию, во-первых, потому, что она была фактическим отражением жизни небольшого народа и совсем не годилась для масштабов мировой империи, а во-вторых, потому, что естественную ненависть к