Долгий путь домой - Вергилия Коулл

На миг одолели сомнения: играет или действительно сопереживает? Биру ждал моего ответа, и в его взгляде я не нашла ни хитринки. Зато ощутила, как слегка подрагивают его руки, удерживая мою ладонь. Он что-то чувствует ко мне? Или изображает влюбленность? Кровь прилила к лицу, и я поспешила отвернуться. Тут же вздрогнула, рассмотрев, наконец, что же за рамки украшают стены.

Фоторамки. Примерно такие, как мне доводилось видеть в домике Тхассу.

Я освободилась от хватки принца и подошла ближе. Нерешительно коснулась пальцем ближайшей кнопки включения. Экран вспыхнул и засветился. На нем появилось детское лицо. Младенец. Маленький человек. Жизнерадостная улыбка. Я перелистнула снимок. И еще. И еще. Все тот же ребенок, в разной одежде. То лежащий, то пытающийся сидеть. И даже делающий первые шаги. Наконец, я увидела его на руках у матери. Женщина светилась счастьем.

Биру не пытался вмешаться или остановить меня, и тогда я перешла к следующей фоторамке. Включила ее. Подруги. Несколько девушек за столом. Потом изображение парочки. Похоже, влюбленные. Он нежно держит ее за руку, совсем как Биру — меня недавно.

Я двинулась вдоль стены, разглядывая такие разные, такие незнакомые и вместе с тем понятные и близкие эпизоды человеческой жизни. Кое-где попадались просто фотографии красивых цветов или заката. Кусочки дорогих воспоминаний кого-то. Я дошла почти до трона Биру и только тогда заставила себя остановиться. Повернулась к правителю.

— Кто это?

Он улыбнулся растерянной и слегка виноватой улыбкой. Пожал плечами.

— Я не знаю.

— Не знаешь?! — я обвела взглядом помещение и тряхнула головой. — Биру… у тебя весь тронный зал завешан изображениями людей, которых ты не знаешь?!

— Это моя коллекция, — мне показалось, что на его скулах заиграл румянец, словно полукровка признавался в чем-то сокровенном и стеснялся этого. Он погладил край одной из фоторамок, мечтательно посмотрел на уже погасающий экран. — Иногда я придумываю им имена. Историю жизни. Представляю, кем они были или стали бы, когда выросли. Представляю… себя на их месте.

— Где ты их взял? — я поежилась от жуткого ощущения.

Похоже, Биру не врал, когда говорил, что мечтал стать человеком, жить, как человек. Теперь, когда он стоял перед этими фотографиями, я не могла отделаться от ощущения, что правитель страстно желал бы поменяться местами с любым из изображенных на снимках.

— В заброшенной колонии, — ответил Биру на мой вопрос. — Там осталось много вещей, а я унаследовал от матери увлечение коллекционированием. У меня несколько коллекций. Это одна из них.

— В той колонии, где все умерли от эпидемии пузырчатой болезни? — уточнила я. — Все эти люди… мертвы?!

— Думаю, да, — он помолчал и вдруг спросил беззащитным голосом: — Тебе не нравится?

Не нравились ли мне изображения покойников, смотрящих на меня со стен?! Я сглотнула, подбирая слова.

— Это… непривычно.

— Тебе не нравится, — угрюмо заключил Биру. — Ты права, это отвратительно.

Резким движением он сдернул ближайшую рамку и стиснул ее в ладонях. Лицо так перекосилось от боли, словно я только что его ударила в самое слабое место. И тут все стало понятно. Я подошла и схватила принца за запястья, удерживая от того, чтобы он в сердцах не вздумал швырнуть прибор об пол.

— Не смей снимать их, — приказала я, — это твой способ бороться со схуром внутри тебя. Значит, они должны висеть здесь.

Биру поднял на меня недоверчивый взгляд.

— Ты что-то понимаешь в наших верованиях, госпожа?

— Кай рассказывал мне, — кивнула я, — поэтому немного разбираюсь. Ты очень любил мать, Биру. Твой схур стал есть тебя после ее смерти, не так ли? Тогда ты научился бороться с тоской. Никто не имеет права осуждать тебя в этом.

Он, почти не глядя, вернул рамку на стену. Медленно, как сомнамбула. Снова уставился на меня. Я испытала прилив жара. Стояла и не могла двинуться с места под прицелом зеленых глаз полукровки. В глубине души он тоже был простым, ранимым, страдающим без любви. Как Кай. Как Бизон. Как я сама.

— А как ты борешься со своим схуром? — вполголоса поинтересовался Биру.

Хороший вопрос. Наверно, я успела задать его себе уже тысячу раз прежде.

— Не знаю, — призналась я. — Никак. Мне не хочется бороться. По крайней мере, сейчас.

— Кай знает об этом?

Меня словно ледяной водой окатили. Что я делаю?! Стою тут и откровенничаю с правителем! Ладно бы, если бы выслушивала его откровения. Но в ответ невольно раскрылась сама! Впредь стоит вести себя осторожнее.

— Кай знает обо мне все, — отрезала я, сделав шаг назад.

Биру тоже нацепил на себя невозмутимый вид. Он обошел меня, уселся в свое кресло и принял величественную позу.

— Но ты ведь искала меня не за этим, госпожа? Так что привело тебя сюда?

Я осталась стоять перед ним, внезапно ощутив истинное положение вещей. Как бы Биру ни общался с нами на равных, как бы ни пытался казаться проще, но в этот миг он выглядел тем, кем и являлся: повелителем. Его широкие плечи развернулись, подбородок приподнялся, глаза с магнетическими зрачками смотрели свысока. Вряд ли полукровка специально старался произвести впечатление, скорее метаморфозы произошли в нем на уровне инстинктов. Я вдруг представила его сидящим здесь и решающим судьбу своего народа, и заготовленная речь, которую продумывала, ворочаясь накануне без сна, вылетела из головы.

— Сколько жителей в твоем поселении, Биру? — выпалила я.

Он повел бровью, но других признаков удивления не выказал.

— Около пяти тысяч. Но мои земли не ограничиваются только этим поселением. Есть еще. Одно — южнее. Два — на западе в равной удаленности. Еще есть более мелкие, они разбросаны в лесах на севере.

— А восточнее?

— Восточнее лежат земли схуров. Это не моя территория.

Биру отвечал без запинки, его голос звучал спокойно. Сколько я не прислушивалась и не приглядывалась, не нашла признака, что полукровка желает скрыть наше местонахождение.

— Значит, твое поселение на границе земель? — уточнила я.

— Да. Практически, — он кивнул. — Я планировал в ближайшие дни выбраться с тобой и Каем на прогулку. На юге есть роща. Там растут особенные деревья. В это время года, перед наступлением самых холодов, их листья становятся ярко-розовыми. Кроме того, они приобретают сладкий вкус. Птицы кормятся ими с удовольствием, но и нам можно полакомиться — они не ядовиты. В северные леса ходить не советую: слишком близко к логову волчьего племени.

Я промолчала, но про себя отметила, что, похоже, эти леса раскинулись недалеко от ущелья, по которому мы с Каем и Бизоном спасались от дикарей и угодили в лапы охотниц.