H2O - Яна Дубинянская

(за скобками)

Казалось, после того, как зарегистрируют и разберут по домам приехавших ночью, чьи толпы к утру совершенно заполонили ДК и скверик перед ним, станет полегче. Ничего подобного. Народ прибывал и прибывал, вился нескончаемой анакондой, возбужденно галдел, хлопал растерянными глазами и постоянно вскидывал руки, чтобы коснуться чьего-то плеча. Женькино плечо уже ощутимо побаливало, вроде крепатуры после тренировки, только с одной стороны.

Оксана сидела на регистрации, сверялась со списками, ставила галочку или дописывала новую фамилию внизу, выдавала буклет и салатовую ленточку. Сначала она продергивала эти ленточки в верхнюю петлю одежды каждого гостя и завязывала красивым бантиком, потом на узелок, но теперь просто отдавала в руки и, улыбнувшись напоследок, оборачивалась к следующему в очереди. Но улыбаться не забывала. Ни разу.

Гия, Олег, близнецы или кто-нибудь еще из ребят каждые четверть часа формировали группы и куда-то уводили — надо думать, пока еще было куда. Краснова носилась по ДК, словно пуля со смещенным центром тяжести, скашивая всех на своем пути. Женька однажды пересекся с ней, выслушал, что все накрывается к такой-то матери из-за таких-то и таких-то накладок, случившихся, разумеется, по его личной вине. Слушать его жалкие оправдания она не стала, понеслась дальше. Больше Женька старался ей не попадаться.

Не было Виктора. Дополнительные списки давно превысили основные, буклетов осталось полпачки, запаса ленточек тоже явно не хватало на всех (Оксана придумала разрезать оставшиеся напополам и подпрягла для этого Женьку), нерешенные оргмоменты множились, как инфузории-туфельки, — а Виктора не было. Краснова материлась уже безадресно и в полный голос. Новоприбывшие смущенно улыбались и клали руки друг другу на плечи.

— Я не могу, — прошептала Оксана; по-школьному размяла пальцы, сжимая и разжимая кулак. Позвала: — Тань, можно тебя?

Краснова как раз срикошетила от стола. Обернулась:

— Проблемы?

— Подмени меня на минуточку, хорошо? Я сейчас… — Оксана виновато покосилась на очередь.

— В туалет? Давай, только быстро, — голоса Краснова, естественно, не понизила. Глянула на Женьку: — А ты чего тут торчишь?

— Ленточки разрезаю.

— Ленточки! Бери группу и марш в общагу. Блин, ну где его носит?! — она вынула мобилку и в надцатый раз отстучала Викторов номер; Женька услышал что-то нежное про недоступного абонента. Вскинула гневный взгляд из-под косы: — Ты еще здесь?!!

Женька ретировался. Вышел во двор и осмотрелся в поисках потенциальной группы. Зарегистрированные опознавались легко: они либо гордо светили салатовыми ленточками, либо выпячивали грудь перед товарищами, чаще девчонками, колдовавшими над бантиками в петле. Женька тихонько прокашлялся и объявил:

— Человек семь-восемь — ко мне! Неместных, — срочно уточнил он, увидев, сколько народу повернули головы. Впрочем, местных среди них, скорее всего, и не было.

Группа стянулась кольцом, волоча за собой рюкзаки и спортивные сумки. Десятка два, не меньше, прикинул на глаз Женька. Брать всех — или отсчитать правильное количество, как учил накануне Виктор? Но он же тогда не знал, насколько много их будет. Никто не знал. И предположить не мог.

— Кто откуда? — спросил он для начала.

Приезжие нестройно загудели:

— Збнув…

— Коболево…

— Дмитрозаводск…

— Перелесье…

— Святокаменская область…

У них был разный выговор, голоса, лица — и совершенно одинаковое выражение глаз, полных восхищенного ожидания. Очутившись в точке пересечения их взглядов, Женька вдруг почувствовал себя невероятно легким и большим, словно дирижабль, накаченный гелием. Он совершенно точно знал, что стоит сказать слово — и эти ребята пойдут за ним — за ним!!! — куда угодно, и это ощущение нельзя было сравнить ни с чем, даже… Чуть-чуть покраснел, как всегда, когда вспоминал об Оксане. И предложил:

— Идемте, покажу вам общежитие. Только не все сразу.

Он двинулся с места, и приехавшие потянулись за ним. Кажется, все-таки сразу все. Ничего, как-нибудь. На месте разберемся.

На выходе из ДК попался ментовский патруль: трое мужиков в фуражках с любопытством оглядели толпу, но без проблем проследовали мимо. Женька перевел дыхание: на маленьких группах Виктор настаивал именно для того, чтобы не привлекать раньше времени внимания милиции. С другой стороны, как это практически — скрыть от ментовских и чьих-либо еще глаз все растущую толпу в сквере? Им встретилась еще одна группка из пяти-шести неформальных девчонок с рюкзачками на плечах. Одна из них топорщилась дреддами, перевитыми ярко-салатовыми ленточками, а у другой вся ее минимальная прическа была выкрашена в тот же свободный, победный цвет.

