Франсуаза, или Путь к леднику - Сергей Носов

У Джона в конечном итоге прошло – задолго до того, как спустились в долину. Кажется, он очень хотел показать нам, что все о’кей, он в порядке вполне: восхищался открыто и больше других тем, что видел и что видели мы. Горами неожиданно медного цвета. Песчаной пустыней.

Всего было три или четыре перевала, с перевалами так: можно сбиться и в пределах этого счета.

На перевал Баралача мы поднимаемся по узкому снежному коридору, стены иногда выше двухэтажного дома. На самом перевале – снежная гладь. Здесь, на Баралача Ла, мы узнаем, что такое высокогорная автомобильная пробка. Дорога по снегу проходит в одну колею, а тут на высоте почти пяти километров застрял бензовоз. С обеих сторон выстроились десятки машин и больше всего бензовозов. Странно видеть в снегах полицейского, он уже несколько часов пытается навести порядок. Организовал мужчин прорубать в промерзшем снегу обходной путь – нет лопат, но много ломов. Индусы ли, не индусы ли – все тут при деле: одни колют лед ломами (в основном это индусы, большинство из них – сикхи в тюрбанах), условные европейцы (много таких) перетаскивают на руках куски твердого наста и льда. Перчаток и варежек нет ни у кого – в Индии это не предмет первой необходимости. Я вместе с немцами таскаю лед, вынимать куски приходится из воды, быстро наполняющей колею, все труднее подступиться к воде, у всех мокрые ноги. Когда руки замерзают слишком, место уступаем другим, а сами присоединяемся к тем, кто носит камни из ручья. Пожалуй, это речка, а не ручей – черной полосой она пересекает дорогу, несется по камням из-под снежного наста и снова убегает под снег. Водитель в синем тюрбане что-то кричит мне и машет рукой – нельзя ходить где иду: провалюсь, унесет под настом течением с горы. Вижу пожилого монаха, похожего на актера С., он в красном платье до пят и несет камень на руках, словно грудного ребенка. Время от времени пытаются сдвинуть с места застрявший бензовоз – машина с ревом буксует, а по десятку индусов, с обеих сторон упираясь руками, раскачивают ее на колесах, громко крича. Под колеса подкладывают камни, все больше и больше воды в колее. Скоро стемнеет. Горы меняют свет, тихо гаснут. Величественная красота заснеженных гор плохо вяжется с облаком выхлопных газов. Уже известно, что Ротанг Ла сегодня не был открыт. Если повезет, остановимся в Кейлонге, но все к тому, что будем ночевать на перевале. Холодновато. Что-то с шеей не так. А я и позабыл о тебе, Франсуаза.

19

Адмиралов был наряжен в старый тулуп с плеча психотерапевта Крачуна. Валенки он купил себе сам, а галоши в комплект к валенкам тоже одолжил Крачун. Он же снабдил Адмиралова ящиком для подледного лова, таких ящиков у Крачуна было несколько, все, кроме двух, он хранил в гараже, а теми двумя пользовался попеременно.

На подледную рыбалку каждый отправляется со своим ящиком.

Бур на троих был один, он принадлежал Фурину, – договорились, что Крачун свой не возьмет. Четыре удочки-коротышечки, составлявшие главное содержание ящика Адмиралова, тоже были отобраны Крачуном из его несметного собрания снастей для подледного лова. Адмиралов даже предположить не мог, что респектабельные психотерапевты могут быть столь фанатичными приверженцами зимней рыбалки.

Отправились первой утренней электричкой, вагоны были битком набиты рыбаками, но Фурину, пришедшему заблаговременно на вокзал, удалось занять места во втором вагоне от головы поезда, где и была назначена встреча. Так что Фурин, Крачун и Адмиралов ехали сидя, а не стоймя.

По вагонам ходили, толкаясь плечами, предприимчивые мужички со следами алкогольной зависимости на хмурых лицах – продавцы червей, мотыля, опарыша. Оба психотерапевта еще накануне озаботились приобретением высококачественной наживки, но тем не менее – на всякий случай – оба дополнительно купили по маленькому пакетику у здешних вагонных распространителей: Фурин – опарыша, Крачун – мотыля. Адмиралов тоже хотел купить за компанию, но ему сказали, что дадут, и он не купил.

Неправильно думать, что Адмиралов так уж сильно хотел попасть на подледную рыбалку. Скорее наоборот, он бы предпочел избежать ледового похода далеко в залив, он бы предпочел в субботу выспаться хорошенько (ничто, впрочем, ему не мешало сделать это в любой другой день недели), но Крачун еще с понедельника демонстрировал напористость и, что главное, инициативу: так и не испросив на то согласия Адмиралова, сам его экипировал с необыкновенной тщательностью, причем об успехах экипирования принудительно оповещал Адмиралова посредством внезапных телефонных соединений. Адмиралов не нашел в себе силы противостоять натиску.

В электричке ему досталось место у окна, за окном было темно, психотерапевты обсуждали мормышки, крючки, грузила, разновидности удочек, Адмиралов еще долго думал о странностях жизни, но задремал, как только Фурин и Крачун стали говорить о работе. Сначала они говорили о психотерапевтической пользе подледного лова и преимуществах электрички перед автомобилем, потом о технических аспектах экзистенциальной психотерапии. Адмиралов сквозь дремоту слышал слова «когнитивистский», «сензитивность», «аутосуггестия». Ему казалось, что в голове шевелятся геометрические фигуры с острыми, прямыми и тупыми углами – треугольники, параллелограммы, трапеции… Фамилия Гущин вывела Адмиралова из забытья, он вспомнил, что Гущин – школьный товарищ его жены. Адмиралов слушал, что говорят про Гущина, которого он ни разу в жизни не видел, и как бы видел его перед глазами – как бы во сне, такая увлекательная излагалась история. Доктор Крачун рассказывал доктору Фурину, как недавно встретил на улице Сему Гущина, тот шел и весь просто сиял от счастья (Адмиралов представил счастливого человека), при этом у него была рассечена бровь, заплыл глаз, а на лбу красовался внушительный синяк (Адмиралов и это представил). Крачун в первый момент подумал даже, что Гущина только что припаял троллейбус и что он в состоянии шока (воображение Адмиралова мгновенно нарисовало картину). Но Гущин с радостью рассказал, как было на самом деле. Оказывается, он занимается с шестилетним мальчиком, аутистом, – приходит к нему домой. Сеанс длится около часа. Он, сидя на полу, пытается увлечь мальчика какими-то играми, рассказывает ему по своей методе какие-то специальные истории, а мама мальчика тем временем готовит, не вмешиваясь, ужин на кухне. Собственно, сеансов было всего два. Гущин возвращался со второго. Он сказал, что случай ему с самого начала казался непростым, с малоблагоприятным прогнозом, но сегодня, на втором сеансе, в самом конце произошло, причем совершенно для него неожиданно, важнейшее событие. Когда настало время уходить, он, прежде чем подняться с пола, произнес прощальные слова примерно следующего содержания: «Ну хорошо, Петя, мы с тобой замечательно пообщались. Жди меня, я приду в пятницу». Услышав это, Петя схватил кувшин для поливки цветов и что было силы запустил им в голову Гущина. Представляешь? – спросил Крачун доктора Фурина, рассказав ему эту историю. Какой молодец! – воскликнул Фурин.

Тут Адмиралов не выдержал и открыл глаза:

– Кто молодец?

– Оба молодцы, – сказал Крачун.

– Поймите, – сказал Адмиралову доктор Фурин, – аутист пошел на контакт. Неважно на какой, главное – это контакт. На втором сеансе, и такой успех!

Адмиралов пожал плечами. В тулупе было жарко, Адмиралов уже вспотел. Пуговицы расстегнуть он давно расстегнул, но снять тулуп догадался только сейчас, когда подъезжали. Поэтому и не стал снимать тулуп – все равно приехали.

Приехали затемно. Из поезда вышли человек триста. Побрели толпой по дороге к заливу. Пока шли, растянулись на полкилометра и теперь шли один за другим – так и вышли на лед вереницей. Адмиралов шел за доктором Фуриным, следом за Адмираловым шел Крачун. Шли долго по льду, чуть ли не час. Шли и шли. Шли и шли. Пока шли, почти рассвело. Адмиралов часто оглядывался, не исчез ли берег из виду. Рыбаки постепенно покидали цепь, рассредоточивались по сторонам. Наконец и впереди идущий Фурин остановился.

– Так? – спросил Крачуна через плечо Адмиралова. – Давай за те торосы, там ветра меньше.

– Нет, уклейка берет там.

Доктор Фурин посмотрел, куда указал доктор Крачун, и согласился.

Залив большой, места всем хватит. Нашли себе место в стороне от других рыбаков.

А некоторые так и шли вперед. Некоторые уже так далеко ушли, что были едва различимы. Адмиралов смотрел в даль залива.

– Корюшатники, им далеко, – сказал Фурин.

– А мы здесь, – добавил Крачун.

Лунок насверлили.

Сели на ящики. Стали ловить.

Крачун и Адмиралов ловили на мотыля, а Фурин ловил сразу и на мотыля, и на опарыша, эту комбинированную наживку он называл сэндвичем.

Крачун опарышем пренебрегал по эстетическим соображениям. Так он сказал.

– Все, что естественно, не безобразно, – опустился до банальности Фурин. – В тебе говорят детские комплексы. Деревянная уборная в пионерском лагере… Ты боишься ее.