К общаге подошли, как было намечено стрелкой на топографическом плане, с тыльной стороны, где унылые ряды окон украшали вывешенные наружу пакеты с продуктами и веревочки с девчачьими трусами. Створка туалета на первом этаже, к счастью, была приоткрыта; Женька боялся, что за время его отсутствия кто-нибудь закроет ее на шпингалет. Приезжие сгрудились вокруг, образовав неслабую и небеззвучную толпу. В окнах начали появляться первые головы.

— Собственно, вот, — пробормотал Женька.

Из окна соответственно несло, рама поскрипывала на перекошенной петле. Гелиевый кураж, на котором только что было раз плюнуть взмыть в небо, испарялся, сдувался на глазах.

— Туда… лезть? — тоненько уточнила какая-то девчонка.

— Я подсажу, — с готовностью шагнул к ней здоровенный парень, незнакомый — судя по тому, как она шарахнулась в сторону.

Женька сглотнул. Надо было что-то сказать, срочно, уже, и открывая рот, он совершенно не был уверен, что они найдутся, правильные слова:

— Вперед, ребята. Это же путь к свободе. Мало ли какие к ней бывают пути.

Все грохнули оглушительно и дружно, какой-то парень уже влез вовнутрь и подал руку своей девчонке, а за ними, хохоча, прикалываясь и передавая друг другу сумки, полезли остальные.

— Да куды ж то вы?!

Он обернулся, и с десяток оставшихся внизу обернулись синхронно с ним.

Вахтерша баба Поля стояла в четырех шагах, уперев ручищи в бочонкообразные бока и озирая группу прищуренными невидимыми глазками.

— Ой, — пискнуло сверху, из окна.

И стало тихо.

— Шо ж то вы лазите? — укоризненно сказала баба Поля. — Йшлы б уже через двери, ребятки.

Развернулась и зашагала к центральному входу, размахивая смятой брошюркой цвета весенней листвы.

ГЛАВА VII

— Ну да, Свенсен. По мужу. Олаф Свенсен, один из совладельцев рыбзавода, ты, по идее, должен был слышать.

— По идее. А почему — Анна?

— Потому что «Татьяна» здесь никому не выговорить. А «Таня» мне никогда не нравилось.

— Я не знал.

— Да что ты вообще знал?

Она засмеялась. Она все время смеялась, щурясь из-за хрустального бокала. Бокалы для шампанского в «Колесе» оказались узкие и высокие, словно многогранные искристые шпили на башнях, и Олегу никак не удавалось как следует рассмотреть ее лицо. А само шампанское было, если честно, не очень.

— Ты давно здесь живешь?

— Всю жизнь. А ты — месяца полтора, так?

— Уже, считай, два. В пятницу вроде бы первое число.

— И до сих пор снег. Кошмар, скажи? Никогда раньше такого не было.

— Никогда?

— Подожди… Говорят, в двадцатом, в первый посткризисный год. Тогда, как назло, была жутко холодная затяжная зима… А в этом году — недоразумение какое-то. Слушай, а что это мы все о погоде, как воспитанные барышни?

И снова засмеялась, сверкая зубами, кафельно-белыми, каких от рождения ни у кого не бывает, и у нее, насколько припоминалось, не было раньше тоже. О том, что она красит волосы, Олег узнал сразу же, как только обмолвился о ее короткой стрижке. Лучший способ поседеть, да. Она тоже помнила.

Она помнила слишком многое.

И она жила здесь.

— Как ты узнала, что я приехал?

— Была по делам в вашем поселке и увидела. Ты бегал с собакой.

— А почему не подошла?

— Не знаю. С тобой так не бывает? Чтобы увидеть старого знакомого и не подойти. По вороху причин, каждая из которых в отдельности полная ерунда.

— Где ты взяла мой емейл?

Пожала плечами:

— Нашла. Поискала и нашла в сети.

— Где?

— На каком-то форуме, не помню… Ладно, раз уж мы встретились, больше писать не буду. А ты занервничал, правда? Или, скажешь, тебя всю жизнь одолевают анонимные поклонницы?

И снова она слепила кафельными зубами, и щурилась, и дробилась, растворялась в радужных гранях высокого бокала. С ней было весело и хорошо, как всегда бывает хорошо и весело с давним другом или даже врагом, случайно встреченным в чужой стране, в далеком городе. Обманчивое, физиологическое чувство — кто бы мог подумать, что оно окажется таким непобедимым. Сильнее тревоги, сильнее законного страха, сильнее раз и навсегда определенных представлений о нормальной жизни, с которыми эта встреча шла решительно вразрез.